Подумала, что завтра воскресенье.
- Эх, и хлеба нет. Купить много. Завтра не пойду никуда, чтоб алкаш не лез. Буду дома, подумаю над всем этим дерьмом. Резюме посочиняю. А утром хлопну дверью будто ушла куда - то. Чё - то надо делать. Ладно, пойду схожу, на улице ещё светло. Баллончик возь-му.
Она надела туфли, взяла сумочку и положила туда газовый баллончик. Взяла письмо. Вышла тихо, чтобы сосед не услышал. Дверь закрывала тоже почти неслышно.
Ящик был за углом. Бросила письмо, купила хлеба и воды, сигарет. Проходя мимо ящика, подумала, что номер дома на адресе перепутала. Стояла и как на икону смотрела на ящик, думала, что делать.
- Всё равно найдут. Вику все знают, чё уж там - улица - то всего ничего. Тётя Маша донесёт, у бабулек спросит на лавочке. Вику кто не знает, она там и певец и игрец. Бабки её, верно, уж всю пропилили, что с парнями больно… любит.
Она медленно в той же прострации пошла домой, было уже почти темно. Навстречу - ну, точно как в киношной подворотне - парень, бутылка пива в руке, как - то жадно и диковато посмотрел. На всякий случай сунула руку в сумку – баллончик не нашёлся. Но парень прошел мимо, только пробунчал что - то явно по пьяни. Остановилась, всё же наш-ла баллончик и даже взялась за кнопку пальцем.
Стояла и смотрела, но улица была пустой.
- Ну, если алкаш меня ждёт в коридоре, все, прямо в морду. Пусть в ментовку пишет. Я ему там всё припомню. Не меня, а его, пьяную морду упекут на пятнадцать… . Нигде не работает, в Урюпинск свой ни фига не едет. Но адрес - то как я не тот написала ! Ведь не дойдёт никак ! А, дойдёт. Ох, ты жизнь… .
Она тихо матерно ругнулась и медленно как - то словно по обязанности пошла домой. Шла и всё ругалась. Сухо и безостановочно. Но вокруг никого не было. Совсем никого.
Российский.
Это фамилия. Уникально редкая, может, единственная на всю Россию. У большинства народов такое не принято. Леся Украинка – псевдоним.
- Он скоро придёт, понравится вам: Зовут его Валерьян Алексеевич. – начальник поса-дил меня в комнатке с новым ещё не использовавшимся лабораторным химическим шка-фом и двумя старыми столами.
Я сидел часа два.
Вошёл сухощавый пожилой мужчина с почти отсутствующим взглядом. Мы поздо-ровались, он согласно закивал и стал говорить, что редко бывает здесь, поэтому ему всё равно сидит кто - то или нет.
Он сразу понравился. Всегда спокойный и доброжелательный, он мог, скорее всего, расположить к себе любого. Целый день ходил по цехам, ездил на другую площадку, весь был в работе и не думал отлынивать. Директор взял его по договору на месяц, а продер-жал год.
- Мне уж семьдесят лет. – сказал он как - то.
Я промолчал, но про себя поразился. Не может быть: будто пятьдесят, не больше.
Мог за целый день почти ничего не сказать. Но иногда мог как - то и разговориться. Во мне он, видно, нашёл того самого благодарного собеседника. Больше жаловался на быв-шее место работы - большой завод, который всё хуже работал, быстро сокращал людей.
Ругался на губернатора и мэра, которые, как говорил, ничего не понимают и делать не хотят. Я не возражал, только поддакивал и рассказывал, что знаю.
- Вот ведь наша область на щестидесятом месте в России, хотя соседняя на семьдесят седьмом. Но Москва - то на первом, а она – вон, рукой подать. А губернатор тут вроде как герой.
Бурчал на директора завода, что тот оскорбляет ни за что каждую неделю.
- Ты запорол реактор, заявил мне, а где я запорол. – он отворачивался.
- Да я уж и сам заметил, что он такой. – мягко отвечал я и думал: Чёрт, а я и, правда, заметил.
Рассказывал про своих. Внук, уже двадцать лет. Машину учится водить. Жена говорит: Уходи с работы, дома дел полно.
Как - то рассказывал, где жил в молодости.
- Там ведь была Рабочая улица с частными домами. Рядом поле, так рабочие с трактор-ного все ходили туда пить. Сосед, что собирал бутылки, говорят, две машины на них купил.
Я сказал, что улицу не застал, но старый город помню. Рынок в центре, домики на прос-пекте, танцплощадку, построенную над старым кладбищем.
- Называли её «на косточках». – смеялся он.
- Да, это точно. – соглашался я.
Ему было семьдесят, выглядел на пятьдесят, а работал на тридцать. Я впервые видел такое, но ничего ему не сказал.
- Вот ведь он и, правда, российский… . – сказал мне кто – то.
Я согласно кивнул.
- Текучка тут очень большая – говорил мне Российский: Не успеваешь и углядеть, как люди меняются. Директор дурной, всё норовит выгнать. Я уйду. Ничего, денег хватит.
Нас перевели в одну комнату вместе в день, когда меня взяли на постоянную работу. Он говорил со мной уже по - дружески. Любил как мальчишка побеседовать о чём - то прос-том, не по работе: о самолётах или об орудии танка.
Директор уговаривал его остаться. Он не стал. Директор не подписал его заявление об уходе. Ушёл и даже не забрал ещё новые ботинки, что потом год стояли под столом. Вид-но, противно было заходить ещё раз. Российский… .
Добрый человек из Сезунова.
В этот поселок не хотелось ехать даже в хороший день. Пригород, несколько кило-метров домов вдоль дороги на Москву, почти сплошной поток машин, жутко длинная, грязная и неясная промзона между трассой и железкой. И, как говорили, никто ничего не может подсказать.
Я вышел на остановке посреди посёлка. Название улицы и номера домов на главной трассе были. Но стоило только свернуть в сторону… .
- Станционная ? Нет, здесь станции - то нет, это нужно идти туда. – местные жители явно плохо представляли себе, где и что тут находится. Кто - то просто отмахивался.
- Чёрт, и ведь точно никто ничего не знает. – думал я, с трудом размешивая грязный снег ногами. Нужно было точно созвониться и узнать все сразу как и куда идти. Тут хуже чем в Сусанинском лесу. И телефонов нет и мобильного у меня тоже нет.
Аппендиксы неясных улиц вели в тупики складов или на пустыри, где между пада-ющими бетонными заборами и свалками шли какие – то неясные тропинки, тянулись ржавые железнодорожные пути, которые, как казалось, никуда не ведут. Я уходил в эти аппендиксы и снова выходил на шоссе. Вот, вроде, последний поворот. Солнце ушло, набежали тёмные тучи и пошёл гадкий зимний дождик, потом мокрый колючий снег. Я и точно как Сусанин. Всё, надо ехать домой. Уже уставший, я еле шёл по скользкой дороге.
- Чёрт, тут какие – то лесопилки !
По ледяной, залитой водой дороге навстречу шёл только один дед. Старая куртка, вя-заная синяя шапочка с помпоном, тяжёлый ход. Я сразу заметил удивительно красный то-щий нос.
- Извините, не знаете где здесь Станционная улица ?
Он сразу сунул мне руку, а я пожал её. И пожалел. Его красный нос наводил на мысли о какой – то болезни.
- Вон там Главснаб, дальше Стройдеталь, потом Строймех, там еще Агрострой. Эту фирму я не слышал. Но она явно тама. Туда надо. – он показал рукой.
- А тут по путям я пройду ?
- Да тут не ходи, по путям никто не ходит, вон туда, там пройдешь.
Я пошёл там, где он показал, зачем - то обернулся. Дед тяжело ковылял по ледяной до-роге.
- Не упал бы. – почему – то подумал я.
Фирму нашел через час.
- Всё Сезуново обошёл и не знаю как вас нашёл. Какой - то дедушка всё объяснил, а то так и плутал бы до сих пор.
- Это, верно, Михалыч, его тут все знают. Но надо было сначала созвониться. – девуш-ка, проверявшая документы, не смотрела в глаза: Вот все документы. Они у вас в порядке. Через день мы всё оформим.
Я облегчённо вышел на улицу, из - за туч просвечивало зимнее солнце. Пошёл по гряз-ной разбитой улице вверх к трассе .
- Вот с этим дедом повезло. Сразу после него все хорошо. Можно и домой.
У выхода на шоссе увидел кафе с деревянной каретой – рекламой, журавлём – колод-цем с аистом, всё тоже из дерева, а на заднем дворе даже пруд с корабликом на пять сто-лов, мачтой и чучелом матроса – смотрящего в бочке наверху. Остановился и долго смот-рел.
- Надо же, что придумали ! Примитив, а забавно.
- О, ну как - нашёл ? – тот же дед с красным носом и большой кошёлкой стоял возле меня.
- Ой, спасибо вам, если бы не вы, не нашёл бы, так и ходил весь день.
- Ну вот, надо спрашивать, язык он до Киева…, потом тут много чё понастроили за пятьдесят – то лет, вона, а всё в Сезунове Михалыч - то знает. Не город. Ну ладно. Нашёл и хорошо.
Он заковылял куда - то вниз к железке. Я опять с опасением посмотрел вслед его кача-ющейся на ледяной дороге фигуре.
- Так это и есть Михалыч. Вот ведь добрый человек попался. Из Сезуана. Да нет. Доб-рый человек из Сезуново. Бывает ведь такое. Хоть пьеса в оригинале называется «Добрый человек из Сычуани».
Вышел на шоссе и пошел к остановке. Аляповатое крошечное китайское кафе приту-лилось между домами прямо у дороги. Китаянка по зебре переходит дорогу с ребёнком, встала на разделительной и ждёт. Китаец перебежал, а она осталась. Машины идут сплошным потоком, никто не остановится. Она стоит в ожидании, явно готовая в любой момент броситься бежать к обочине.
Я остановился и стал смотреть.
- Ведь они же щас сшибут её ! И ребёнку конец. Ну, дура ! Подождать не могла пока по-ток схлынет.
Вдруг один трейлер резко затормозил. Остановился и второй грузовик. Китаянка быстро перебежала на обочину. Ребёнок плакал.
Я стоял и смотрел. Ветер, а, может, что - то ещё выжало слезу из глаз.
- Надо же. Он ещё пожал мне руку.
Дикобраз.
Название секретному проекту дали “Дикобраз”. Что это было - не так важно - но в ма-леньком закрытом уральском городке все были довольны и даже немного горды таким экзотическим названием, но главное - гордились своей работой.
Проект был закончен и с ним поехали в Москву в главк для утверждения. Дородная дама, заместитель начальника отдела, немедленно уставилась в титульный лист и, не гля-дя на просителей, произнесла скрипучим голосом: Что уж, не могли само название пра-вильно написать. Ведь не “дикобраз”, а “дикообраз”. В общем заберите и переделайте.
В обморочном ужасе шли в гостиницу инженеры, привезшие проект. Перебирали в голове все свои познания в русском языке и снова и снова говорили: Правильно будет “дикобраз”. Ну да, ведь так и верно.
Придя в гостиницу, сразу же позвонили на родной завод.
- Подождите, - ответили им: Мы сейчас глянем в словере. Вот он. Ну, название пра-вильное. Словарь - то московский, точнее, Ушакова. Вы идите прямо сегодня и скажите, пусть не хорохорятся, москвичи это любят. Сегодня, а то со сроками не успеем.
Радостные, инженеры двинулись обратно в главк. Дама уже ушла домой.
На утро она появилась только в десять. Оба уже сидели и ждали ее в приёмной.
- Так, говорите, “дикобраз” правильно… .
Опять даже не посмотрела на просителей. Без всякого намека на смущение взяла про-ект, слегка полистала его, что - то увидела и будто крякнула: А вот у вас ... ммм ... нет, ничего ... а вот, ведь ещё, но, ладно.
Закрыла проект и выдавила, глядя в окно: Приходите завтра, всё будет готово. Спросите у секретаря.
- Всё - таки она почувствовала себя неприятно. - заметил мужчина, когда они спус-кались в лифте.
- Да, я тоже так думаю. Но хоть бы извинилась. Чваньё.
- Что ты
