Захолустье 2

служебный вход театра имени Моссовета и розовое зданьице домоуправления. Театр эпохи перемен, мама дорогая! Театр абсурда. В этом предбаннике Мельпомены, вытянутым хоботом на середину двора, в августе сгорела известная на всю страну актриса. Молодая и красивая. Объятая пламенем (на ней было тонкое кримпленовое платье), она живым факелом выбежала из престижного подъезда и рухнула на театральном крыльце.[/justify]
        Рассказал об этом вышедший из домоуправления словоохотливый сантехник. «Вопчем, лето, япона вошь, было туши свет! – добавил сантехник. – Атас, дышать нечем, в натуре! За городом торфяники горели…».
        Мне стало душно. Я дал Ринату денег на пиво и услал куда подальше. Захотелось побыть одному. Но и после второй рюмки обгоревшая девочка из Захолустья в оплавившемся платьице стояла перед глазами. Бутылку «Столичной» я прикончил, как говорят алкаши, «в одного». Потом за грудами книг обнаружил заначку Виктора (прятал от жены) – полбутылки шведского «Абсолюта». Его хвалили ценители. Но вкуса я не почувствовал. Пил водку как воду. В тот день я банально напился.
        Харя застал меня  на грани отключки. Товарищ юности обрадовался:
        - Того самое... хоть чё-то в тебе, босс, есть человеческое!
        - Знач-чит, я не с-совсем потерян для с-социума? – еле ворочая языком, произнес я.
        - В «десятку», Борман! – Харя загоготал.
 
       И я уснул на продавленном диване. Вырубился, забыв про пружину, чье жало обычно накрывал книгой в твердом переплете.
       Проснулся от крика. За окном стемнело. Со стороны Тверской доносилась сирена – то ли «скорой», то ли милиции. Скорее, второй вариант.
       Голова раскалывалась. В мастерской царил полумрак, из-под двери второй комнаты пробивался желтый клин света.
       Спотыкаясь, добрел до плиты и глотнул воды прямо из носика чайника.
       Я уж подумал, что крик мне приснился, но визг повторился. Кричала женщина – и не на улице. Что вообще творится? Откуда тут женщина?
       Пинком распахнул дверь смежной комнатки и – замер. Не столько от яркой вспышки света, сколько от дикого зрелища. Посреди разбомбленной комнаты, между залежами книжных пачек и нарами, стояла абсолютно голая и худущая, аж ребра выпирали, девица. В руке она держала один сапог на высоком каблуке, другой прижимала к острой грудке ворох нижнего белья, соски темные и длинные. С низких нар свешивалось на пол солдатское одеяло вместе с простыней. Helter-Scelter.* Бардак, словом. Росомаха же.
        - Гони бабки, козел! – продолжала визжать женщина. Подбородок был в крови. Через пару секунд сообразил, что это расползшаяся помада.
        - Вали отсюда, мокрощелка! – раздался ленивый голос.
        На нарах лежал в синих сатиновых трусах Харя, пускал дым в потолок. Покатые плечи, длинные, как у орангутанга, руки. И, я знал, необычайно сильные. У Рината был весьма довольный вид, вид сытого котяры. Разве что не облизывался, как Кеша.
        Воняло дешевыми духами.
        Завидев меня, девица судорожно прикрылась одеждой. Из ее отрывочных фраз, перемежаемых матерком, уловил суть конфликта.
        Наискосок от арочного прохода из нашего двора, на другой стороне Тверской у гостиницы «Минск» была точка съема проституток. Как правило, они садились в проезжающие авто. Но могли обслужить и пеших клиентов, если контактное место было неподалеку. Когда поздним вечером тащился мимо гостиницы, девицы цеплялись и ко мне. Потом стали узнавать и лишь просили закурить.
        Труженица сферы услуг застегнула длинный сапог-ботфорту, покачнулась. Я придержал ее за плечо. Она повернулась.
        - Ну, скажите ему… Сучий потрох! Бычара. Два часа давил, как танк, чуть не задушил!
        Ее крашеные перекисью водорода волосы с чернеющими корнями упали на лицо. Девица тряхнула головой. Крылья носа подрагивали от возмущения. Невысокая, но ладно скроенная. Бордовая мини-юбка, необычайно толстые ляжки. Черный чулок выше края ботфорты зиял белизной.
       - Еще чулок порвал, чмо! Тож бабки стоит! Дикарь. Я б и сама того… разделась бы…
        Харя загасил о нары окурок, сладко потянулся и заржал.
        - Ну, погоди, бычара, погоди…
        Под гоготание клиента девица, спотыкаясь на высоких каблуках, рванула мимо меня. Дверь хлопнула.
        - Ринат, мы так не договаривались, - сел на табуретку. – Ричи, твою мать.
        - А чо, босс, в натуре? Ты будешь по отелям блядей трахать, а я того самое.... страдать тут в одного?
        - Я работал по делу.
        - И я работал по телу! – заржал дружок.
        - Сказано, не создавай проблем. И так хреново… - я скривился. От жажды язык во рту еле ворочался.
        - Чо, худо, Борька? – Товарищ вскочил. – Эт самое... Можа, за пивом сгонять, братка?
        - Валяй. – Я нащупал в кармане купюру. – Сбегай в Елисеевский, там финское дают… Стой, далеко че-т…  Давай где ближе, бери любое. И соленое че-нить.
        - Я махом, босс!
        Харя натянул треники, пуховик на голое тело, сунул босые ноги в резиновые Витины  боты, схватил пакет.
        Через минут пятнадцать мы уже сидели за столом с выцветшей клеенкой, пили «Жигулевское» и закусывали крупно порезанной соленой горбушей.      
         - Пи-изанская баня! Не, пиво тут вещь, скажи! Столица, бляха! Не то, что моча у тети Шуры! – рыгнул Харя.
         Полегчало. Вырубленное из листвяка лицо напарника уже не казалось таким противным. Может, не зря взял его в Москву?
        - Ты посуди сам, босс, чем бы я с этой шлюхой расплатился? Ты ж токо на хлеб-пиво дал, - прислонился к стене с бутылкой в руке Ринат. И замурлыкал. – Того самое... так-то резвая телка, жилистая, люблю таких…
        И в момент наивысшего кайфа, когда водно-щелочной баланс в организме восстановился, дверь начала сотрясаться от бешеных ударов и пинков.
        Харя подскочил к двери, перехватил бутылку за горлышко, прогнусавил в щель:
        - Того самое... допустим?..
        В ответ новая порция пинков.
        Напарник со звоном разбил бутылку об угол стены, выставил острую розочку и усмехнулся:
         - Не бзди, босс, открывай.
        Я распахнул дверь.
        На пороге стоял тип в джинсовой куртке на меху, кепке-восьмиклинке и курил. Среднего роста, худощавый, мелкие черты лица, козлиная  бородка, мешки под глазами.  На груди золотая цепь.
         - Ну, здгасте, гебятишки, - картавя, как вождь мирового пролетариата в фильме «Ленин в Октябре», молвил гость. – Недогазумение намедни вышло. В дом пг-гигласите?
        Я сразу догадался, кто это. Явился решать недоразумения с клиентурой.У сутенеров золотая цепь вроде «бэйджика». Только я представлял хранителей древнего ремесла покрупнее, что ли…
        Недоразумение надо гасить в зародыше. Чтобы не стало проблемой. Я посторонился.
        Гость попытался войти в дом с дымящейся сигаретой.
        - У нас не курят, - заметил я.
        - Пагдон, мальчики. Вижу, вижу. Вагон для некугящих любителей тгахаться на халяву?
        Щелчком отправил сигарету за спину, вошел. Огляделся.
        - Ой, г-гебятишки, как у вас тут все запущено! – всплеснул руками. Кисти были небольшими, унизанные кольцами.
        Харя процедил:
        - Эт самое...Чо надо? 
        Гость ткнул пальцем в Рината и состроил умильную рожицу:
        - Ой, а у нас тут кто?
        - У нас тут хер моржовый. – Ринат сделал движение «розочкой». – Вали отсель, урод.  
        Угрожающее движение урод игнорировал.
        - Дело есть. – Передразнил: – «Эт самое». Денежки.
        - Босс, чего он гонит?- делано удивился напарник.
        - Эт самое, дг-гужок- сладко улыбнулся полпред отраслевого профсоюза. – Сам гонишь. Беду пригонишь. Гостиница «Минск», дг-гужок, вспомнил?        
         Защитник прав тружениц панели прошел вглубь мастерской, развалился в деревянном кресле. Еще раз оглядел мастерскую.
        - Что ж, дгузья мои, у нас г-гынок на двоге. За все надо платить, пгавильно?
        - Говори, нормально, козел,  - нависая над гостем, наклонил голову сожитель. Обычно за этим движением росомахи в тайге следовал бросок.
         Я оттеснил Рината от кресла.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          
         - Ног-гмально, о’кей. Ког-гоче. Вы обидели мою девочку. Как будем гешать вопгос, мальчики? По-хогошему или по-плохому?
        - «Мальчики, девочки…» - прошипел Харя. – Отсоси, мальчик!
        - А вот это згя.
        - Босс, хочешь, я его выкину? – сделал шаг Ринат.
        - Стой, где стоишь.
        Я сел на табурет напротив сборщика просроченных платежей. Судя по его уверенному и вежливому поведению, за ним стояла сила. Или правда. Что одно и то же.
        - У вас не куг-гят. Это пг-гавильно,. – Обвел глазками помещение. – Нда… Богемно, но пыльно. Я же сказал, тут все запущено! Вспыхнет как спичка… Вы улавливаете мысль, дгузья мои? В Москве пожагы чаще случаются ночью. Почему-то… Пагадокс!
        И развел руками.
        - Короче? – я прекрасно уловил мысль гостя. Пожара не заслужили ни художник Витя, ни соседи. А главное, ищи потом виноватых.
        - Короче! – Теперь гость не картавил. Глазки буровили исподлобья. – Во-первых, вы оплачиваете должок согласно расценкам. Это справедливо.
         Я кивнул.
        - Во-вторых…
        - Во-вторых, пошел в жопу. – сообщил Харя.
        Сутенер даже не повернул голову.
        - Во-вторых, - продолжил он ровным голосом, - вы платите еще столько же. Это тоже справедливо. Деньги, ничего личного.
        - Какие еще деньги? – возмутился Ринат.
        - Деньги, дг-гужок, - снова закартавил распорядитель плотских услуг, - это такие г-газноцветные бумажки...          
        - И железные кг-гужочки, - резюмировал я.
        - С фига ли? Да еще с гондоном!? – Любитель продажной любви не унимался. Правда, горлышка бутылки в его руке уже не было. – Того самое... Эта соска лежала как бревно!
        Визитер наконец взглянул на Харю:
        - Штг-гаф, неустойка, сечешь, ты, дег-гевня?
        - Сам гондон! – не сразу нашелся Ринат.
        Собеседник в очередной раз проигнорировал