задумываться над значением этого события. Повезло – и на том спасибо. Замок на двери оказался достаточно хлипким, так что мне без особого труда удалось с ним справиться. Да и неудивительно, ведь в сарае почти не было ничего ценного – пара гнилых досок и ржавые инструменты в запущенном состоянии. Но мне сгодятся и такие. Горсть вполне сносных гвоздей и пила без пары зубьев, но пойдёт и такая. А вот молотка не нашлось. Придётся забивать гвозди топором. Припрятав пилу под жилет и разложив гвозди по карманам, я спешно покинул сарай и с облегчением пустился в обратный путь. Но по дороге я свернул не в тот проулок и неожиданно оказался в весьма неприятном районе, куда бы мне меньше всего хотелось попасть.
Как-то в прошлом году мистер Каннинг пригласил меня с собой в одно, как он тогда выразился, «приятное местечко», которое оказалось публичным домом. Когда я догадался, куда он меня привёл, меня охватил благоговейный ужас, и я поспешно сбежал оттуда, за что был впоследствии жестоко осмеян мистером Каннингом, который с тех пор неоднократно злорадно припоминал мне тот случай. Мне показалось странным, что почтенный отец семейства – как-никак целая дюжина отпрысков – имеет привычку посещать подобные места. Но его, похоже, ничуть это не смущало и он откровенно заявил, что миссис Каннинг уже не так хороша, а я, по его уверению, и сам всё пойму, когда женюсь и проживу с его на этой земле. Однако я решительно не желал понимать и уж тем более принимать такие вещи, за что мистер Каннинг начал меня ещё сильнее высмеивать и желчно подшучивал надо мной, намекая на то, что мне, возможно, и вовсе не интересен женский пол. Могу представить, что он скажет теперь, после произошедшего. Наверняка он с охотой станет рассказывать всем встречным о том, что я не ходил к проституткам только потому, что предпочитал мертвецов. Но какое мне до этого дело?
Однако тот район, куда я угодил сейчас, ещё хуже места, в которое меня водил мистер Каннинг. Я слышал прежде, что где-то есть такие заведения, но не задумывался об этом всерьёз. А теперь зато убедился в том, что это правда. Здесь всё было, как на Хеймаркете, только с той разницей, что свои услуги тут предлагали мужчины – в основном молоденькие, симпатичные юноши, но было немало и джентльменов совсем уже не первой свежести. Какое удручающее зрелище. И кого они тут ждут в эту стылую, промозглую ночь? Как печально и горько проводить свою жизнь за таким занятием. Впрочем, не печальнее, чем вскрывать трупы в морге.
Я уже хотел повернуть назад, но, обратившись вспять, увидел того самого пса, что давеча загнал меня в угол. Его силуэт чётко прорисовывался на фоне залитого бледным фонарным светом перекрёстка. Не знаю, что хуже – мериться силами с бродячей псиной или прогуляться по этому содому – но в итоге я предпочёл последнее. Угрюмо повесив голову, чтобы ни с кем не сталкиваться взглядом, я ускорил шаг и, не обращая внимания на их вульгарные оклики, припустился трусцой по тротуару. Казалось бы, этим всё и закончится – неприятная прогулка, навевающая грустные мысли о тщете человеческого бытия, по завершению которой я возвращусь к своей спящей принцессе. Но тут меня поджидал ещё один гадкий поворот судьбы. Когда я уже почти покинул этот грязный район и свернул на проспект, над моим ухом послышался знакомый голос, и чья-то рука цепко схватилась за моё плечо.
– Винсент, мальчик мой, вот так встреча!
Нервно вздрогнув, я обернулся и встретился взглядом с противно ухмыляющимся мистером Личем. А он-то, что здесь забыл? Впрочем, это вполне ожидаемо. Вероятно, когда ему не удаётся разжиться «мёртвенькими мальчиками», он готов довольствоваться и живыми.
– Как же давно мы не виделись, сынок. – прогнусавил он, склонив ко мне своё лицо и обдав меня запахом лука и спирта. – А я по тебе скучал. Мы же друзья, Винсент, не так ли? Я вот всегда был твоим другом, хоть ты меня и обижал. А вышло всё, как сказано в Писании: покуда ты искал сучок в моём глазу, у тебя самого выросло там целое бревно. Осуждая меня за мою слабость, ты поступил ещё хуже и устроил целый скандал на весь Лондон. Нет бы, тишком справлять свои дела, прямо не отходя от рабочего места, а ты зачем-то её украл. И охота была возиться? Мог бы прямо в морге всех испробовать – там всегда разнообразие – а ты по глупости лишился такой славой работёнки. А эта твоя Офелия скоро сгниёт к чертям, и останешься ты ни с чем...
– Отпустите. – глухо пробормотал я, не желая слушать эти мерзости, и попытался вырваться из его рук, но он лишь крепче ухватился за меня.
– Ты не больно-то рыпайся, сынок. – гадко оскалился старик. – Нам с тобой ещё есть, что обсудить. Не то сейчас же крикну мальчишкам, чтобы позвали констебля. Местные не шибко любят с полицией связываться, но как узнают, что ты маньяк, так будут только рады тебя сдать властям. Так что веди себя смирно, договорились? Я же зла на тебя не держу и ничего дурного не мыслю. Просто хочу, чтобы ты мне по старой дружбе свою кралю показал. Ты не бойся, я без задней мысли. В прежние-то времена я, конечно, всех перепробовал – выбор, благо, там был богатый – да мне больше мальчики по вкусу, в них есть такая прелесть, что и словами не передать. Так что мне на твою покойницу любопытно поглядеть просто, как на красивую безделушку в витрине магазина – неужели и вправду так она хороша, что ты по её милости вконец разума лишился. Хотя... говорили, она ещё совсем кроха. А девчушки в таких нежных летах чем-то даже походят на мальчиков. Было бы весьма интересно такую попробовать... Она же у тебя ещё не совсем там сгнила? Идём-идём, покажешь всё, как есть. И учти, мальчик мой, ты не вправе отказать мне. Мы с тобой теперь товарищи.
Смерив его досадливым взглядом, я решил сделать вид, что согласен, а чуть позже как-нибудь отвязаться от него. Коротко кивнув, я повёл мистера Лича в обратную сторону от часовни и принялся прикидывать, как лучше избавиться от этого навязчивого попутчика, а он, крепко ухватившись за моё предплечье, с довольным видом последовал за мной, видимо, посчитав, что ему удалось загнать меня в угол. Мне совсем не хотелось с ним драться, но, по всей видимости, у меня не было другого выбора. Есть у меня, конечно, при себе тупая пила, но что мне делать с таким нелепым оружием – отпиливать ему голову? И почему мне вечно не везёт? Как меня вообще угораздило наткнуться на него в этот час в таком ужасном месте? Может, я и вправду проклят небом, оттого и идёт в моей жизни всё наперекосяк?
А пока я предавался этим унылым мыслям, мистер Лич вновь завёл со мной разговор:
– И чего это ты так пригорюнился, мальчик мой? Всё молчишь да молчишь. Расстроился из-за своей голубушки? И то верно, нехорошо как-то у ребёнка любимую игрушку отбирать. Так мы бы с тобой могли и сами, без твоей малышки управиться со всем. Ты ведь понимаешь, Винсент, сынок? – склонившись к моему уху, дрожащим голосом прошептал этот мерзавец и ещё сильнее сдавил мою руку. – Я думаю, мы с тобой столкуемся. Отчего твоё милое личико так осунулось, а кожа... – и он положил свою дряблую руку мне на щёку. – …сделалась так холодна, и некогда ясные глазки сверкают столь красивым, нездешним светом, как бывает только у людей, стоящих одной ногой в могиле? Таким ты мне даже милее прежнего. Если бы ты не трепыхался – ужас как не люблю, когда упираются и вопят – и вёл себя тихонько, как мёртвенький, так мы бы с тобой вполне сдружились. А покойница твоя пусть остаётся тебе. Ну, что скажешь, мальчик мой?
– Хорошо. – бесстрастно ответил я, обратив взор в его гнусно поблёскивающие бледные зрачки. – И где мы этим займёмся? Что мне нужно делать?
– Сейчас-сейчас, милый, только сыщем укромный уголочек, чтобы нам никто не помешал. – сбивчиво зашептал распалённый старик, потащив меня за собой в ближайшую подворотню. – Доверься папаше Джеймсу. Я ведь всегда тебе говорил, что ты просто чудо, как хорош собой. Знаешь, ты похож на архангела Михаила с открытки, что миссис Лич стянула в книжной лавке – я же тебе рассказывал, бедняжка страдает клептоманией, и как бы я её ни колотил, никак не исцелится от этой пагубной привычки. Так вот, ты просто копия Михаил. Как погляжу я на эту открытку, так и млею – ну, до чего же соблазнительно намалёван. А ты даже, пожалуй, ещё лучше всякого архангела. Я всегда дивился, и чего это ты с твоим милым личиком и таким стройным, упругим, гибким телом сидишь на этой паршивой работёнке. Тебе бы баб соблазнять, а не трупьё в морге вскрывать. Мужчины тоже ведь, знаешь ли, могут шлюхами стать и недурственно на том обогатиться. Есть ведь не только те оборванцы, которых мы с тобой сейчас видели. Тебя бы откормить да одеть поприличнее, и ты сделаешься краше всякого франта из этой дворянской сволочи. А уж там ты на свой выбор можешь обслуживать хоть баб, хоть мужиков – что больше по сердцу придётся. Ты всем сможешь приглянуться. Эти богатые дамочки – они просто страсть, какие изголодавшиеся. Таким ты точно придёшься по вкусу. Да и среди ихних джентльменов на тебя охотники сыщутся. Ты главное, не зевай и из всего научись извлекать пользу. Послушай моего совета, сынок, используй свою юность, пока она у тебя ещё есть. Ты ведь на этом только выиграешь – и сам развлечёшься, и деньжат заработаешь. А уж дохленьких девчушек ты всегда себе сыщешь – были бы деньги... Ну, вот мы и пришли. Смотри, какое славное местечко. Ты пристройся-ка сюда на ящики – только лежи смирненько, как твоя покойница, и чтоб мне ни-ни – а уж папаша Джеймс сам всё сделает, так что ты и сам в накладе не останешься...
Но прежде чем он успел договорить, я резко развернулся и, схватив старика за его сальные волосы, со всей силы ударил того головой об стену, а когда он выпустил мою руку, отшвырнул его на те самые ящики, что ему так приглянулись.
– Ах ты, ублюдок! – разразился он руганью мне вслед, когда я со всех ног кинулся прочь от него. – И всё равно тебя схватят! Полиция! Полиция! Помогите! Сукин ты сын, а я ещё к тебе, как к родному относился! Да чтоб ты сгнил вместе со своей дохлячкой!
Содрогаясь от омерзения и страха, я нёсся со всех ног по ночной улочке – быстрее, быстрее, быстрее укрыться под кровом нашей благословенной обители в твоих ледяных объятьях. Как отвратительны живые люди – их больные страсти смердят, как преисподняя. Отчего Бог ещё не уничтожил наш гадкий мир, эту великую выгребную яму? Неужели для нас есть ещё какая-то надежда? Бежать сделалось невыносимо тяжело, но я не смел сбавить шаг. Нет, я не боялся повторить судьбу несчастного Эдриана – старик был не сильнее меня и не смог бы ни к чему принудить меня против моей воли – но я так испугался, что нас с тобой могут разлучить. Если он всё-таки докричится до полиции или выследит наше с тобой убежище... Меня смертельно страшит всё, что может нарушить наше уединение и повредить этой хрупкой иллюзии жизни, что я веду с тобой, моя дорогая Элейна, под кровом нашей часовни.
Невольно опустив взгляд на бегу, я изумлённо увидел, как по моей жилетке расползается тёмное пятно, а, расстегнув её, разглядел, что вся рубашка моя в крови. Ах, ну да. Кажется, пила во время этого отчаянного побега прорезала ткань и полоснула по моей коже – а я и не заметил. С некоторых пор я перестал ощущать боль,
