коренного русского населения с выжидательно-враждебным отношением «украинофильствующей» партии, особенно интеллигенции, и, наконец, с активным сопротивлением той части польского населения, которая заинтересована как держатель власти в крае и опирается на свои полувоенные сокольские организации (бойскауты), вооружённые австрийским правительством и обученные австрийскими офицерами. Активного сопротивления некоторой части населения (поляков, мазепинцев и социал-демократов) следует ожидать главным образом в городах: Тарнополе, Бережене, Львове, Стрые, Пермышле, Коломые, Станислове, Черновицах, Бориславе, Дрогобыче.
Во всех случаях рекомендуется опираться на русскую часть населения, сознательно идущую навстречу России.
К брошюре «Современная Галичина» приложена схема с показанием тех пунктов, в которых находятся стоящие «за Россию» члены галицкого «Русские народного совета» (необходимо отличать от «Народного комитета» - украинофильской организации) и сознательные сторонники русской народной партии. В числе последних на первое место надо поставить представителей читален имени Михаила Качковского (находятся во всех селениях с русским населением), а также «русские дружины». Что касается духовенства, то часть униатских священников, бесспорно, идёт навстречу России.
Католическое духовенство требует более осторожного к себе отношения. Особой бдительности и осторожности в отношении к себе требуют монахи «базилианских монастырей», являющихся в последнее время центрами мазепинской агитации в Жолкиеве, Крешове, Крестинополе, Дрогобыче, Михайловке, Уневе, (Холочевского уезда) и Львове.
При вступлении наших войск в Галицию мы во всех случаях должны смотреть на дружественное нам русское население как на родных братьев, сыновей единой Руси, от которой Галицкая Русь отпала в силу случайно сложившихся исторических условий.
Ныне, при объединении славянства, теснимого германским миром, родная нам по крови Галичина с открытым сердцем и добрыми чувствами должна войти в лоно великой матери-Руси».
Как видим, «царская администрация» никаких жестоких репрессий не предусматривала, и призывала «смотреть на дружественное нам русское население как на родных братьев». И коль Гусев смог обнаружить «жестокие репрессии» то, значит, войска не выполняли приказ главнокомандующего? Но кто они, эти войска?
В начале войны, русская армия после мобилизации насчитывала 5 миллионов 338 тысяч человек. До мобилизации вней насчитывалось 1 миллион 423 тысячи человек. Приказ о всеобщей мобилизации был отдан 30 июля, буквально за 2 дня до начала войны. Откуда в первую очередь производилась мобилизация? Естественно, с тех мест откуда быстрее солдат можно доставить к линии фронта. То есть, с Белоруссии и Украины. Позже уже подтягивались части из-за Урала, из Сибири, Кавказа и прочие. Стало быть, в первые дни войны армия более чем на половину состояла из украинцев. И чтож это вы господин историк так историю Украины похабите? Это украинцы-то, вопреки приказу командования, репрессиями занимались? В своём ли вы уме? Видать, не правильно вы понимаете свою задачу, как «правдивого историка». А вообще, на всякий случай, для гусевых, хочу сказать, что за невыполнение приказа, по крайней мере до Февральской революции, в российских войсках крали строго.
Мой дед был участником той войны и был солдатом Австрийской армии. Так вот в своём повествовании о свой жизни он описал один эпизод из этой войны. Было это в Перемышле. Когда город капитулировал после довольно длительной его обороны австрийскими войсками. Для подготовки города к сдаче русское командование дало сутки. За эти сутки, как вспоминает мой дед оброняющиеся решили уничтожить всё что могло бы послужить русским. Уничтожали спиртовые, продовольственные склады, оружие, боеприпасы, убивали коней. Дед вспоминает, как всюду солдаты готовили шашлыки из конины. Видимо запах шашлыка был так привлекателен, что русские солдаты не выдержали положенных 24 часа и вошли в город раньше времени – на шашлычёк, в гости. Ну естественно к шашлыку пытались раздобыть ещё кое что. Солдаты кинулись к уцелевшим складам. Многие нашли свой конец на спиртовых складах. Задохнулись в подвалах от разлитого спирта, так как нанюхавшись уже не могли выскочить назад из-за напиравшей у прохода толпы. Когда в городе появились российские офицеры они стали наводить порядок. Мой дед с каким-то русским солдатом, набрав в уцелевшем складе консервов, на выходе из него столкнулись с русским офицером.
- «Что это?» спросил офицер у солдата.
- «Да вот ваше благородие, решил консервами поживиться»
- «Приказ нарушать!»
- «Так, ваше благородие…»
Но договорить солдат так и не успел. Офицер выхватил наган и застрелил беднягу.
«И я понял – пишет мой дед – что русские офицеры «ще дурнише от наших».
Дело в том, что незадолго до этих событий австрийские войска попытались вырваться из перемышльской крепости. Солдатам раздали консервы на случай прорыва и длительного продвижения к своим. Но дед мой пишет - бой был такой, что он решил, что ему уже не жить. Не желая умирать голодным, он, забившись в какое-то укрытие, быстренько «приговорил» весь «НЗ». Когда же после боя с него потребовали вернуть консервы – их у него естественно не оказалось. За это он был подвешен за руки и провисел так до тех пор, пока не потерял сознание. Отсюда и такой глубокомысленный вывод. Ведь за те же самые консервы его только подвесили, а русского солдата офицер застрелил. (Я так понимаю как мародера) Так что как видите, в русской армии с нарушителями приказа разговор был коротким. А быть пристреленным только из-за того что из тебя вовсю прёт жестокость, желающих найдётся немного.
В 1996 году вышла книга моего земляк «Почётного гражданина г. Луганска» профессора, доктора философии Локотоша Бориса Николаевича «Записки штабс-капитана (Документальная повесть о почти забытой войне 1914 – 1918 гг.)» в основу которой положены письма и дневник участника этой войны, русского офицера – деда автора книги. Вот одна из записей в дневнике, в которой штабс-капитан рассказывает, как был взят город Станислов:
«Где было возможно, войска наши в города вступали строем, со знамёнами и музыкой. Первыми в Станислов вошли наши донские казаки. В ратуше Станислова были церемонии нашего коменданта с бургомистром. Ему вручались инструкции и приказы. Никаких утеснений не предписывалось ими, если нашим войскам не чинилось вреда. На улицах я нигде паники не видел. Улицы были весело оживлены, некоторые дамы чуть ли не «чепчики бросали в воздух», господа, (по местному «паны») были сдержаны, но не враждебны. Магазины и кафе открыты были уже к вечеру того же дня, когда наши войска вошли в город. Вывески на немецком и польском языках. От наших поляков в Луганске я немного научился по-польски. Боже, как мне это здесь пригодилось! Я уже не говорю о прислуге в ресторанах и кафе, но «паненки»…
Вообще к русским воинам здесь относились без вражды, а с любопытством. Нам приказано платить за всё. Мародёрства среди наших солдат почти нет».
Как видим, не о какой жестокости нет и речи. А вот у австрияков, как раз, с этим было налажено по полной программе. Так в «Записках штабс-капитана» можно прочесть отмеченное 23-м октябрём 1914 года такое печальное сообщение: «Должны вступить в бой в 7 часов утра… Не могу не отметить известные мне зверства противника, особенно мадьяр, по отношению к нашим пленным и раненым. Видел повешенного нашего казака. У которого были выколоты глаза. Австриякам, по рассказам пленных внушают, что русские пленных пытают и убивают. Доказать противное мы им можем только на действительных примерах, коим нет числа…». Не говорит ни о каких жестокостях и рукопись моего деда. Он пишет, что когда они были в плену в Казахстане, то кормили их там плохо, поэтому приходилось посылать кого-нибудь в город за покупкой продуктов.
Когда я служил в армии, нас даже в нашей «плоть от плоти народной» в город за продуктами за здорово живешь не выпускали. Да и с финансовым вопросом у нас, наверное, дела похуже, чем у австрийских пленных обстояли. А потом из Казахстана моего деда и ещё гриппу пленных перевели на шахты в Донбасс, где он вообще жил, как и все рабочие, здесь ещё раз женился на моей бабушке и остался навсегда.
Австрийские же войска не только с пленными обращались, мягко говоря, не гуманно но и с мирным русским, да и украинским населением не лучше. Хотя о том, какое это было «украинское» население, вполне доходчиво описал общественный галицкий деятель И.И. Тёрх, который писал, что накануне войны в Галичине проживало 4 миллиона, так называемых, украинцев: – «Да и эти четыре миллиона галичан нужно разделить надвое. Более или менее половина из них, т.е. те, которых полякам и немцам не удалось перевести в украинство, считают себя издревле русскими, не украинцами, и к этому термину, как чужому и навязанному насильно, они относятся с омерзением. Они всегда стремились к объединению не с «Украиной», а с Россией, как с Русью, с которой они жили одной государственной и культурной жизнью до неволи. Из других двух миллионов галичан, называющих себя термином, насильно внедряемым немцами, поляками и Ватиканом, нужно отнять порядочный миллион несознательных и малосознательных «украинцев», не фанатиков, которые, если им так скажут, будут называть себя опять рускими или русинами. Остается всего около полмиллиона «завзятущих» галичан, которые стремятся привить свое украинство (то есть ненависть к России и всему русскому) 35-ти миллионам русских людей Южной России и с помощью этой ненависти создать новый народ, литературный язык и государство». Так вот эти «завзятющие» украинцы, по возвращению немецких и австрийских войск, с великим удовольствием «сдавали» своих односельчан-украинцев, которые имели неосторожность угощать русских солдат, стирать им бельё или проявить ещё какое-то доброжелательное отношение к ним. О том, что ждало несчастных дальше документальных свидетельств огромное количество. Так один из узников Талергова пишет:
«ВсЪ тЪ случайныя свЪдЪнiя объ этомъ жестокомъ перiодЪ, какiя попадали въ печать, не могли претендовать на полноту и элементарную безпристрастность именно потому, что были современными и писались въ исключитительно болЪзненныхъ общественныхъ условiяхъ, въ oбcтановкЪ непосредственнаго военнаго фронта. Современныя газеты сплошь и рядомъ пестрЪли по поводу каждаго отдЪльнаго случая этой разнузданной расправы свЪдЪнiями беззастЪнчиво тенденцioзнагo характера. Этoй преступной крайностью грЪшила, за рЪдкими исключенiями особенно галицкая польская и „украинская" печать. Въ ней вы напрасно будете искать выраженiя хотя-бы косвеннаго порицанiя массовымъ явленiямъ безцеремонной и безпощадной, безъ суда и безъ слЪдствiя, кровавой казни нашихъ крестьянъ за то только, что они имЪли несчасгье быть застигнутыми мадьярскимъ или нЪмецкимъ (австрiйскимъ) полевымъ патрулемъ въ полЪ или въ лЪсу и при допросЪ офицера-мадьяра или нЪмца, непонимавшаго совершенно pyccкагo языка, пролепетали фатальную фразу, что они всего только "бЪдные русины"! А что пocлЪ этого
Но такой текст осилить нелегко. Как говаривал Солженицын, неподымный.
Вот бы выжимку страниц на 10.