говорить о такихъ случаяхъ, когда передъ подобными "судьями", по доносу въ большинствЪ случаевъ жалкаго „людця"- мазепинца, цЪлыя села обвинялись въ откpытомъ "pyccoфильствЪ"? He рЪдко кончались oни несколькими разстрЪлами, а въ лучшемъ случаЪ сожженiемъ села. Широкая публика объ этомъ не могла знать подробно въ тЪ знойные дни всеобщаго военнаго угара, а еще меньше она знаетъ сейчасъ».
Подобных указаний на жестокость австрийцев хватает с избытком, тогда как касательно россиян вы их, пожалуй, не встретите. Разве только у «специалистов историков», и первым кто «приловил» русских на «горячем» был, конечно же Грушевский. Именно с его подачи сегодня любят пописывать о том, как с Галичины «осуществлялись массовые депортации в далекую Сибирь представителей украинской интеллигенции, которые проявили себя как борцы за национальное возрождение». Более того сгоняли женщин, детей…. Так во всяком случае в своей «Иллюстрированной Истории Украины», вышедшей осенью 1917 года в Киеве, писал Грушевский. В ней он в частности пишет что ему «…рассказывал очевидец, врач из Москвы, как, принимаючи такие «беженские» (выселенческие) поезда, он видел товарные вагоны, набитые только детьми, которые поголовно вымерли или посходили с ума». Правда, приводя такое серьёзное обвинение, профессор истории не называет ни имя врача, ни станцию, где этот врач столкнулся с таким великолепным сюжетом для фильма ужасов. Скорее всего, Грушевский видел, что так действовали австрийцы, сгоняя русских людей перед войной вглубь империи и «пакуя» ими концентрационные лагеря. Как результат, когда была занята русскими войсками Галичина и канцелярия губернатора нуждалась в вольнонаемных «писцах», однако «среди местных галичан, владеющих русским языком и более или менее знакомых с канцелярскою работой, вовсе не оказалось подходящих лиц». Пришлось привезти «писцов» из России. Вся интеллигенция все грамотные люди оказались в лагерях или казнены. В лагерях оказались и многие униатские священники, не пошедшие за своим митрополитом. Гусев же излагает всё с точностью до наоборот: «Особым преследованиям, – пишет он, - подвергалась греко-католическая церковь, многие ее служители были отправлены в глубь России, проводилась работа по превращению ее приверженцев в православных. В сентябре 1914 года из Львова был вывезен и заключен в Суздальский монастырь А.Шептицкий, где он находился до свержения царского самодержавия, снискав себе авторитет у своих земляков бесстрашным поведением. Шовинистическая политика царской оккупационной администрации в Галиции вызвала возмущение демократической общественности».
Конечно, депортация явных врагов России производилась, но совершенно не в том громадном масштабе, как её показывают гусевы и грушевские. Что же касается Шептицкого, то Брусилов по этому поводу писал: «Униатский митрополит граф Шептицкий, явный враг России, который с давних пор неизменно агитировал против нас, по вступлению русских войск во Львов был, по моему приказанию, предварительно арестован домашним арестом. Я его потребовал к себе с предложением дать честное слово, что он никаких враждебных действий, как явных, так и тайных против нас предпринимать не будет, в таком случае я брал на себя разрешить ему остаться во Львове с исполнением его духовных обязанностей. Он охотно дал мне слово, но, к сожалению, вслед за сим начал опять мутить и произносить церковные проповеди, явно нам враждебные. В виду этого я его выслал в Киев в распоряжение главнокомандующего».
На самом деле, вероятно, религиозный вопрос русской администрацией решался вполне тактично. 28 сентября 1914 года Николай II дал указание «осторожного разрешения религиозного вопроса в Галиции». В особенности это касалось перехода жителей края из униатства в православие, что, как мы уже знаем, имело место в Галичине и на Буковине ещё задолго до прихода туда русских войск. Последовавшие же практические распоряжения если и вызывали недовольство, то только у местных русофилов, которые были более последовательными и решительными сторонниками пророссийской и антипольской политики, чем российская администрация. Методы российской администрации исключали насильственный и ограничивали стихийный переход греко-католических приходов в православие. Переход разрешался, только если 75 % явившихся на сход представителей дворов, вместо своего постоянного униатского священника пожелали бы иметь православного. Но и в этом случае православный священник обязывался предоставить оставшемуся униатскому священнику возможность совершать богослужения и пользоваться церковной утварью. От униатских и католических священников не требовались молитвы за российского императора, но были запрещены молитвы за австрийского цесаря. Не редко прихожане сами упрашивали, чтобы им поставили священника, так как прежние были схвачены австрийскими властями.
Вы никогда не задумывались над тем вопросом, что заставляет нас врать. Почему врёт своим гражданам государство: президент, депутаты, министры? Почему нам врут историки? Что порождает враньё?
Вспомните ваше детство. Вы приходите со школы, и насилу тащите свой портфель. Его оттягивает огромная пара в дневнике. А на вопрос родителей – «Как дела в школе»? Отвечаете –«Всё нормально».
- «А что сегодня получил?»
- «Да ничего не получил – не спрашивали».
Вы знаете, что всё равно не сегодня - завтра о двойке узнают, но всё же сказать боитесь. Вас накажут, посадят на весь день за уроки, и про улицу придётся забыть, а как раз сегодня у вас важный футбольный матч с ребятами из соседнего двора. Вы боитесь наказания. Именно страх заставляет вас врать. Врёт тот, кто боится.
Кого боится государство, а особенно, такое как у нас? Оно боится своего народа.
Кого боится историк - государства? Возможно. Но ещё он боится быть не признанным. Это особенно касается тех, кто чувствует, что силёнок и таланта, для какого-нибудь сенсационного открытия, для гениальной работы у него маловато. В мире науки сиять ему не светит, а хочется. Но есть выход. Помоги государству – оно поможет тебе. И историк помогает государству обманывать людей. Конечно, далеко не каждый, а только особо блистающий трусостью и бездарностью. Вот потому брехолог Гусев и пишет: «Отступление русских из захваченных западноукраинских земель принесло новые тяжелые испытания населению Галиции, откуда оккупационными властями начались массовые выселения украинцев. Значительная часть из них без необходимого обеспечения, продуктов питания, медицинского обслуживания, элементарных бытовых условий по дороге к Уралу и еще дальше погибла».
О массовых выселения жителей вглубь страны писал и современник тех событий Андрей Полетика. Тот самый Полетика, одного из предков которого считают причастным к написанию «Истории Русов» и который о себе писал: «Род наш, по-видимому, вышел из Польши и за время XVI-XVII столетий осел на левобережной Украине, где в XVIII и первой половине XIX веков Полетики владели большими поместьями на территории Полтавщины, Черниговщины и Харьковщины. Не занимая высоких государственных постов, представители нашего рода были связаны с политической и культурной жизнью России и Украины, отличаясь любовью к науке и литературе». Сам Андрей Полетика решил пойти по стопам своих предков и взял на себя не лёгкую задачу, описать для будущих поколений те бурные события начала XX столетия, свидетелем которых он был. В своих «Воспоминаниях» он пишет, что действительно: «Отступление армии сопровождалось эвакуацией населения, промышленных и торговых предприятий, скота и т.д. Но… - «Из Галиции вывезли, главным образом, военные учреждения, склады, подвижной состав Галицийских ж.-д. (12 000 вагонов), для чего на приграничных железных дорогах были построены более узкие пути». То есть, всё что удалось захватить решили не оставлять противнику и при отступлении отправляли в Россию. О мирном населении, сгоняемом за Урал, нет ни слова. В тоже время, опасаясь, что враг способен продвинуться вглубь Российской империи эвакуировали всё ценное - всё то, что могло послужить противнику и оттуда. «При эвакуации областей Российской империи, - пишет Полетика, - вывозилось не только огромное количество военного имущества, но эвакуировали и целые густонаселенные промышленные районы, и крупные города (Варшава, Лодзь, Вильно) с их фабриками и заводами, мастерскими, административными учреждениями, лазаретами и многими тысячами жителей». Действительно, с территории Российской империи которой угрожал захват противником выселения производились и условия в которых оказывались выселенцы, особенно евреи, которых, как известно, в России, мягко говоря, не жаловали, порой были очень тяжёлыми. – «Мне пришлось видеть некоторых из этих беженцев (евреев Н.Г.) осенью и зимой 1915 г. в Саратове, - читаем у Полетики, - и их рассказы об «эвакуации» нельзя было слушать без негодования и боли». Но, будучи сам в эвакуации в городе Саратове он об условиях своей эвакуации особо не возмущался и писал: «Угроза Киеву стала настолько осязательной, что правительство летом 1915 г. решило эвакуировать Киевский Университет в Саратов…
В середине сентября наш университет - профессура и студенты - уехали в Саратов. Нам дали 2 или 3 поезда. Библиотека, лаборатории и оборудование остались в Киеве. Базой наших занятий стал организованный накануне войны (1912 г.) Саратовский университет.
Новый учебный год в Саратове я начал хорошо. Нас, студентов, поселили в здании Саратовской консерватории, построив в аудиториях нары. Жизнь была шумная, неустроенная и неуютная. Студенты ходили группами по городу в поисках комнат на частных квартирах. И тут мне повезло…».
Если мы посмотрим на положение нынешних беженцев из так называемых «горячих точек», то увидим, что их положение часто бывает намного хуже. К тому же, читая мемуары участников войны, в том числе и записки моего деда я подозреваю Полетику в некоторой предвзятости и сгущении красок. Причина весьма банальная - он был, как и большинство молодёжи того времени, сторонником демократических перемен, и всё что делал царь и его правительство не могло не вызывает в нём справедливого негодования.
Действительно же в Россию с отступающей русской армией ушло более двухсот тысяч одних только галицких беженцев. Но только вот принудительным выселением ли это было? - как это пытается преподнести Гусев.
Священник из села Побережье Иван Бирчак рисует эту картину совсем иными красками: «Въ маЪ 1915 г. началось отступленіе русскихъ армій, a за ними тянулись длинными вереницами обозы бЪгущихъ изъ боязни передъ мадьярами, крестьянъ». – писал он в то время. Штабс-капитан Локотош (в книге он Михаил Сабов) в своём дневнике, подтверждая этот факт, записал что «…по всему фронту, особенно севернее нас дороги кишат обозами и беженцами». А генерал Деникин, вспоминая о генерале С. Л. Маркове, писал: «Помню дни тяжкого отступления из Галичины, когда за войсками стихийно двигалась, сжигая свои дома и деревни, обезумевшая толпа народа, с женщинами, детьми, скотом и
Но такой текст осилить нелегко. Как говаривал Солженицын, неподымный.
Вот бы выжимку страниц на 10.