Кто видел в море корабли... (хроника одного экипажа)

кабелями,  какими-то приспособлениями, заставленную бочками и заваленную досками. Создавалось впечатление, что  рабочие  изголодались по работе и набросились на “заказ”№ 53-  стая голодных хищников  на бедное животное.                        - Ну, значит нам недолго здесь…, - сказал командир, глядя на эту производственную вакханалию, - папуасы, - одобрительно добавил “фараон“. Но старпом Пергамент, механик Малых и  комдив живучести командирова оптимизма не разделяли. Первые с точки зрения поддержания живучести боевого корабля, заметив открытыми уже все три люка, а старпом – ввиду явного братания матросов с рабочими, не сулившего ничего доброго для воинской дисциплины в экипаже.  К вечеру, обалдевшие от такого энергичного начала, офицеры собрались на планерку у Лехина. Строитель довольно потирал руки, напрашивался на комплимент и вечернюю чарку. Механик вежливо попенял Петру Ивановичу за нарушения заводчанами корабельной техники безопасности в изложении “Наставления по борьбе за живучесть подводных лодок”, но чарку налил. На совещании у старпома Пергамента о взаимодействии экипажа с заводчанами определились более конкретно – держать ухо востро - как бы чего не вышло. Дождавшись своей очереди, заместитель  командира  по  политической  части  Илин поинтере-совался, где ночевал Шарый.                  - В гостинице, Валерми Иванович. Оргпериод до 21.00 и я оповестил дежурного по экипажу о своем местонахождении. Я не хочу ночевать с  крысами. Этого еще не хватало… Советский офицер…                             

 - Старпом, надо разобраться. Почему все ночуют с крысами, а Шарый, видите ли, не жела-а-ет? Ишь какой барин! - Илин обратился к Пергаменту. Старпом пробормотал что-то невразумительное и закрыл совещание. Ему очень не хотелось заниматься разбором зампо-литовских доносов. И первый ремонтный день закончился.          .

       В гостинице Андрей договорился с директором заведения о проживании..  Хозяйка  оказалась милой  молодой женщиной лет 35-ти  с пышными, завязанными узлом  каштановыми волосами и темными, с мохнатыми ресницами, глазами по имени Наталья Ивановна  Она с интересом разглядывала просителей, этих легендарных офицеров – атомщиков, о которых  среди гражданского населения Заполярья ходила бездна неблылиц, и по тону разговора было понятно, что отказа не будет. Но! Только на время трансляции международного футбола и с выселением по первому требованию! Андрей вручил Наталье Ивановне припасенные коробку конфет и бутылку шампанского, которую директриса велела открыть немедленно. Люкс остался за офицерами, за что и выпили по бокалу.                                                                           - Но я вас предупреждаю - если будут пьянки, посторонние женщины и прочие безобразия – выселю! - строго предупредила Наталья Ивановна.   - Как можно, Наталья Ивановна! Какие безобразия, какие пьянки и по-сторонние женщины, когда в гостинице такие обаятельные и милые сотрудницы, как вы, да Верочка, - обнаглел  Андрей, и добавил,  -  посторонних  женщин не будет! – двусмысленности Наталья Ивановна, кажется, не поняла, или сделала вид, что не заметила. Малых кивнул головой в подтверждение. Ввиду отсутствия друга Крапивина, отдыхавшего от тягот и лишений на гарнизонной гауптвахте, Андрей пригласил с собой механика Малых.  Жилищный вопрос  был решен.

                                           

                                                                                      Иключение               

                                                                                    

                                                                                                                                         Партия наш рулевой!                                           .                                                                                                      (Из призывов, опубликованных в газете “Правда” к  годовщине Ве-                                            .                                                                        ликой октябрьской социалистической революции)                .                                                                    

          Напористый и бескомпромиссный в политработе, заместитель командира по политической части, Илин, (“артиллерист”) готовил партийное собрание с персональным делом коммуниста Крапивина. Командир поморщился:                            .                                                               

 - Ну куда ты спешишь, комиссар? Он же на гауптвахте!                                     

 - Политотдел не  ждет. Плановая парткомиссия на носу, рАпорт я написал, надо успеть подготовить документы, - парировал замполит, - меня торопят. Неисполнение приказания, это, знаете ли! Объясни-тельная его есть, партбюро уже было. Надо исключать. Чего ждать? - кипятился Илин, - исключить его, об-тыть, да и с корабля долой – списать его… к чертовой матери. Все равно толку никакого. Он и сам служить не хочет – волынил в госпиталях полгода, –  Илину почему - то в голову не приходило, что офицер может просто заболеть, как, впрочем, все нормальные люди, - я уже все подготовил, - и зам повертел  перед командировым носом какими-то бумажками.                                    

- Комиссар, в твоем слове “рАпорт” стратегическая ошибка – yдарение не в том месте - сапогами за милю несет! – съязвил “фараон”  в сердцах, но, ожидая перевода по службе с повышением, особо протестовать не стал. В конце концов, это парафия политработника, пусть он и принимает решение. Тем более - есть мнение! Да и отказ выполнить  приказание – серьезный проступок. Эх,  Сашка, Сашка…                              .                - А  почему  без коммуниста Крапивина? -  раздался из зала аноним-ный  вопрос.                                                                                              

- Это кто тут такой любопытный? - Илин  пытался  выявить в  зале лю-бопытных, а ну, подымитесь, - и, не найдя, открыл собрание. Сборы провели и начальника химической службы Крапивина исключили из Коммунистической партии Советского союза за грубое нарушение воинской дисциплины, выразившееся в… В общем документы были составлены по всем правилам политической канцелярии о проведении в жизнь линии партии.  Голосовали, не глядя друг на друга. Было отчет-ливо стыдно - бросили товарища одного на расправу “артиллеристу”. Оправдывали себя тем, что когда “есть мнение” – уже ничего не ис-править и зам не мытьем, так катаньем, провернет “руководящую роль”. Кое-кто решил, пытаясь оправдаться перед собой и заглушить неприятное чувство, что, если химик действительно не хочет служить, то исключение поможет ему списаться на берег. Может он сознательно пошел на такой служебный криминал? Выступили только и.о. старпома Сапрыкини и Андрей Шарый, как друг  химика.                            

    – Нужно узнать, как у Крапивина со здоровьем, прежде чем принимать решение.  Может повременим? – пытался смягчить ситуацию Андрей.      - Шарый! – захлебнулся Илин, - вечно вы вмешиваетесь не по делу. Пытаетесь оправдать злостного нарушителя воинской дисциплины. Займитесь лучше организацией соцсоревнования в своем подразделении, она у вас хромает. А вы…, - при голосовании Малых и Шарый воздер-жались под пристальным и неодобрительным  взглядом “артиллериста”, колючие глазки  которого буравчиками сверлили несогласных и, казалось, говорили:  - “Ну, я вам это припомню, дайте только срок и малейшую зацепку!”  Вариантов “припомнить” на флоте, как известно, великое множество, а набор воздействий отточен до совершенства – от задержки в присвоении очередного воинского звания до не выделения квартиры, отказе в направлении в академию или переводе на другую, хотя и плевую, должность на берегу.  И документы на бывшего коммуниста Крапивина с секретчиком, отбывавшем в базу по своим секретным делам, отправили на парткомиссию на рассмотрение и утверждение.

                       

                                                                      ЧП местного масштаба

                                                                                     

                                                                                                    - Да они ваших баб…        .                               .                                         

                                                                                       (Из выступления командующего гарнизоном перед собранием офицеров воинских                                                                                                                               частей г. Полярного )



        Полярный, конечно, не Париж и даже не Мурманск, но соблазны свободного вечернего времени и выходных дней, даже при минималь-ных развлекательных возможностях городка, витали в воздухе. Как флюиды. Не для всех, конечно, а для тех, кто сегодня в ремонте или доке. С этих экипажей снята перволинейность*, а при  распорядке дня – в 18.00 – “море на замок”, завод работы прекращает. На  корабле  остается  вахта. Экипажи по казармам. До демократии и либерализма в те времена было еще далеко и “сухой закон” в г. Полярном для обитателей и командированных был явлением естественным, понятным и не вызывавшем ни удивления, ни протеста.  Впрочем, шагом в третье тысячелетие было открытие на базе рядовых столовок двух вечерних ресторанов с романтическими названиями – “Снежинка” и “Огонек”.  Людская молва немедленно переименовала эту романтику в “Сугроб” и “Окурок” и вскоре все забыли их родные имена, а залы  были всегда полны свободными от службыо фицерами.    Абсолютные неудачники томились  кораблях и в казармах, довольствуясь корабельным “шилом”* и закуской с камбуза. Начальник гарнизона, командир бригады дизельных подводных лодок, не любил интеллигентов-атомщиков и на собрании офицеров своих кораблей объявил их “оккупантами” и искусителями местных жен, велел патрулям нещадно их отлавливать по                                                          любому поводу и представлять рапорты о безобразиях. По этим ра-портам сей командир  “сквозил” в штаб флота на том берегу и коман -            дование  ремонтирующихся  имело  от флотского начальства серьез-ные неприятности. В силу всех названных причин , жизнь корабельно-го офицера, раскрепостившегося  ремонте от постоянной боеготовности, была сложна, таила массу соблазнов и сопутствующих им опасностей. Тяжело было отправлять естественные потребности и при этом чувствовать себя не только офицером, но и человеком. А запретный плод, как известно, всегда привлекателен и сладок, особенно после  многих месяцев, проведенных в “готовности, за углом”, или в автономках, и к нему тянулись все – от офицера до матроса. От бездельника и нарушителя воинской дисциплины до отличника боевой и политической подготовки с полным набором конспектов первоисточников классиков марксизма-ленинизма. Замполит Илин скрипел зубами.        

Малых и Шарый, жившие в гостинице, не давали ему покоя и он время от времени подливал в ухо командиру:                                                  .    - Они там в гостинице уже всех баб пере…, - похоже, с оттенком зависти гундосил он Маркову, сожалея, что нельзя продлить оргпериод дней на десять, а еще лучше не отменять его вовсе. На