какая-то часть охотников заснет. Потом, растянулись широкой цепью и поползли, пытаясь преодолеть скрытно, хотя бы начальный отрезок дистанции. Но нас обнаружили почти сразу. Тогда мы, с вопля¬ми вскочили на ноги, чтобы ринуться вниз - и покатились вниз. Там был лед, кое-где - чистый, кое-где - покрытый снегом. Когда мы днем шли вверх, наши ноги легко пробивали подтаявший снег. А ночью ударил мороз, и все превратилось в сплошной каток, мы покатились кубарем и поехали на задницах прямо на лу¬пившие в нас стволы, мы даже стрелять толком не могли, мы непрерывно нажима¬ли на спусковые крючки, но наши автоматы выписывали кренделя вместе с нами, и пули летели, куда попало. А когда я доставал гранату, автомат вообще выле¬тел у меня из рук, он доехал до моджахедов, раньше, чем на головы им упала граната, а потом уже и я свалился в это месиво, - через секунду после взрыва. Они устроились под сугробом, я слетел с него, как с трамплина, а на меня об¬рушился мой боец и тут же врезал мне по ребрам прикладом. И мы орали там, в дыму, в лицо друг другу - он сидел у меня на животе и пытался выбить мне гла¬за стволом автомата, потому, что у него уже не было патронов, и он ни черта не соображал от ярости, а я пытался защититься руками и попасть ему коленом по почкам, пока кто-то третий не сшиб его с меня ударом ноги.
Я встал на четвереньки, нашаривая автомат, увидел пламя выстрелов, внизу по склону и решил, что, - все, хана, - снизу идут на подмогу, но стрельба быст¬ро прекратилась. Потом, оказалось, что стреляли убегавшие моджахеды, когда рассвело, мы вычислили по свежим следам, что их было трое.
Я оглянулся. Кроме меня, двое остались в живых, один, - тяжело раненый. Еще двое лежали на склоне, не добежав до укрытия. Убитых моджахедов было четверо - гранатой, в основном. Пятый еще шевелился, и мы его добили. Своего раненно¬го мы шевелить не стали, - сразу было видно, что он не жилец, он и умер через полчаса.
Мы не знали точно, сколько было моджахедов, поскольку, когда они преследо-вали нас, то перемещались зигзагом, между складками местности и глыбами льда, трудно было подсчитать, мы еще не знали, что нас не будут атаковать и были настороже, но жрать хотелось смертно, и мы начали шарить по вещам. Однако, на¬шли только несколько кусков сухого хлеба, которые тут же и проглотили и нес¬колько кусков кифа, - зеленой, похожей на пластилин пасты из конопли, - эти
охотники голодали, почти так же, как и мы, поддерживая дух старым азиатским
способом. Киф и спальные мешки помогли нам дожить до рассвета, а потом мы начали свой путь вниз. Мы шли по следам, идти вниз было легче, чем вверх и все
равно, мы часто падали - киф выжимал из нас истеричные смешки, но не давал
крепости ногам. К вечеру, мы достигли места, где охотники подстрелили одного
из наших и повалились в снег возле замерзшего тела.
Он замолчал, потом встал, достал из шкафа бутылку кальвадоса, плеснул себе в бокал и сделал глоток. - Дело в том, Эвелина, что мы чудом побили моджахе¬дов, но ничего еще не закончилось. К месту, где моджахеды побили нас, мы день ехали на грузовиках и ночь выдвигались маршем. В бою, мы постоянно пе¬редвигались и передвигались хаотично, а бой длился часов шесть. Потом, мы трое суток лезли на ледник. Короче говоря, теперь мы не знали точно, где на¬ходимся, на каком расстоянии от ближайшей заставы, блокпоста или хотя бы населенного пункта. Еще проще говоря - мы заблудились. И произошло это не
в турпоходе, а в воюющей стране, на территории, где кто угодно мог выстре¬лить из-за какого угодно камня. У нас не было провизии, не было сил, мы бы¬ли обморожены. И страшно хотелось жрать. - Он снова, надолго замолчал. - И
что? - спросила Эвелина, - Что было дальше? - А то, что мы вырезали кусок
замороженного мяса из спины нашего павшего товарища и съели его. Мы рубили
его мелко, как строганину и глотали. Если бы мясо не было замороженным, мо¬жет быть, мы и не смогли бы его есть, может быть, мы и не смогли бы встать
со снега. Но мы встали и пошли дальше, - Ночью? - Ночью. Нам хотелось уйти
подальше от того места. - А какой был вкус у этого мяса? - спросила Эвелина, с диковатым каким-то любопытством. - Не помню, - он внимательно посмот¬рел ей в глаза, - Но если тебя интересуют такие вещи, то могу тебе сказать,
что помню вкус свежего мяса, - он усмехнулся, - Моджахедского. Вкус, - как кровь. А жаренным не пробовал, не знаю. Мы убили тех моджахедов, троих, - на рассве¬те. - Как убили? - Очень просто. Шли по следам, очень медленно ползли, тем¬но еще было, и наткнулись на них. Они спали. Ну, мы их и пристрелили. Они вы¬
мотались не хуже нас, потому и проспали свою смерть, пищи при них никакой не
было, только киф. Пришлось отрезать от них по кусочку. Посыпали кифом и ели - фиеста получилась, очень весело. - А что было потом? - А потом уже не бы¬ло ничего интересного. Мы шли и шли и шли, пока не вышли на дорогу. Потом,
опять шли, пока не пришли в кишлак. Там мы вырубились. Кто-то из местных
съездил на заставу и привез наряд. Вот и все, - он усмехнулся, - Но мой напар¬ник умер. - Отчего умер? - Неизвестно. Он так и не проснулся, может быть, не захотел. Его без сознания привезли на заставу, и через пару часов он пе¬рестал дышать. Там же не было никаких врачей, и никто не станет гонять верто¬лет, ради какого-то доходяги. Я сам добрался до отряда, только через сутки.
Тебе дали медаль? - Мне дали выговор с занесением в личное дело. - За
что? - Он ухмыльнулся, - За некомпетентность. За то, что неправильно дейст¬вовал в бою, людей угробил, - он выплеснул в рот остатки водки, - Но мороз и
голод дали мне медаль, они мне ее дали, Эвелина.
На лестнице раздались шаги.
Глава 17
- Я привезла к тебе дочь, чтобы ты воздействовал на нее авторитетом, она нажралась, как лахудра, а теперь, ты сидишь и пьешь с ней водку, посреди но¬чи, - сказала Рита, запахивая халат на роскошной груди. - Я не пью водку с ней. Я пью ее сам. И уже утро. - Ты считаешь, что уже можно выпить? - Да, я так считаю. - А почему ты пьешь сам? Ты не единственный, кому нужно похме¬литься. - Он налил в бокал приличную дозу, можно было не опасаться, что Ри¬та блеванет от ранней опохмелки. Так оно и случилось. - Что за хамство, не закусывать самогон? - С отвращением сказала Рита, выдохнув воздух. - Это не самогон. Можешь взять в холодильнике огурец. - Могу. - Рита взяла огурец. И сыр, и колбасу, и холодное мясо - она никогда не жаловалась на похмельное от¬сутствие аппетита.
- Что делает Берта? - спросил он, когда Рита разместилась рядом, со своими тарелками. - Что может делать человек, который без сознания? - Рита по¬
жала плечами. - А почему она без сознания в твоей шубе? - Рита задумалась, - По-моему, я ей эту шубу подарила. - А в чем ты поедешь домой? - Я что, уже должна ехать домой? - Нет, посиди еще. - А полежать, ты уже не предлагаешь? - Я и не предлагал. - Ну, тогда, налей, хотя бы. - Он налил и они
выпили. Рита вздохнула, - Хорошая баня пропала. Все из-за тебя, - она метнула
уничтожающий взгляд в Эвелину. - А вам там не было тесно втроем? - нейтраль¬но спросила Эвелина. - Представь себе, нет. Пока ты не появилась. - Я понимаю. - Что ты понимаешь? - Рита повысила голос, - Как матери замечания де¬лать, это ты понимаешь? - Я просто... - Заткнись. - Он начал понимать, что
жизнь Эвелины с Ритой, была далеко не сладкой.
На верху лестницы появилась встрепанная Берта, в шубе. Она была похожа на непроспавшийся манекен из бутика. - Пьянка, - обреченно сказала она и начала медленно спускаться по ступенькам, но на середине лестницы, вдруг рванулась вниз и исчезла в туалете. - Осторожно! - крикнула ей Рита через дверь, - Эта шуба стоит пять тысяч долларов! - Шуба была дорогой, но стоила, мак¬симум, тысячи две.
Занимался холодный рассвет, пора было покормить собак, он встал, чтобы на-рубить им мяса и тут, от ворот донесся слабый автомобильный сигнал. Он взглянул на монитор у входной двери, но камера ухватывала только серебристый капот, руки на руле и чью-то крепкую челюсть, за тонированным сверху стеклом.
- Кто это? - спросила Рита. - Понятия не имею, - ответил он и пошел посмотреть.
Владимир не нашел нужным выйти из машины, он только приспустил стекло и широко улыбался в щель, - Привет! Мне бы Ритку повидать, дело есть. - Он знал этого типа, шапочно, видел пару раз. И усмехнулся в ответ, - Ну, проезжай.
Берта выходила из туалета, как раз в тот момент, когда они вошли в дом, и Владимир уставился сначала на нее, а потом уже перевел взгляд на Риту и Эвелину, сидевших за столом, - Здравствуйте, ангелы мои! - Рита смотрела на него ошарашено, Эвелина молча отвела взгляд. Нимало не смущаясь, гость сбро¬сил дубленку в кресло и быстро потер украшенные парой перстней руки, - Поче¬му не слышу оваций?
Владимир был высоким, широкоплечим мужчиной, очень фотогеничным, хотя и с заметной плешью в свои 35 лет. Не дожидаясь приглашения, он прошел к столу.
- Что ты здесь делаешь? - наконец, выдавила из себя Рита. - А почему ты
не спрашиваешь, как я доехал? Нормально доехал. Хотя и нелегко было выбраться из Парижа на те копейки, что ты мне оставила. Я потратил на тебя все
свои деньги, ты же знаешь. - Откуда у тебя свои деньги? - От верблюда. Я
замерз и хочу есть. Вы позволите присоединиться? - Не дожидаясь ответа, он плеснул себе водки в чей-то бокал и ухватил кусок сыра чьей-то вилкой.
А он смотрел со стороны на жующего Владимира и тихо удивлялся. Неужели этот человек не понимал, что здесь ему могут просто открутить голову? Или у него было что-то в рукаве? Владимир не был умен и мог как угодно далеко оторваться от местных реалий, мотаясь по Парижам и Ландонам, но он, все-таки, был русским. Не мог же он всерьез полагать, будто этот лес и парк Тюильри - одно и то же?
- Зачем ты приехал? - спросила Рита. Владимир с усилием проглотил кусок мяса, - Соскучился. Ты что, не рада меня видеть? - При этом он подмигнул,
почему-то, Эвелине. - Не вовремя ты соскучился. И незачем было ехать сюда.
Мог бы и позвонить. - Ну, мы же не чужие люди, - он мельком глянул на хозяина
дома, - Одна семья, можно сказать, - Владимир хохотнул.
Хозяин дома улыбнулся в ответ. Ему это удалось без особого труда, он уже почти принял решение.
Берта, наблюдавшая встречу родственников, опершись одной рукой на теплые изразцы печи, а другой, придерживая воротник шубы, вздохнула и пошла наверх. Эвелина поднялась из-за стола.
- Куда же вы, дамы? - Владимир скоморошно развел руки в перстнях, - Не
лишайте меня своего присутствия! - Не отвечая, Эвелина скрылась за дверью
ванной. Пока Берта поднималась по лестнице, Владимир не отводил глаз от ее
ног.
- Что ты собираешься делать дальше? - спросила Рита. - Ну, во-первых, я
собираюсь побыть здесь некоторое время. Идти мне некуда, денег нет. - А на
что ты, вообще, рассчитывал? - На тебя, - Владимир ухмыльнулся.
Он вспомнил, что надо покормить собак и встал из-за стола - ему не хотелось взваливать на себя весь груз решения, в конце концов, это был любовник Риты и дом был, фактически, тоже ее.
Звери хрипели в вольере и кидались на стальную сетку, он высыпал им миску замороженного мяса, с удовольствием наблюдая, как они рвут его белыми клыка¬ми. Он начал запирать их, с тех пор, как в доме появились чужие - все люди были врагами для этих собак.
За спиной его раздался скрип шагов по снегу, и он обернулся. - Этот ублюдок опять достал нас, - сказала Эвелина, она волновалась, и в
