женщины, три возраста, три состояния душ: мать, любовница, дочь - высоко зади¬рая ноги, самозабвенно плясали канкан, пока бешеная сука, высунув язык, при¬села рядом с дураком, вооруженным рюмкой. Они нуждались в зрителе, но зри¬тель никак не участвовал в их танце, они нуждались в дураке, чтобы дурак удо¬влетворял их своим членом или своим арбалетом, но не желали, чтобы он путал¬ся под ногами, все было - для него, но его, как бы и не было. Они были само¬достаточны, как Жизнь - позволяя существовать на своей периферии дураку с членом, они позволяли оплодотворять себя восхищением, ничуть не восхищаясь дураком.
- Берточка, деточка, что это на тебе надето? - Рита заметила и устави¬лась на арендованные трусы Берты, - Немедленно сними эту гадость! - Она выле¬тела в соседнюю комнату и вернулась с ворохом белья, - Выбери, что тебе нра¬вится! - Берта начала было отказываться, но Рита с Эвелиной немедленно со¬влекли с нее гадость и с отвращением отбросили к ногам хозяина и его суки.
Берта вспыхнула обнаженной роскошью волос, она была натуральной блондинкой
и в следующее мгновенье, хозяин приоткрыл рот - с черной Ритиной резинкой
между ног она выглядела намного более обнаженной, чем без нее.
- Это - аксессуар к шубе, - пояснила Рита, возвращаясь и волоча к столу приодетую Берту и почти голую от плясок Эвелину, - Женщина должна иметь три ве¬щи - шубу, трусы и сапоги, все остальное - от лукавого. - Щедрый парень, этот
лукавый, - заметил он, - Если все остальное женщина имеет от него. - От него
женщина имеет только то, что остается под трусами, - отрезала Рита, - А все,
что сверх того, приобретает сама. -
Вечеринка закончилась нехорошо. Берта вдруг начала говорить бессвязно, о своей дочери, Рита и Эвелина не понимали ее. Потом ее затошнило, она едва до¬бежала до туалета, у нее начался страшный понос, рвота и головные боли.
Она сидела на унитазе, с миской между ног, раскачивалась и ничего не виде¬ла перед собой, он вынужден был поддерживать ее за плечи, чтобы она не упала.
Когда он вынес ее из туалета и уложил в постель, Рита и Эвелина давно уже ушли в свою спальню.
Глава 23
- Не иметь тела - это страдание, - сказал легкий, бесполый голос в пустоте, - Нельзя слышать звуки, не имея ушей. Нельзя видеть цвета, не имея глаз. Нельзя чувствовать вкус, не имея языка. Нельзя ощущать запах, не имея носа. Нельзя познать прикосновение, не имея коки. - Возникла звенящая пустота. И снова стала голосом в пустоте, - Ангелы восстали, возжелав познать, и Бог нака¬зал их вечным наслаждением. Если наслаждение длится всегда, оно становится страданием. Если страдание длится всегда, оно перестает быть страданием. Смерть размыкает и замыкает круг, делая его вечным. Ангелы были мыслями Бо¬га, отринувшими Творца, а стали тварями под колесом, Вечным Змием, кусающим свой хвост, - голос был хрустальным колокольчиком в пустоте, - Не познав не познанное, нельзя страдать от него. А, познав, нельзя освободиться от стра¬дания. Мысль в пустоте, познавшая звук, цвет, вкус, запах и прикосновенна, прожигает самое пустоту. - Вдруг раздался металлический звук, как от лопнув¬шей струны, он мгновенно проснулся и сел в постели. Засигналил мобильник. Он схватил трубку, еще ощущая звон в ушах. - У тебя проблемы, - сказала Таня. - У меня всегда проблемы. - Таких еще не было. Кое-кто ищет Берту. - Кто? - Тот, кого здесь уже нет. Мы крупно влипли. - Что делать? - Слушаться меня. Ты помог ей, я помогла тебе, теперь ты должен вытаскивать всех троих. Ты
понял? - Понял. - Я буду через полтора часа. Водку не пей. - Она отключи¬лась. Он глянул на табло - была половина второго ночи. Он глянул на Берту,
лежавшую рядом с ним - по подушке, вокруг ее головы, расплывалось темное пят¬но. Он вскочил и включил свет - из ее носа, рта и ушей сочилась кровь. Он
резко дернул ее вверх, вместе с подушкой, усаживая вертикально, и ощутил за¬пах. Он отшвырнул одеяло - под нижней частью ее тела, постель была пропитана
вонючей жидкостью, это было хуже, чем запах кала, так пахнет труп, который
долго пролежал в пластиковом мешке и пустил сок. Он прижал пальцы к шейной
артерии - сердце билось. Он быстро потер ладони, согревая похолодевшие вдруг
руки - теперь следовало действовать быстро, но без суеты.
Он принес аптечку и сделал ей инъекцию камфары, но, уже разыскивая опавшую, как у мертвой, вену, понял, что этого будет мало. Тогда он приготовил шприц с адреналином. Игла была тонкой, неприспособленной для укола в сердце, но обошлось. Потом он схватил мобильник и набрал Таню, - Она умирает. До больницы ехать часа три. - Не двигайся с места. Я выжму все, что можно, из тачки.
- Я сделал адреналин. Но она в сознание не пришла. - Делай, что хочешь, це¬луй ее, кусай - не дай умереть. Если она умрет, мы тоже умрем. Очень плохой смертью.
Ворота он открыл заранее, через полчаса Таня влетела в дом, на ходу вырывая из кармана какой-то предмет, - Она еще жива? - Да. - Пей! - она сунула ему в руки темный флакон. - Что будет? - Не знаю! - В первый раз в жизни, он увидел Таню, на грани истерики. - Ты все это затеял! Теперь пойди и ра¬зорви того, кто пришел за нами. Пей, это ключ от двери, а что за дверью, я не знаю. Я знаю только, что если ты нас не защитишь, то лучше бы нам и не родиться. - Он взял и выпил пахнущую гнилыми грибами жидкость. Его ударило, как локомотивом, сшибло во мрак и понесло, вращая, как клочок бумаги. Он не понимал, как клочок бумаги может ощущать холод, но ему было невыносимо холодно. Он ни на секунду не терял сознания. Во мраке слышались металлические удары и хрусты, как будто ломали жесть» вокруг гудел ветер. Затем, начал раз¬гораться тусклый свет и его выдуло на какую-то металлическую поверхность, как мусор, впереди поезда метро. Он почувствовал себя так, как будто какая-то легкая его часть унеслась дальше, вращаясь над поверхностью, а другая, тяжелая, оказалась жестко припечатанной к ней. Над ним был купол, под ним - гладкий металл. Его окружили маленькие, подвижные механизмы, похожие на иг¬рушки, состоящие из лучей света. Между ними прошла девочка, смутно напоминав¬шая дочь Берты. - Мне здесь скучно, - жалобно сказала девочка, - Я хочу домой.
- А где твой дом? - осторожно спросил он. - Там же, где и твой, - неожиданно
злобно ответила девочка. - Но ты же не можешь жить в моем доме, - рассудитель¬но сказал он. - Нет, могу! - выкрикнула девочка и пнула его в голень. Посмо¬трев вниз, он увидел, что ноги его, до колен, - из металла. Он потопал ими по
полу и решил, что иметь такие ноги - совсем неплохо. - Где моя мама? - требовательно крикнула девочка и снова пнула его. Эта маленькая паскуда начала
его раздражать, и он подумал, а не ударить ли ее своей новой металлической но¬гой? Но такая нога могла разорвать ее на куски. - Я не знаю, - ответил он.
Маленькие механизмы, состоящие из палочек или лучей свата, одобрительно замигали, от них исходило тепло. Но, пока он смотрел на них, девочка вдруг вцепилась ему в горло мертвой хваткой. Она оказалась неожиданно сильной, но он сло¬мал ее тонкие руки и, раскрутив за запястье, швырнул прочь. Она улетела, вращаясь, и исчезла в тусклом, сером свете. Световые механизмы окружили его ноги на уровне колен и доброжелательно гудя, стали подталкивать куда-то, не прикасаясь. Он решил, что не будет ничего плохого, если он пойдет с ними. Они
подвели его к низкому ложу или столу и уложили на гладкую металлическую поверхность. Затем, они начали что-то делать с его ногами. Заинтересовавшись, он сел и понял, что они пытаются снять его ноги, при помощи каких-то приспособлений, но у них ничего не получалось и он решил помочь маленьким, доброже¬лательным существам. Он начал отдирать металл так, как если бы это были голе¬нища сапог. Он рвал металл, его пальцы были сильнее металла и все равно, это было очень тяжело. Очень тяжело. Он напрягался изо всех сил, ему стало жарко и стало казаться, что металл раскаляется вместе с ним, и что его мускулы рвут¬ся вместе с металлом. Он уже не просто рвал - он боролся за жизнь. Его глаза начал заливать пот, он уже слепо ненавидел все, что его окружает, всю эту кучу металла и этих маленьких существ - беспомощных и никчемных. Он точно знал, что он сильнее всего, что здесь находится, вот только освободить ноги. Он точно знал, что может разнести все в пыль, но его как-то хитро поймали в какую-то ловушку. И он бесился от этого, он рвался вместе со своими мускула¬ми, его ненависть ко всему достигла накала вольтовой дуги и включила в себя его собственное тело, тогда он просто отломал свои ноги, исторгнув из себя такой крик ненависти, который испепелил все.
Глава 24
Он долго смотрел в незнакомое, серое лицо, пока, наконец, понял, что это - Рита. Он разлепил сухие, как бумага губы и она тут же поднесла к ним керамический сосудик, из которого пьют минеральную воду на курортах. Он сразу
узнал этот сосудик - они вместе покупали две такие штуки в Карпатах, одна
разбилась давно, а вторая, - сохранилась, оказывается, он и не знал. Свою во¬ду он тоже узнал сразу - это была вода из его источника, их источника, толь¬ко кислая, с лимоном. - Что? - спросил он, почти беззвучно. - Ничего, - Рита пожала плечами, и вдруг по ее лицу хлынули слезы. Это была большая но¬вость - Рита плачет. Но в данный момент его больше занимало другое – очень хотелось помочиться. Однако, едва осознав позыв к мочеиспусканию, он тут же и сделал это - в постель. - Я уссался, - сказал он. - Ничего, сейчас поменя¬ем, - Рита вскочила со стула. - Не надо. Я сам. - Что, сам? - Сам встану, - он повысил голос, - И поменяю. - Он начал вставать. Рита попыталась поддер¬жать его, но он отвел ее руку в сторону. Он чувствовал себя слабым, но не настолько слабым, чтобы не встать. И встал. Но тут же сел, - закружилась го¬лова. Он посмотрел на себя. Хихикнул. И визгливо, со всхлипом, расхохотался - на нем была шелковая Ритина комбинация. От Диора. Рита захохотала вслед за ним, - так же визгливо. Они смотрели друг на друга, смеялись и вытирали слезы. - Ты собак кормила? - спросил он. - Кормила. - Когда? - Утром.
- А сейчас что? - День, - она помолчала, - Ты был без сознания девять дней. -
Он снова лег, глядя в потолок. Он, конечно, понимал, что какое-то время, был
без сознания. И у него не было никаких провалов в памяти - он все хорошо по¬мнил. Но девять дней! - И почему же ты оставила меня без погребения? - задумчиво спросил он. Рита, знакомым жестом, почесала нос, - Я бы не оста¬вила. Но твоя ведьма не дала, чтобы все честь по чести. Она сказала, что ты
еще вернешься к нам, на мою голову. - Где она? - Уехала, слава богу, пару
дней назад. - А что Берта? - А что Берта? Почему ты не спрашиваешь, как я? - Как ты? - А что я? Кому есть до меня дело? Устала, как собака, пеленки твои меняючи. А Берта здорова, как корова, жопа растет не по дням, а по часам. - Вы бы на свою посмотрели, - в комнату вошла Берта. - Ты подслу¬шивала под дверью? - Нет. Ваш голос слышен по всему дому. - Берта подошла к кровати и, опустившись на колени, поцеловала ему руку. Он погладил ее по голове. Рита, не находя слов, смотрела на это, приоткрыв рот. Наконец, она нашла слова и набрала в грудь воздуху, но он опередил ее, - А где Эвелина? - Спит, - ответила Берта, - Она дежурила этой ночью. - Да, она вам надежурит! - крикнула Рита, - Она надежурила так, что насосалась ликеру, над постелью больного отца! - Неправда! - Берта повернулась к ней, - Она
