Захолустье 2

оскорбление. Он явно воспринимал Харю как пустое место. Повернулся ко мне, развел руками:
        - Понимаете, догогие дгузья, мне ведь тоже платить за точку… Это сег-гьезные люди. – Повторил без напускной картавости. - Очень серьезные, уверяю.
        - О’кей. Сколько там за удовольствие?
        - Это пг-госто, как дважды два. Четыге «собаки». Две - услуга, две - неустойка. Это по бгатски, дгузья мои, - снова закартавил гость.
        Я встал и поманил пальцем сборщика таксы к месту прелюбодения, в соседнюю комнату. Отсчитал гостю четыре «sawbucks’а» - сорок долларов. Два по двадцать. Ладно! Для центра Москвы не так уж и дорого.
        Сутенер аккуратно коснулся двумя пальцами козырька кепки. Поклонился. Шут картавый. Артист погорелого театра. Однако погореть могли мы. Вместе с мастерской.
        - Бо-осс! – взревел Харя после  ухода картавого. – Того самое... На хрена дал?
        - Сгинь с глаз моих, иуда! – я лег на диван. Бюджет командировки рушился на глазах.
        - Да верну я тебе бабки, клянусь, - почитатель жилистых девок забегал по мастерской. – Матушкой клянусь!
        Постулат серьезный. Матушку свою, горькую пропойцу, Ринат любил.
        - Лады, отработаешь.
        - А то нет? – повеселел Харя. – Вставай, босс, эт самое... пиво не допили. – Призывно звякнул парой бутылок. Глотнул из горлышка. Протяжно рыгнул:
        - Ахр-р-р...
        Н-нда.
   ------------------ 
*Песня TheBeatles из двойного «Белого» альбома (1968)
 
        Пленка 13d. Бассаров. Книга - лучший подарок
 
        До наступления реформ хозяин мастерской работал художественным редактором в издательстве «Искусство». Виктор оформлял цветастые альбомы и прочую духоподъемную литературу а--ля «из сокровищниц музеев». После 1991-го весь этот «культур-мультур» в одночасье стал неликидом. С той поры пачки тяжеленных изданий на мелованной бумаге собирали пыль в мастерской, наполовину превращенной в склад. Пару пачек Ринат пристроил у изголовья низких нар – вместо тумбочки. Могучий его храп разгонял пыль с глянца суперобложек. Самой толстым, неподъемным фотоальбомом, Харя подпирал дверь «спальни» на ночь.
       Иногда Ринат листал альбомы и возмущался:
       - Вот на фига это? Бабок коммунякам девать было некуда!
       - Книга лучший подарок, слыхал, двоечник?
       - Чего-о? Эт самое? Подарок?!.. - хмыкнул хронический двоечник и взвесил на руке книгу. - Таким подарком и убить можно, босс. А бумага-то, бумага, блин! Я еще понимаю, когда голые бабы там, или педутат… фу, депутат…. А эта? Ни костер разжечь, ни того самое... посрать!
       В который раз я предупреждал:
       - Дебил, не вздумай вякнуть это при Викторе!
       - Ё!.. Того самое, Борька! Да она даже в квашеную капустку как гнёт не сойдет! – не унимался сожитель. -  Во, того самое... а тут написано чегой-то … В натуре дарили друг дружке? Ну, артисты!
       - Это называется - автограф. Положь, где взял, неуч.
        И тут меня словно книгой по башке: автограф!
        А я-то ломал голову над задачкой, которую задал Фильшин, ходил в букинистический магазинчик. Там сообщили, что Довлатова в наличии нет – его быстро раскупают.
        Художник-график и книжный редактор Витя всю жизнь вращался в среде творческой интеллигенции, писательских и журналистских кругах, и наверняка знал про Довлатова. Когда рынок придавил издательство «Искусство» тоннами неликвида, Виктор уволился, купил компьютер и начал делать на дому дизайн-макеты детективов и прочего коммерческого «fiction’a». Мастерская пустовала. Хозяин хотел уж было пустить на постой мигрантов из Средней Азии, но мы опередили их буквально на три дня. «А и к лучшему, - резюмировал художник. – А то бы спалили все к чертям!»     
        - Мужики, я вас прошу аккуратно тут с огнем. Богом прошу!
        Виктор, высокий блондин с бородкой, улыбнулся и вытащил из рукава китайского пуховика бутылку норвежской водки «Абсолют», а из заплечной сумки – бородинский хлеб и кулек сарделек. «Дизайн-макет в печать сдали», - пояснил Витя.
        Ринат при виде гостинцев издал гортанный клич племени сиу, ринулся к плите, поставил кострюльку с водой и начал лихорадочно нарезать хлеб.  
        Сардельки напомнили о любителе писательских автографов.
        - Хороший писатель. Очень хороший, - подтвердил Виктор, проинспектировав мастерскую. – А вот заполучить автограф Довлатова сложно. Помер он, в Америке-то. Инфаркт! Но, болтают, без водочки не обошлось… Пил, говорят. А может, завидуют.
        - Наш человек, – с чувством изрек Ринат.
        Когда пропустили по маленькой, я обжег губы брызнувшим соком сардельки.
        - Осторожно, она в натуральной кишке. Специально на рынок ездил…
        И этот сходит с ума от сарделек!
       - Классный хавчик! Эт самое! – крякнул Харя.
       - Сардельки должны прыскать, - заметил Виктор. – Еще Олеша писал…
       - Какой Алёша? – прожевал информацию Ринат.
       Горевшие огнем губы напомнили о «техзадании».
       - Я, конечно, спрошу у библиоманов, у коллег, - художник разлил по второй. – Саму книгу достать не проблема. - Благодетель поднял рюмку. – Ну-с, вздрогнем!
       - Хозяин, ты мне нравишься! – опрокинув рюмку, крякнул Харя.
       - А ты мне нет, - хмыкнул хозяин мастерской. – Кто в туалете мимо сделал?
       - Как ни ссы, как ни тряси, последняя капля в трусы! – резюмировал постоялец.
       Хозяин мастерской покраснел. От возмущения.
        - Не обращай внимания, Витя, - сказал я,  - у него такой менталитет.
       - Менты-то тут причем?! – возмутился Ринат.      
       - Убрал немедля, полудурок! Здесь тебе не тайга, Харя, - процедил я. – Витя, больше ему не наливать.
       - Борька, ты, конечно, босс… - заворчал дружок юности. – Токо понты гнешь. Нашел, блин, того самое... шныря…
       С обиженным видом дружок пошел в сторону журчащего сливного бачка.
       - Да! – стукнул о стол донышком стопарика Виктор. – Я тут парочку друзей хочу собрать. Жена их не жалует. Говорит, все художники пьяницы… Здесь удобнее. Так вот, один из них еще и книжный червь, глядишь, посоветует чего… Как, Борис, разрешаешь?
       - Хозяин барин.
       Виктор разлил по третьей, оделся, сославшись на дела, но не забыл оставить грамм сто для Рината.
       Тот вернулся через пятнадцать минут. Как первоклассник перед дверью, – так было заведено в нашей школе, - показал вымытые руки. Я ткнул пальцем в остаток водки, на два пальца, оставленный Виктором. Не присаживаясь, Харя раскрутил бутылку и влил  содержимое в глотку. Чавкнул сарделькой. Рыгнул:
      - Наш человек.
   
       Пленка 14d. Бассаров. Худсовет
 
       На подходе к мастерской меня остановил мужчина неопределенного возраста в утепленной синей спецодежде, он сидел на железной бочке у крыльца домоуправления. Видел его во дворе раньше - то с обрезком трубы, то с разводным ключом, и даже здоровался. Он отвечал на приветствие через раз. Сантехник, видать. Правда, пьяным не видел.
       - Здорово тебе, сосед, - поскреб под кепкой сантехник.
       Я уж было вынул сигаретную пачку, но тот отмахнулся.
       - А, впрочем, давай…
       Он понюхал сигарету и заложил ее за ухо.
       - Один вопрос. Ты у Витьки живешь, ась? Тож художник, што ль?
       - Нет, к сожалению.
       Всю жизнь завидовал художникам, их свободе и легкому бытию, хотя, наверное, это не так. Насчет легкого бытия.
        - А-а, - кивнул сантехник. – То-то я тебя бухим не видал…
         Мысль развеселила: это кто кого пьяным не видал?
         - Да и Витька художник не настоящий, мы тут с мужиками базарили, - развил мысль работник разводного ключа.
        - Ну и чего порешил худсовет?
        - Што я, художников не видал? Где, спрашивается, голые бабы, где пьянь, где облеванные натюрморды?
       Так и сказал: «натюрморды».
       - Меня вообще-то Серегой зовут, - протянул руку придворный работяга.
       Ладонь что неошкуренный горбыль, ногти с черной каемкой. Настоящий сантехник.
        - О’кей, передам Виктору заключение искусствоведов.
        - Кого?.. Чего ты? Да я не о том. Я ж толкую, прописываться надо. Таков порядок. Вторую неделю у Витьки торчишь без прописки. Непорядок.
        В начале года мэр Москвы издал указ о регистрации гостей столицы, находящихся в первопрестольной более трех суток. Иначе задержание, штраф. Я носил во внутреннем кармане вместо паспорта военный билет. Расчет тут простой - рядовой и сержантский состав милиции стопроцентно служил в армии, сам вид документа говорил: «Отпусти, я свой...»
        - Кого?.. Да на Лужкова нассать! Я толкую, прописываться надо.
        - О’кей, сколько брать?
         Серега поскреб под кепкой.
         - Нас двое будет, сам раскинь. Я и напарник мой. Молодой, а жрет водяру что твоя лошадь. Но литр это мизер. Закусь мы пригоним. Лучше к концу дня. Можа и в обед, канешна, но Спинка Минтая может унюхать… И заложить.
        - Чья спинка? На закуску? – не понял я.
        - Я ж толкую, закусь мы пригоним, не гоношись. Мне моя кажное утро сует. И термос. А Спинка Минтая мастер участка у нас, докладные строчит, хлебом не корми. Давеча премиальных лишили за квартал. Сучка! Да че с нее взять? У ей муж мент.        
        - Понял, Сергей. Только не сегодня… прописка-то.
        Новый знакомый изъял сигарету, понюхал. Снова сунул за ухо. Кивнул:
        - Ниче не поделаешь, паря. Таков порядок.
         Мы пожали руки. Ладонь сантехника была что наждачка.
         Толкая дверь мастерской, услышал громкие голоса. Гости, однако.
         Ринат, сгорбившись над ведром, чистил картошку. Его скуластая физиономия сияла: чуял выпивку.
         А гости, кажется, уже приняли сто грамм подушно. Громкий разговор в мастерской сопровождали взрывы смеха. В центре за импровизированным столом из двух перевернутых ящиков восседал Виктор, по бокам сидели бородатые мужчины. Художники, понятно. На раскрасневшихся лицах сверкали глаза. На газетах - небрежно порезанные ломти хлеба и колбасы.
        - А вот и ответственный квартиросъемщик! – обернулся хозяин мастерской. – Чего опаздываешь, Боря?
        - Штрафной ему! – рокотнул широкоплечий, с лопатообразной черной бородой.
        - Тащи стакан, Борис! – сказал второй гость, худощавый, с русой бородкой клинышком.
        Я как-то сразу понял, что это хорошие люди. Истинные москвичи.