Кто видел в море корабли... (хроника одного экипажа)

еженедельных планерках у комбрига он слышал статистику ЧП в гарнизоне и очень опасался, как бы чего не случилось в своем экипаже. Показатели превышевсего!                                                                                                .      .    Впрочем, командир бригады ремонтирующихся кораблей Журавский  не ошибался в своих предчувствиях и количество нарушений соседнего экипажа, жившего в стационарной казарме, превысило обычныестатистическиенормы.                                                                  .    Командир расслабился и, как заведено, положился на старпома. Старпом с фамилией, которую всегда называют в числе трех исконно русских, по которому, ввиду его малого роста, на флоте гуляла поговорка –  “это  что  же  за  загадка – сапоги несут канадку*”, как ни странно, делами экипажа в заводе занимался мало, посвятил  себя    сочинению  бумаг по боевой подготовке и часами задумчиво ходил по  заводу с секретным портфелем. Экипажем управлял помощник с корабельным прозвищем – “уголовник - карьерист”.  Ему справиться тоже не удалось, экипаж громко прозвучал  в сводках  о  грубых нарушениях воинской дисциплины в гарнизоне и с базы атомщиков для разбора “полетов” был вызван командир дивизии Караваев. Ожидался крупный разнос с грозными последствиями.  В начале сентября, в казарме, с распахнутыми во двор окнами, построили виновников, а напротив них, для науки, экипаж Леонида Васильевича Маркова. Командир виноватого экипажа, щуплый невысокий капитан 1 ранга, ввиду вынужденной трезвости напружиненный и злой, встретил двухметрового командира дивизии командой “смирно” и докладом  -  вот, мол - де, по вашему приказанию… В мертвой тишине Караваев навис над беззащитным экипажем, как туча над рощицей березок  перед грозой. Комдив прошелся вдоль строя, распаляя себя  и готовясь к сокрушительному разносу.                                          -  Командир! Ты  что мне обещал, когда уходил в Полярный? Что у тебя все будет в порядке?! – и, обращаясь к замершему строю, продолжил:     - До каких безобразий вы тут докатились?!  Вы  не экипаж, вы  же ди-кари, вас  же еще  Миклухо - Маклай не открыл…, - однако продолжить перечисление определений не успел, потому что со двора через открытые окна казармы отчетливо донеслось:                                            .  -Тпрру-у,…-б твою мать!– строй напрягся.                                                                        

--Товарищи подводники! - сделал второй заход Караваев.                                                   

 - Тпрр-у-у,… - б твою мать! – повторилось со двора. Кто-то хихикнул. Строй зашевелился. “Уголовник - карьерист” метнулся к окну.                    - Эт-т-та еще что такое? – лицо комдива стало пунцовым, как перезрелая вишня,  –    товарищи  подводники! - настойчиво рявкнул он, уже    почти не надеясь….                                              .                                                   

-Тпру-у-у,…-б твою мать! - неизменно последовало со двора.                            

Караваев безнадежно махнул рукой и, решив, что над ним издеваются,  с треском захлопнул за собой дверь.                                                        – Командир! Немедленно разберись и доложи! - разбирались оба командира и резвый  помощник, с корабельным прозвищем “уголовник - карьерист”.  Все оказалось просто “до безобразия”, как выразился старпом Пергамент. Во дворе бригадный мусорщик грузил пищевые отходы. Лошадка Маруська, запряженная в мусорную бочку, задум-чиво тянулась к травке, делая шаг вперед, а дядя Ваня всякий раз промахивался ковшом и с досадой ее останавливал:                  .                                                                       

- Тпр-р-ру! - с нехитрым и беззлобным выражением про мать. Гроза миновала, разбор сделали в собрании офицеров и Караваев, наделив “фитилями”, кого следует, убыл. Замполит Илин не успокоился и организовал еще одно собрание, уже в собственном экипаже. Он два часа нудно наставлял офицеров и мичманов на путь истинный, упомянув в качестве отрицательного примера Малых с Шарым  и гостиницу, где они жили, как верный путь к нарушению воинской дисциплины и возможному ЧП. 

                              

 *Первая линия – боевые корабли, укомплектованные всеми видами снабжения, оружием и подготовленными экипажами, готовые к боевым действиям.         

 *Канадка- походная кожаная куртка мехом во внутрь 

                                                            

                                                                               Опять  Крапивин         



                                                                                                     - За тех, кто в море, на вахте и на  гауптвахте                                                                                                                                       (Третий обязательный  военно - морской тост)    

      

          Звонили с гауптвахты и просили забрать Крапивина. Странно, срок-то еще не закончился. Но “тюремщики” больше ничего не сказали. Добавили только, что – срочно. Командировали за химиком, естественно, Андрея.  Начальник гауптвахты,  роясь в бумагах, ска-зал, не глядя на Шарого:                                        .                                                     

 - Какой идиот отправил на гауптвахту больного человека? -  Шарый хотел сказать – командир дивизии Караваев, но вовремя спохватился:           - Как больного? Ему же доктор справку выписал, что здоров. Без нее вы не имели права принять его в вашу контору! 

- Здоров… А вы поинт-ресуйтесь в госпитале, какой он здоровый, – и начальник заведения покрутил пальцем у виска. Поговорив с дежурным, Андрей узнал, что на гауптвахте с Крапивиным был скандал. Его попросили оформить на “губе” наглядную агитацию. Он даже сам напросился, потому что был  умельцем на все руки и не хотел скучать десять суток без дела. Мобилизовав сокамерника - подполковника, сидевшего за пьянку, и, получив кисти, краски и ватман, энергично принялся за дело. Они с подполковником уже монтировали свое творчество на стенах уважаемого заведения,  как  в  помещение  влетел  краснорожий  от бурных и систематических возлияний начальник карцера, старший прапорщик…этот, как его…                                                      .                             

 - Ну, как дела, уголовнички? – жизнерадостно спросил он. Крапивин сорвался, слетел с табурета и, в запале, во всю свою химическую силу, влепил старшему прапорщику по пунцовой физиононом.                 

 - Ты… Урод! Какие мы тебе уголовнички? – кричал арестованный хи мик, молотя здоровяка прапора кулаками.  Но тот уже опомнился и вызвал своих служак. Бравые ребята вчетвером едва сумели завязать разошедшемуся Крапивину руки за спиной, а потом и ноги, поскольку химик действовал и ими. Подполковник в трансе от таких непредсказуемых событий забился в угол. Связанный химик еще долго дергался в конвульсиях и пена выступила у него на губах. Пришлось вызвать доктора. Увидев посиневшие руки, врач приказал немедленно снять веревки, выгнал всех и кое-как успокоил арестанта. Поговорив с ним минут десять - пятнадцать, доктор доложил коменданту, что арестованный – больной человек, что он неадекватен и его нужно немедленно удалить с гауптвахты.                                                      .                                                    - А то будете иметь…, - местный врач не уточнил - что именно, но догадаться было нетрудно. Пока химик собирался и ему выписывали документы, Шарый смотался во флотский госпиталь. В отделении, где пару месяцев назад лежал на излечении Крапивин, Андрею не очень охотно сообщили, что у пациента воспаление оболочки головного мозга, как осложнение после гриппа, и, на этом фоне  прогрессирующее слабоумие, обостряющееся в  стрессовых состояниях.

Шарый обомлел:                                                                   

- Как это? И ничего нельзя сделать? А как же вы его отсюда выпусти-ли? И какой диагноз записали? Его же законопатили на гауптвахту!               -  Ну, гауптвахта – это уже ваши дела. Мы к гауптвахте не имеем никакого отношения, - сразу же парировали госпитальные, -  в заключении написано, что у него осложнение после гриппа с ухудшением зрения. Жена очень просила больше ничего не писать. Но в истории болезни, которая в нашем архиве, указано все, что есть на самом деле, - Андрей не нашелся, о чем еще можно с ними говорить.  Но ведь корабельный доктор Ревега и флагманский врач Довганов должны были это знать! А как же исключение из партии?  У Крапивина были разбиты костяшки рук и губы. Андрей намочил платок и, сколько мог, вытер на химике кровь. Сашка все еще дрожал, не то от холода, не то от возбуждения. Скорее – от возбуждения.                                                                    

 - Я им всем покажу…,  - бормотал он.  Куда его везти? На службу? Да он там  разорвет Илина на мелкие кусочки и будет новая беда. Поехали в поселок, где жена Наталья и дочь, семилетняя Инна.                                                                                                                                  

- Если ты знала, то почему не сказала об этом мне?  -  пытал Наталью Андрей, - ты понимашь,  ситуация-то осложнилась? Этот дурак Илин… Сашкины документы в парткомиссии.                            .                                                                                               

 - А он просил никому не говорить, на коленях просил – Ната, не сдавай меня в “дурку”,- утирая мокрое от слез лицо, бормотала Наталья, - он, когда у него просветление, наверное, понимает, что с ним что-то не так. Шарый помчался в штаб дивизии к флагманскому врачу.                          - Володя, - сказал он Довганову, - ты понимаешь, чем это может  для тебя кончиться? С этой парткомиссией, с исключением из партии больного, практически невменяемого человека? Эти начальнички с удовольствием спихнут все на тебя, чтобы избежать личных неприятностей. Знаешь ли ты, что Наташка собирается ехать в Москву, в ЦК.  И она говорит, что не уйдет из приемной, пока ее не примут или пока не кончатся деньги.  А ведь ее примут! Там прикажут разобраться и свалится это все опять на Северный флот. Госпиталь, прикрывая себя, выдаст диагноз, который у них в истории болезни.      А “артиллеристы” илины вместе со всеми политотделами и парткомиссиями сделают круглые глаза и дружно скажут – а  мы-то  и не знали.  Они всегда, когда  петух клюет, ничего не знают. И самым знающим окажешься ты, Владимир Иванович, потому что ты флагманский врач и должен знать состояние здоровья воинов своей дивизии. Ну, еще  наш корабельный Ревега, но он был полгода на клинической стажировке, мог еще и не успеть… Представляешь, что это будет? Сумасшедшего, которому нельзя волноваться (!), содержат на гауптвахте и с колоколами исключают из партии! И если они тебя за вопиющее медицинское безобразие сошлют на Таймыр, ты будешь всю жизнь радоваться, что не. сослали еще дальше! -  подполковник Довганов взмок.                        

 - Сашка Крапивин… Я же с ним служил у… Спасибо, старик, что пре-дупредил. Я сейчас…                                                          .                            - Торопись, Володя, парткомиссия через неделю! - и флагманский врач, подполковник Довганов, затороптлся