люблю. А, верит. Мне всё хуже и хуже. Чёрт, эта пуля, она гробит меня. И зачем нужно было всё это ? Представь себе, что всего этого не было бы. Я служил адвокатом или по судебному ведомству. Да, сейчас пришлось бы уехать. Но накопились бы денежки. Уехал бы в Париж или хоть ту же Швейцарию. Жить там ничего.
Он попытался поправить подушку и понял, что не может этого сделать. Даже сказать слова... .
- Чёрт ! Но такое уже бывало. Пройдёт. И вот я совсем бессильный, а в Москве правят эти уродцы. Этот продажный грузин, который убил бы, наверно, и свою родную мать, ес-ли бы от этого была хоть какая выгода. Он смеётся над моим бессилием. Он плюёт на ме-ня. Он и его люди встанут у власти и будет... ужас. Нерон перевернётся в гробу. Хотя... я сам его научил. Моя школа. Так что.... я уже явно не дотяну. Плевать. Но какой ужасный конец. Ведь он может и меня... . Не решится. А, если он отравит меня. Или как - то иначе. Ведь это возможно. Какой ужас ! Надо будет сказать, чтобы Надя сама проверяла еду - на собачках что ли.
Он попытался открыть глаза и это удалось. Она читала под торшером, но он почти ничего не слышал, только какой - то лёгкий гул.
- Слух отказывает. Но тоже было. Нет, не нужно было всё это делать. Все эти револю-ции, вот до чего они довели. Даже остаться лидером, но без всей этой крови и войн. Ведь погибли десятки миллионов. Можно было мирно, хорошо, почти без крови и тогда в меня не стреляли бы на этом... Михельсона. Я был бы сейчас нормальный, а не как мумия. Жил бы и жил. Сговориться с этими эсерами и меньшевиками, даже с кадетами, пусть было бы учредительное собрание, пусть всё не так, по - другому. Всё можно было сделать иначе. Представь себе... .
Он почувствовал, что в сердце что - то ёкнуло... . Сильно и как - то окончательно, так больно словно что - то прекратилось.
* * *
Он лежал на полу и чувствовал, что ему всё хуже. Два часа в кабинете на полу. Ста-новилось холодно, но, главное - он почти не понимал, что происходит. Дикая боль в сер-дце, мысли куда - то уходили и снова приходили. А никто не появлялся. Даже, похоже, не заглядывал.
- Это конец. - думал он: Нарочно. Всё он. Чёртов мегрел ! Ведь я его выкормил. И вот. Но он может всё. И такое.
Он попытался повернуться, но боль в сердце пронзила всё тело и даже мозг. Он вскрик-нул и опять затих.
- Представь себе, что всего этого не было бы. Так всю жизнь и жил бы спокойно свя-щенником где - нибудь в Тифлисе или в Гори. А потом меня бы расстреляли ? Нет, но это же я сам всё придумал. Ну, с этим уродом Троцким, с Лениным. Все они уже в могиле. Ужасная смерть у обоих. Не нужно было мне всё это делать. Столько людей убито, умер-ло. За что ?! Только за то, чтобы я и эти уроды остались у власти. Это ужасно. Меня будут проклинать. Война, которую лично я проиграл, загубил - только на мне - десять мил-лионов. Это всё... . Ада нет - всё сказки, но я буду пугалом поколениям после. Это невоз-можно. Жизнь прошла, а я ничего не сделал, чтобы вот сейчас мне кто - то помог. Они нарочно не хотят подходить. Или боятся. И то и другое. Всё можно было сделать по - другому. Не давить столько народа, не делать такого, поступить как на Западе по - ихне-му. Но я сделал по - своему и вот... я умру здесь на полу как последний горийский пропой-ца разве что не на улице. Никто не подойдет ко мне. Два часа или три... я не знаю. Они не подойдут пока я не умру. Это расплата. За всё !
* * *
Боль в сердце или где - то совсем рядом пришла внезапно. Он сидел в кабинете один и вдруг… . Взялся за больное место и стал массировать. Не проходило. Но и хуже не стано-вилось.
- Чёрт. Неужели инфаркт ?! Вроде, на сердце никогда не жаловался. Обследуют в крем-лёвке всё время. Как же так ? Блин, так тут и помру в кресле. Вся жизнь. Может, не нуж-но было... всех этих войн, сажать этого еврея, он такой же как они все, эти штурмы, газы, взрывы, всё это…, погибли тысячи, десятки тысяч, эти убогие выборы, эта новая КПСС, нужно было как у них и тогда на меня не плевались бы сейчас…, нет, боль прошла, это невроз - всё будет как раньше. Я здесь надо всем, ну, может и не я…, но я - из главных, всё будет как я хочу. Всё будет по - прежнему.
* * *
Как - то представил, что сегодня мой последний день. Удивительно легко словно и правда... .
- Ну и что ? Представь себе, что бы ты изменил в жизни ? Что - то изменил бы. Но в общем, примерно так же. Да, много не доделал. Дерево не посадил, сына не вырастил, дом не построил. Но это же всё такая ерунда. По сути есть и то и другое и третье: и наследие, и воспитание других и уж деревья никогда не уничтожал. Кстати, садил, одно садил на ком-сомольском субботнике, видел, оно растёт до сих пор. Там как раз хороший парк, единственный в этом районе. А так переживать не за что. Всё честно. Ну, чуть нечестно, но такие мелочи, что даже трудно вспомнить. Какая - то уж полная чепуха. Каяться не за что. Как говорил Есенин, не стрелял несчастных по темницам, лесом не грабил, ну, и что там поменьше. Пусть каются великие мира сего. Они убивали, они портили жизнь людям, народам, странам. Они виноваты. Я... боже упаси. Вот будет спокойная смерть.
Прислушался к сердцу: Не болит. Значит, пока рано. Оно спокойное, а ведь это главное. Вот, наверно, подлинное счастье. Даже такая спокойная смерть, точнее, да, спокойная совесть. Нет ничего лучше - кем бы ты ни был: дворником или уборщицей, ты можешь быть в разы лучше тирана с погонами или с конвоем охраны в сто человек. Дело не в чине и не в положении, а в совести. История, жизнь всё расставят по местам. Уди-вительно спокойно и уверенно расставят... . И так всегда.
Бизнес – ледя.
Она подъезжала к подъезду на своем чёрном БМВ с тонировкой и всегда, ни на кого не глядя, выходила и почти маршировала к двери, громко цокая каблуками дорогих туфель, довольно яростно помахивая сумкой, в которой обычно были документы.
- Смотри, фря, бизнес – ледя пошла. – шептались старушки на скамейке.
- Бизнес - леди. – поправляла другая.
- Бизнес - ледя. – не соглашалась первая: Она же одна, где тут ещё. И потом… вся пря-мо как ледяная. Ледя… .
* * *
Ей всегда казалось, что только такой она и должна быть. Строгой, невозмутимой, де-ловой до иступления… точно как в американских фильмах. Ну, и само собой хорошо оде-той, на машине, с мужем - бизнесменом или директором, замом на худой конец.
В общем такой она и была. Орала на подчинённых, сидела до глубокой ночи на работе, работала в выходные, ездила по всем командировкам. Плюс ругалась со всеми на работе и кроме работы, почти не ездила в отпуск и любила подолгу сидеть за интернетом.
Муж ушёл от неё где - то на третий год. Сына отдала матери и видела на выходные. Она всегда считала, что всё это нормально, именно как в американских фильмах.
Она была стервой и не скрывала этого, а даже почти гордилась.
- А как иначе ? – думала она и вслух говорила : Должность - то мужская.
Но с возрастом как - то постепенно стала уставать от этого своего почти изуверского как бы заокеанского имиджа, сильнее остывать, тем более что дела на фирме шли всё ху-же. Директор ругал её, она ругалась на него и на подчиненных, других начальников, понимая, что дело не только в системе, но и в ней самой, в том, как она командует, что ду-мает, как планирует и предполагает.
* * *
Однажды она услышала песню «Я шагаю по проспекту» и впервые вдумалась в слова:
«Мимо проезжают дорогие лимузины.
В них женщины проносятся с горящими глазами,
золотыми волосами и холодными сердцами.»
Она даже похолодела. Все выходные не могла выбросить это из головы, плохо спала и вопреки традиции два дня смотрела по телевизору сериалы и передачи про природу.
Но потом забылось, хотя изредка почти подсознательно вспоминалось много раз снова и снова будто во сне.
* * *
Они деловые. Это их главное качество. Они работают без срока и выходных. Их работа нужна и важна. Без них часто и не обойтись. Но они работают так всегда, не могут себя изменить. И рано или поздно оказывается, что они отстали от жизни или даже и не приблизились к ней – это была только иллюзия.
* * *
На работе она собрала вокруг себя женщин того же возраста, на них, как говорится, и опиралась. Курила с ними раз по десять в день в туалете. Там почти все дела на фирме и разруливались.
Их называли «сортирный комитет».
Она не видела в этом ничего особенного, хотя знала, что над ними посмеивались. Однажды один даже сказал в лицо: Убогие мочалки, у которых главное удовольствие в жизни – покурить в вонючем сортире.
Уволился… сам.
* * *
Они резки, грубы и часто даже жестоки. Может, и не все и не всегда, но чаще. Так их приучили и так они только и могут. Говорят, женщина остается женщиной. Нет, часто они превосходят мужчин. Не могут ни управлять собой ни остановиться. От этого и идут бесчисленные стервы. Это рок… .
* * *
О ней говорили почти открыто.
- Какая она злая. Ведь всё время орёт и никак не остановится.
- Она орала на меня минут десять, хорошо по телефону.
- На управляющем комитете может по часу орать и никто не остановит. Ругается, всех обрывает. Так без конца. Дикая.
- Она ведь бывший педагог.
- Ну, пед, иняз. Стерва, оттуда только такие и выходят.
- Зато у неё и дела ладятся.
- То - то мы работаем всё хуже и хуже.
* * *
У них нет и, наверно, чаще не может быть личной жизни: только секс и имидж. Мужья или под каблуком или уходят. Или их нет совсем. Дети – хуже чем в интернате. Всё это - не личная жизнь, а что – то отчасти похожее.
Это всё тоже как в американском кино. В России всегда так: уж копируют, так в разы хуже, чем в образце. Да и какой образец: убогие мелодрамы. Всё своё у русских получается редко совсем не по Тютчеву - Умом Россию не понять… - и очень тяжело. Всё запрягают… .
* * *
Она не пыталась вернуть мужа. Хотя мужчин искала всегда. Когда пару раз ей под-ворачивались подходящие случаи, старалась, пусть почти незаметно и тихо, даже как - то робко… но ничего не выходило. С другим наоборот пыталась подавить его, подчинить себе, а когда поняла, что это только обозлило, снова стала мягкой и будто подчиня-ющейся. Но и это не помогло. Она понимала, что к сорока годам… .
Ничего не выходило.
Однажды она случайно подслушала разговор: Да какой мужчина женится на такой стерве ?! Это же в петлю… !
И подумала, холодея: Про меня… .
* * *
Где они взяли всё это ?
Такими были их начальницы и начальники. Советская система иного не предполагала или почти не показывала. Якобы западная система, показанная в убогих американских мелодрамах - … . Стоит ли об этом ещё… ?
* * *
В какой - то момент они могут почувствовать, что у них почти всё не так. Что жить надо иначе и нужно срочно меняться.
Могут даже слегка измениться, стать на день, месяц, даже год мягче, тоньше, душевнее. Хотя говорят, что
