нам обойтись. Что ему здесь нужно? Если он сделает ещё шаг, то сможет разглядеть, что в открытом саркофаге кто-то лежит – уж больно заметны эти пышные белые кружева на фоне пыльной серости часовни. Пытаясь заслонить собой своё сокровище, я выступил вперёд и бросил взгляд в сторону. Топор лежит в паре шагов от меня на полу. Если не будет другого выхода, мне придётся сделать это. В конце концов, я бесчисленное количество раз вскрывал мёртвых людей в морге. Так ли велика разница между ними и этим голодранцем?
– Кто вы? Зачем вы сюда пришли? – дрогнувшим голосом выкрикнул я, слегка продвинувшись в сторону топора.
– Ох, сэр, а я и не заметил вас. – весело ответил тот. – Ну и темень же тут. Я вот, с вашего позволения, гнался тут за одной красавицей – чуть ли не весь Лондон, чертовка, обежать меня заставила. Но оно того стоило. Отродясь такой жирненькой не видал. Понимаете, сэр, это моё ремесло. Я охочусь за лучшими крысками Великобритании. – с этими словами он тряхнул своим мешком, откуда доносился какой-то противный писк. – На них сейчас большой спрос – кто берёт на обед, другие в качестве домашнего питомца, а есть одна затейница с Хеймаркета – так она их знаете, куда пихать наловчилась?.. – гадко расхохотался он. – Так может, сэр, и вы себе прикупите парочку? Или хотя бы эту красотку? Ох, и хороша, клянусь мамашиной могилой, вы сроду краше крыски не видали.
– Уходите. – тяжело сглотнув, хмуро промолвил я. – Мне не нужен ваш товар. Да у меня и денег нет.
– Возьмите, сэр. – продолжил гнуть своё приставучий крысолов. – Я дорого не беру. Всегда ведь можно сыскать, на что обменять. Потом же пожалеете, что упустили такую хорошую сделку. У меня в мешке все самые лучшие крысы города – можно сказать, всё ихнее крысячее дворянство. Да ежели бы самой королеве понадобилась крыска, то и она бы точно пришла ко мне и заплатила бы настоящим золотом. Потому что нельзя упускать такой товар – никогда ведь не знаешь, на что они, суки, сгодиться могут. Купите, сэр, не пожалеете. Я много с вас не возьму – уж больно вы мне понравились – а для хорошего человека я с себя последнее сниму. Ну, берите же. Я для вас не пожалею эту жирненькую красавицу – свеженькая, только миг назад пойманная, хороша – просто пальчики оближешь. А вот ботиночки у вас, сэр, вполне ещё даже ничего. Мне бы точно в пору пришлись. Или взять хотя бы ваши волосы. – с этими словами мерзкий бродяга приблизился ко мне вплотную и запустил свою грязную лапу мне в волосы. – Очень хороший товар – я в этом толк знаю. У вас же нет блох? По вам видно, что вы хорошего рода. Грязноваты они, конечно, но на ощупь довольно недурны, достаточно густые, да и цвета приятного. На дамский парик оно, естественно, маловато будет – любят же эти твари всякие куафюры крутить. А у вас тут, верно, не более фута. Но на добротный парик для джентльмена в самый раз пойдёт. Эти плешивые франты очень боятся лишиться дамского внимания по старости лет, вот и готовы себе на башку хоть мочалку приделать. За такую красоту они щедро заплатят. А вам, что за печаль – новые вырастут, ещё гуще прежних. В ваши-то годы вы и без волос красавцем будете. Ну, так я срежу их, да? Сейчас только лезвие достану...
– Убери от меня свои руки! – зло процедил я и, присев на пол, расшнуровал ботинки, после чего отдал их ему со словами. – Вот, возьми. И убирайся отсюда.
– Как же приятно иметь дело с таким человеком! – обрадовался крысолов. – Сэр, но вы же забыли о своей покупке. Вот, держите. Только полюбуйтесь, как хороша! Она точно королева среди всех английских крыс.
Пока я за шкирку выставлял его из часовни, он успел пихнуть мне в руку нечто тёплое, мерзкое, живое – какой-то гнусный трепыхающийся комок мяса и шерсти. Едва выйдя за порог, я поспешил отбросить от себя подальше эту дрянь, а та едва не цапнула меня за руку. Да, конечно, мне ещё не хватало умереть от столбняка. С отвращением я отмыл руку в бочке с ледяной дождевой водой, что стояла у водостока, и вернулся обратно в часовню. Скорее загородить вход, сдвинуть оставшиеся лавки к двери, чтобы в нашу святую обитель больше не проникли никакие полоумные крысоловы со своими питомцами. Как подумаю, что эти мерзкие писклявые твари могли добраться до тебя, мой ангел, меня начинает бить конвульсивная дрожь. Но теперь мы в безопасности. Присев на край саркофага, я удручённо опустил взгляд на свои ноги. Ужасное зрелище. Чтобы не оскорблять тебя, я поспешно снял свои дырявые носки и отшвырнул их в другой угол. Едва я обзавёлся новой рубашкой, как тут же лишился ботинок. Но в этом мы с тобой, по крайне мере, равны. Теперь мы оба босы, как Адам и Ева, ступающие нагими стопами по невинной зелени первого сада. Когда мы отправимся в твою страну фей, нам и не понадобится никакая обувь – мы будем гулять босиком по вечнозелёной траве под яблоневыми деревьями Авалона. Там мне уже нечего будет стыдиться.
Теперь, когда я раздобыл гвозди, можно продолжать работу, но эта тяжёлая ночь и пугающая встреча с гнусным крысоловом вконец меня измотала, так что мне требуется слегка восстановить силы. А завтра я доделаю твою колыбель. Усталость взяла надо мной верх, и я бессильно пристроился в наше печальное небрачное ложе рядом с моей малышкой. Как нам уютно под этим чудесным одеялом, что источает аромат ванили. Мы спрячемся под ним от всех ужасов мира живых – и они больше не потревожат наш смертный сон. Доброй ночи, моя леди. Вечной ночи тебе, моя Элейна. И она отвечает мне своей холодной улыбкой.
6. Сомнений нет, теперь я знаю это совершенно точно. Да, я безнадёжно безумен. Сегодня по пробуждению я услышал, как мой мёртвый ангел тихо молвил нежнейшим из всех слышанных мною голосов:
– Поцелуй меня, любовь моя.
Девочка не разомкнула вежд, и слабое движение восковых губ её было едва различимо для моего взора, но этот голос – пусть и слабый, как колеблемое ветром пламя свечи – ясно звучал в моих ушах, отчётливее всякого звука в мире сём. Испуганно отшатнувшись от любезной моей покойницы, я в благоговейном ужасе удалился в другой угол часовни и несколько раз ударил себя ладонью по лицу – чтобы отрезвиться от этого морока, а заодно и наказать. Да, я заслужил наказания – ведь чем является эта галлюцинация, как не моим тайным, извращённым вожделением, которое я отказываюсь принять разумом. Похоже, мозг мой – некогда ясный и трезвый – разлагается и гниёт даже быстрее, чем её хрупкое тельце. Как страшно и горько наблюдать за тем, как сам ты сходишь с ума. Быть может, «мёртвенькие мальчики» мистера Лича тоже молили его о поцелуе в воображении старика? Как знать, с чего начинаются подобные мерзости? Неужели я тоже вскоре стану, как он? Нет-нет, я всеми своими оставшимися силами отрицаю и отвергаю подобную гнусность. Я признаю смиренно, с горьким стыдом, что глубоко и нежно влюблён в мёртвую, но никогда это чувство не заставит меня надругаться над ней. Да и разве есть что-то общее у любви и похоти? Неужели невозможна любовь вне плоти, любовь, не ведающая низких желаний – да и вовсе не желающая ничего для себя самого? Так откуда же пришла ко мне эта мысль о поцелуе? Кто говорил со мной её устами – моя собственная испорченная натура или бесы преисподней, посланные окончательно погубить мою ничтожную душу? Это ведь из сказки. Да, принц целует свою спящую красавицу, свою мёртвую Белоснежку, и она оживает для счастливой жизни с ним. Но это не про нас, душа моя. Не для того я украл тебя из морга, чтобы пытаться вернуть из Божьего Царства на эту грешную землю, а лишь затем, чтобы достойно похоронить твоё несчастное тельце, обеспечив тебе вечный покой в обители червей. Но как тяжка, как невыносимо тяжка эта задача. С каждым днём мне всё невыносимее мысль о расставании с тобой. Оттого я так растягиваю наше прощание и уже второй раз переделываю этот проклятый гроб, как будто это имеет какое-то значение. И в те минуты, когда боль моя от предстоящей разлуки с тобой особенно сильна, на меня вновь находит это помутнение и начинает мерещиться, будто кожа твоя теплеет, а на ланитах играет бледный румянец. Душа моя противится нашему неизбежному прощанию и воображает совершенно безумные вещи, тщась обмануть и жизнь, и смерть. Но у нас нет никакого иного выбора. Ты должна быть похоронена, а я обязан продолжать своё бессмысленное существование под этим небом, где до меня никому нет дела. Если не эта мёртвая девочка, то ради кого ещё мне жить на свете? И когда ты окажешься в земле, куда податься моей бесприютной душе?
Чтобы хоть как-то справиться с этими сводящими меня с ума мыслями, я вновь берусь за свою работу и мучительно медленно, растягивая это занятие, как нищий ребёнок украденное лакомство, доделываю твой гроб. Он получился достаточно вместителен и просторен. В нём бы вполне хватило места нам обоим. Примеряясь к нему, я ложусь внутрь и какое-то время остаюсь в нём, отрешённо созерцая потолок часовни в кружеве паутины. На какой-то миг я будто бы лишился чувств – а может, и уснул – но, сколько времени минуло с моего обморока, я не ведаю, да и какое значение имеет для нас с тобой теперь время. Устелив гроб чудесным одеялом с кружевами, я бережно укладываю мою хрупкую куколку внутрь и долго любуюсь горькой красотой этой картины. Ах да, ещё фиалки – увядшие, засохшие трупики цветов, на фоне которых ты выглядишь ещё свежее и прелестнее, как ангел первой весны. Теперь ты готова к своему венчанию со смертью. Примерив крышку – на сей раз подходит идеально – я отставил её в сторону. Нет, ещё рано. Оставим погребение на завтра. Коснувшись губами подола твоего платья – это самое большее, что я посмел себе позволить – я забрался в опустевший саркофаг, лишённый твоего морозного присутствия. Мне нужен сон. Не знаю, где взять силы, чтобы перенести гроб во двор и выкопать могилу в промёрзлой земле. Душа моя истощена безмерно от скорби, но и плоть тоже едва жива. Без какой-либо видимой причины я ощущаю боль во всём теле, и каждое движение даётся мне с трудом. Быть может, сон хоть немного обновит мои силы, чтобы их хватило по крайней мере на твоё погребение. Как много я стал спать в последнее время. Наверное, скоро я усну насовсем.
***
Сегодня, когда ты коснулась меня своей рукой – о да, я знаю точно, рука твоя не случайно упала, потревоженная каким-то движением извне, но ты сама, сама дотронулась до меня – я осознал наконец, какую ошибку едва не совершил. Зачем нам земля, черви, лопаты и ямы? Путь к тебе домой, в твою страну фей лежит через реку. Я стану твоим кормчим, и мы поплывём по гнилым водам Темзы, пока не пересечём границы мира мёртвых и не вступим на блистающий Авалом. Да, Элейна, душа моя, я слышу тебя. Они уже заждались тебя там. Королевство твоё тоскует по своей принцессе, у нас больше нет причин медлить. Сегодня мы вернёмся туда, откуда когда-то пришли.
Из последних сил толкая перед собой твою колыбель, я покинул среди морозной полуночи нашу мирную обитель. Нам больше не потребуется укрытие. Все наши горести и опасности остались позади. Ах, милая, ты только посмотри на эту красоту. Небо в твою честь устроило бриллиантовый снегопад, и весь воздух стал подобен хрусталю. От этого так больно дышать, но боль эта приносит мне счастье, и я улыбаюсь окружающей
