работу солдат.
Он закурил и посмотрел в окно, где пробивалось пасмурное прохладное летнее утро и продолжил: Полковник Барко, он говорить может только, если выпьет, а так уж лет двад-цать как на пенсии, чего он делает как дежурный – не пойму. Майор Сурик шепелявый, что пляшет перед строем как Буба, когда трезвый, хорошо ещё, не пустил ракеты куда не надо. Один майор Сёмко нормальный и тот придурок. Вечно припрётся в четыре ночи и полчаса треплется как он дежурил на Камчатке и в Чите. Но с этим хоть поговорить при-ятно. Как - никак живой козёл. Вот зоопарк - то. А ведь дежурные смены центрального узла и каких войск, каких… ! Блин !
Мы с сержантом улыбались, долго и без злости. Лось явно был на вершине своего крас-норечия.
Он докурил сигарету, открыл окно и стал папкой разгонять дым. До смены оставалось минут двадцать.
Последний раз увидел его за день до моего увольнения. Он шёл к проходной своей обычной шаркающей радикулитной походкой, фуражку нёс в руках и был таким сутулым, словно его кто - то только что ударил по спине.
Говорят, он много лет перемещался папой по разным частям в радиусе 100 километров от белокаменной, но за постоянные залёты так и не мог ее достичь. А в части долго вспоминали его, улыбаясь, говорили: Ну, был лосяра залётный.
* * *
Фифа очень любить пожаловаться.
- Представляешь, этот козёл Дробышев мне говорит... .
- Не, как ты думаешь, она сама поехала выдавать им деньги.
- Так вот этот прапор отставной говорит: Мне тут блатная... .
- Он не прапор, майор вроде.
- Да ну его в... !
*
Жизнь фифы как в кино.
Утром она гуляет со своей таксой. Поэтому на работу опаздывает часто. Полчаса пьёт чай, потом час треплется и в десять начинает что - то делать. Это что - то - обычно хож-дение по кабинетам и болтовня с другими чаще тоже блатными дамами и девицами.
И так каждый день без перерывов на обед. В обед то тоже самое.
Они треплются почти беспрерывно. Работы немного, всё равно не выгонят, так что напрягаться незачем. А поговорить - то как хочется. Да и надо чем - то занять дорого-стоящее рабочее время.
- Привет, подружка.
- Привет, подушка.
- Я сегодня проснулась в семь часов. Опять не завтракала.
- Тебя видела. Ты шла прямо за Масленниковым. Он тебе ручкой - то помахал ?
- Нет. Гад такой. Я ему устрою. Ни фига не буду здороваться.
- А Коптева - то шла ?
- Я видела эту дуру. Ё моё ! Девушка в джинсовке... . Обтянулась как... блин... .
- Ты чё вчера делала - то ?
- Ничо. Ящик смотрела. Отстой ! Потом с Ленкой хотела погулять, да не пошла. Чё - то неохота.
Дочка директрисы, её школьная подружка, дочка какой - то знакомой директора. Пол-ный набор… .
- Девки, вот хохма ! Я сейчас доставала яблоки из холодильника, они и рассыпались. – она надрывно смеётся.
Все промолчали. Она тоже как - то сразу перестала смеяться. Но застывшая улыбка осталась.
- Этот - то из Норникеля. Чего - то стал редко приезжать. Брезгуют нами. Козлина !
- Да ну, чё ты, он всё, блин, в Москву или в Питер. В Прагу там. До нас уж не доходит.
- Презирает.
- А ты всё губу на него.
- Да он, говорят, женатый, токо вид делает. Альтонс. Или этот, Альфонс что ли... .
- Женатый, чёрт горбатый, у баб живёт брюхатых.
- Ну его ! Мы с тобой в пять едем в Лапинск в баню ?
- А чё, давай, три недели не были.
- Вы чё, туда ездите ? Тридцать километров.
- Там вода хорошая. А главное, пиво. Пиво там о… !
- Ты Хеннеси - то купила ?
- Не, завтра надо. Скоко ?
- Ну, три. Пивко в бане возьмем.
Они подолгу, порой по полчаса и больше говорят по телефону.
- Да ты как ?
- Да я уж всё сдала, блин, два раза теорию бухучета сдавала. Пономарёва такая баба вредная. Настоящий инквикзиктор. Мне сказали.
Говорят все, подолгу. Ведь работы почти никакой.
- Ты ходила туда ? Нет, а чё ?
- Тамарёнка ходила.
- Ещё ползает ? Не подох… не померла ?
- Не, ещё ниче. Бабушка дай боже.
Вечер близко. Работы всё нет. А разговор идёт дальше.
- Ну ты, подружка, в пять низкий старт ?
- Да, я на фитнесс.
- А я уж договорилась на шесть в косметический.
- Блин, Надька, мы когда пойдем в "Шеш - Беш" ?
- На следущей неделе.
- У, на фиг, давай сегодня. Давай в обед завтра. У..., хочу... !
- Опоздаем.
- Фигня. Подождут.
Кто - то привык, а кому - то слушать эту трескотню блатных почти невозможно: ведь они чешут языками по четыре - пять часов в день. Прямо работать невозможно. Надо хоть в коридор что ли уйти немного от них отдохнуть. Так и сделаю. Посижу минут двадцать, поработаю в коридоре.
- Он сидит в коридоре и пишет.
- Чё, тут что ли нельзя ?
- Может, мы ему мешаем.
Они замечают, но трепотня не проходит, только смотрят и говорят.
- Вам надо заткнуть уши берушами.
- Ну и хамло. - это, конечно, не вслух: Я бы тебе заткнул... . Господи, что уж я думаю. Не дай бог скажу вслух. А как хорошо бы… !
А трепотня и под вечер на подъёме.
- Ты пальто чё не носишь ? Леопард у тебя... . Ничо.
- Чё - то не люблю, как кошка оно. Усываюсь.
- Блин, мать пока денег не дает. Хочу в универмаге за девяносто тыщ.
- Ну ты даёшь. У меня пальто есть.
- Я хочу летом в Черногорию.
- Дорого ?
- Да деньги... фигня. Мать даст. Плохо, дочке надо документы. Долго.
Утром директор вызвал к себе с отчетом. Орал и матерился минут пять. Хотя неясно за что, но - давно объяснили - он так со всеми. Верно, я попал в полную немилость. Аут... . Что давно нужно бежать не глядя из этого блатного гадючника - и сам знаю.
Написал заявление на увольнение. Он вроде не хотел.
- Я человек практический. - будто решил помириться он.
- Вы практический ?! Набрали блатных девок, что целый день пьют чай и чешут языком. Подпишете мне заявление ? - я спокоен как мамонт.
- Ах вы так ! Вот вам !
Поставил визу на заявлении. Уволюсь через три дня.
Они чуть затихли, день о чем - то шептались, говорили мало. Потом два дня трепались так же. Может, чуть тише.
- Господи, уж скорей бы уволиться. - думаешь целый день.
Забрал трудовую и получил расчёт.
Пасмурно, осенний холодный ветер несёт бурые листья, на небе тучи, капает, холодает, конечно, слегка грустно. Но лишь чуть. Камень с души уже слетел. Сдуло.
- А всё лучше, чем целыми днями слушать эту липкую трепотню блатных !
*
Да, так чем там всё у них с фифой кончилось.
- Ну, Надька, короче, этот чмошник Дробышев мне говорит:" Мне тут какая - то блат-ная фифа будет указывать." Это я – то блатня фифа ?! Мне нанесено глубокое оскор-бление.
- Ну и правильно.
- Ты чего ?
- Да, шучу я.
* * *
Понедельник. Девять утра. Лаборантки не спеша собираются на университетские кафед-ры. Точно - то в девять никто не приходит, чаще минут двадцать десятого, а то и в пол-часа, ну или совсем ближе к десяти.
Сразу работать никогда никто не начинает. Это просто экстремально дурной тон. День нужно начинать с беседы.
- Кать, ну как выходные?
- Ань, а ты как - то ведь хотела купить новые туфли.
- Ой, Кать, я ведь купила, а было это так... .
Первые обмены воскресными впечатлениями затягиваются на час или два, да бывает и на полдня. Да ведь не беда, время - то казенное. В разговоре не грех и чайку попить. Часа - так на пол - или больше.
Лаборанток много и всем нужно друг с другом поговорить. А это - ну как минимум до обеда. Чаще до вечера. Но компьютер лучше включить с утра - чтобы видно было, что работа идёт. С ним ведь ничего не будет: железный. Да к тому же ещё и казённый.
В час - два подходит время обеда. Это святое. Тут можно и нужно потихоньку пообе-дать, то есть опять попить того - же чайку с разговором, ведь пока так мало успели обсу-дить.
- Наташ, а ты с ним так и не ходила никуда?
- Да нет, Надь, он и сам не пришел, а я уж и варежку - то раскрыла.
Обед идёт не час, нет, так нельзя, это дело серьезное, ну часа полтора минимум. Да мож-но и больше: никто ничего не скажет, а работа она ведь не бегает.
После обеда опять отдохнули часок и нужно поработать. Ну хоть немного. Работы - то ведь выше головы.
- Ну ладно, Кать, я уж начну набирать эти бумажки. А то ведь сто листов этой ерунды. А то начальник придет, а я ещё и не чесалась, он меня и... . Эй, а чего это с компьютером – то, не тянет. Опять та же волынка... !
- Звони программистам.
- Коля. А нет Коли? Кать, а его не будет. Ну как тут работать?!
Компьютер выключается и опять пошёл базар. Тут уже до конца дня. О жизни, о судьбе, о мужиках, будь они, паразиты неладны. Опять же о сериалах, конечно. Но самое главное, нужно обсудить, что... денег - то, считай, и не платят, а работу давай. Нет, нашли дурочку из переулочка, ты сначала сделай нормальную зарплату, а потом требуй.
- Вот ведь точно, Ань, за такие деньги только на работу и ходить, а уж работать это не ... . Пусть доплачивают.
Тяжела работа лаборанта! Так вот целый день сиди на этой работе и денег нет и пого-ворить некогда и эти бестолковые преподаватели и студенты всё время лезут со своими глупыми вопросами.
- Ужас, а не работа!
- Ну, Ань, на фиг такую, уходить надо.
- Точно, Кать.
* * *
Роман Алексеевич любит сочинять новые слова. Особенно, если они нравятся народу. И как тут не понравиться… .
- Веселится народ, скажешь там «дурыболтус» или «болванштейн», вот всем и сразу и понятно и хорошо. – говорил он, когда рабочие на линии смеялись, что уж больно муд-рёно обзывает халтурщиков.
- Ну вы, Роман Алексеевич, всё же никак не жалеете людей. Ведь на всю жизнь кличка прилипает. Так вот этот Витька из Чумырино и будет всегда «дурыболтус» или как там… . – замначцеха Ольга Ивановна смотрела на молодого рабочего, который обиженно ушёл и спрятался за конвейерные стояки.
- А за что его хорошо называть – то, вот за что, этого «ленивмайстера» ? – мастер явно учил или знал немецкий: Он же ничего делать не хочет, только воду пить, музыку слу-шать, в карты играть, ну деньги получать, само собой, а да еще эти… ну, понятно, девки, в общем, я пошел. Вы, Ольга Иванна, не понимаете, они заслуживают эти клички, молодёжь сейчас вполняка испорчена, до конца, до беспредела. Я вам точно говорю. Я это называю «ганцбардак», по - русски это вроде как полный беспорядок.
Он картинно махнул рукой и, поворачиваясь в разные стороны, быстро крепко зашагал по цеху.
- Любит, сволочь порядок. – молодой рабочий погрозил ему вслед кулаком. Ну не может, чтоб что - то не так. Вот ведь как фашист, всё у него должно быть на месте, да ещё и слова ихние везде пришивает, ух… не могу на таких смотреть ! В рожу ему плюну. Пусть увольняют !
- Да ну, Алексеич он и верно немец, кликухе уж лет двадцать, но плохого тебе не сде-лает и не скажет ничего зря. С ним всё на месте и план даст, детали все, рабочих под-бирает сам, а кто не хочет делать как по - евонному, тех долой. И тебя попрёт. Можешь в рожу не плевать. С ним не сладишь, ежли порядок не держишь. Он как бы сволочной, да мастер. С ним сам директор за руку… во как. Один, говорит, и есть немец на заводе. Было бы высшее, сделал бы директором. – сам слышал. - старый рабочий с постоянно мигающим левым глазом и большим шрамом на виске не торопясь протирал детали.
- Нет, ну ты скажи ! – парень с размаху
