впереди идущих, лихорадочно, натянув головные уборы на уши, кто как: зад, перед, набекрень… исчезли в боковом переулке. Слышно было, как истошно орал майор, возглавляющий строй.
-И чего теперь кричать, опозорились вояки. - Злился отец. - И эти, вороны бесхвостые, шляпы по всей территории валяются. Пошли, скоро наши пойдут. – Они пробирались к началу проспекта. Народ спрашивал, что там случилось, что за шум. Лица у всех испуганные, всякое может быть.
-Цирк там настоящий, - бурчал папа. Володе жалко стало отца. Да и сам он пережил несколько неприятных минут, как ни смешно летели по воздуху фуражки и шляпы. А все ж красиво выпрыгнул в воздух секретарь горкома, в волейбол наверняка, или в баскетбол играл в молодости, прямо на полкорпуса вознёсся, хоть и громила, дай боже, над остальными.
Отец стал во главе колонны, рядом пристроился сын. Около него директор техникума. Так получилось, что Володя стал коренным, а два седых мужчины в пристяжных. Он занервничал, но директор придержал его, - символично, сынок, так и пойдём. Папа улыбнулся, - ремешок у фуражки опусти да затяни. Сами они покрепче надвинули шляпы… Так и пошагали. У трибуны под ноги им попалась шляпа, раздавленная, размятая, мокрая, грязная. Далее лежала фуражка, все старались обходить, не наступать на них. «Откинуть бы, - подумал Володя. Попадет рядовому. Он смотрел на трибуну, - стоят и стоят, и будут стоять»… Уже когда расходились, папа придержал его, оглянулся.
-Мама осталась с учениками, что-то они там готовят, концерт… Слушай сын. Ты этот случай запомни. Может, сам на трибуну вылезешь, так не прыгай, не маши руками.
-Это я на трибуну… - рассмеялся Володя, - ой, па, извини. Уморил…
-Уморил. Уморил… - ворчал отец. – Ну, что? Знакомых встретил?
-Нет, не заметил. Может, походить, погулять?
-Ну куда гулять. Дождь вот, вроде, опять накрапывать начинает, мне кажется, и снег пойдёт. Давай домой! Камин раскочегарим, посидим в тепле. Пятого улетаете, а я уже на восьмой десяток заглянул, все может быть…
-Ну, ты, бать, ещё гвардеец!
-Ладно. Ладно… Мама позже приедет, со своими соплюшками к девятого мая концерт готовят. На девятое обязательно распогодится, с друзьями соберёмся.
-Ну, вот! Живут ведь!
-Живут… Из десяти трое вместе со мной…
-Ой, пап! Смотри, Коля Белоусов, мой одноклассник.
-Пригласи.
-Сейчас.
Он осторожно подошёл к Кольке сзади, прикрыл глаза. Но тот сразу же угадал.
-Сёмин! Я твои лапы два часа назад заметил.
-А что не подошёл?
-Ну, ты такой важный, да и батя у тебя, вся грудь в орденах, медалях.
-Он приглашает в гости. Пошли? Что-то расклеился старик.
-Это после взлёта высоких голов?
-Наверное…
Коля, рыжий, небольшого роста, плотный, смотрел на мир голубыми глазами, ясно и просто. В школе они дружили. Но Володя поступил в военное училище, а Коля в институт не смог. Отслужил в армии два года, год работал, через рабфак поступил в Ленинградскую лесотехническую академию на автодорожный факультет. Закончил его и работал в Риге на радиозаводе инженером-технологом. Всё это Володя знал от мамы.
-Ну, что смотришь своими брызгами, ты с кем?
-Один. Поэтому и думаю. Знаешь, надоела мне всякая семейственность, может, по холостяцки отдохнём?
-Ну, хорошо. Сейчас папу предупрежу.
Отец стоял, ждал их. Испытывая некоторую неловкость, он подошёл к отцу.
-Ладно. Иди. С нами насидишься, а Николая неизвестно, когда увидишь. Ну что, рыжий-бестыжий? – Он поздоровался с подошедшим Колей, - не загуляйте от семей, - повернулся к сыну. – Ты бы хоть на гражданку, форму сменил.
-Фуражку возьми, погоны у меня с пальто снимаются. Ну как я?.. – он взлохматил отросшие волосы. Поднял воротник.
-Пижон! – констатировал Колька, - чёрный пижон!
-Ну ладно, пап. Мы не надолго…
Они пошагали вдоль улицы в сторону речного вокзала.
-Деньги у нас хоть есть? - осведомился Володя, шаря по карманам.
-У меня четвертак и мелочь.
-И у меня примерно столько же. Гульнём…
Они сидели у окошка в небольшом зальчике ресторана, типа «поплавок», на речном вокзале. В окна лепил влажный снег, он съезжал, оставляя мокрые полосы к низу окна, уминаясь, уплотняясь, поднимаясь по стеклу.
-Как думаешь, всё окошко залепит или нет? – Володя посмотрел на друга, - голубые брызги повыцвели раньше срока. Как дела?
-Нормально. Чего нам, работягам?.. Я ведь развёлся. Как-то всё трудно складывается. И учился тяжело. И живу…
-Коль! Ну все живут тяжело, всем не просто. Пройдёт, плюнь. Смотри, какие девочки за соседним столом, на нас посматривают, одна вполне рыжая. Даже на тебя похожа.
-Ну ты даёшь, друг… Они и посматривают, потому что шли всё время за нами. А рыжая, это младшая моя сестра.
-Да ты что!.. – поразился Володя, - это та, кикимора с косичками? Это Ленка?!
-Представь себе, это она, кикимора. Не вздумай при ней так выразиться, глаза выцарапает.
-Та…к, если не ошибаюсь, ей где-то около двадцати.
-Не ошибаешься. Тебе двадцать четыре, мне двадцать пять, а ей девятнадцать. В училище провожали, помнишь, как рыдала?
-Ну, скажешь, откуда я помню…
Коля подозвал девчонок, - садитесь к нам. Это Катя, ты её не помнишь. –Высокая девушка с большими, карими глазами протянула руку, - Катя.
-Что будем пить? - несколько растерялся Володя. Девчонки в упор разглядывали его
– Не понимаю. У меня написано что, или я инородное тело, требующее немедленной изоляции посредством испепеляющего взгляда?
-Да! Требуете! Обязательной изоляции, а лучше левитации, чтоб Вами и не пахло в нашем городе! – ответила Лена.
-Ну, Вы, господа, и шутите!.. - Володя совсем растерялся. Белоусов улыбался. – А ты что молчишь? – обратился Володя к другу, - Я думал, нам предстоит светская беседа, лёгкий флирт с двоечницами. А тут полновесное посягательство на свободу личности!
-И в форме ещё! – Лена гневно смотрела на офицера.
-Ну не скопил денег на цивильную, приличную одежду… Ну, что делать?
-На детишек хватает? – Катя откровенно рассмеялась – представляете, она узнала, что вы приехали с женой, и у Вас двое детей. Ой, что тут было…
-Да-да… – Белоусов кивнул головой, - подтверждаю!
Володя задумчиво смотрел на Лену. Красивая девчонка, глаза глубокие, синие, темнее, чем у брата. Каштановые, густые волосы по плечам, тяжело спадают, переливаются золотом. Лицо продолговатое, правильного овала. Подбородок, губы, носик, - всё лепной, высокохудожественной работы.
-Ну, что ты смотришь? – перешла она на «ты». Где твои глаза были? Ну, посмотри, посмотри! Как?.. – она откинула волосы, точёная лебединая шея, маленькое ушко.
-Ну, братцы! Действительно сожалею до глубины души! – пошутил Володя. Но сердце тукнуло в груди сильно и растерянно, – нет, нет. Мы так не договаривались. Ты росла, я учился, теперь летаю. Кто знал, что такое чудо зреет в моём захудалом городишке. – Катя перебила его, - подождите! Лена рассказывала, что Вы пообещали жениться, как только ей восемнадцать стукнет.
-Это когда? – удивился Володя.
-Да было, - нехотя согласился Коля, - всё так. Мы в десятом учились, она в пятом. Ты рассердился на неё и пригрозил жениться. И детей ей нарожать. Ох, как она ревела…
-Да, да! И, понимаешь, совсем недавно об этом вспомнила! Смешно, конечно, но и десятилетние влюбляются. Неожиданно услышала, что ты в отпуске, что уже семьёй обзавёлся, и так мне досадно стало… Я видела твою… Ну чем я хуже, наоборот… - Лена откровенно подшучивала над собой. Сидели они долго, Белоусов бойко предлагал выпить и, не дожидаясь партнёров, быстро набрался до хорошего опьянения. Вышли музыканты с гитарами, Володя потанцевал с Леной, пригласил и Катю. Та предложила, - Давайте, уйдём отсюда. Коля пьяный – противный, будет ныть, на судьбу жаловаться. Идёмте ко мне, музыка у меня прекрасная, там потанцуем. Володя согласился, рассчитывая задержаться ненадолго.
Катя жила одна. Умерла бабушка, и родители Кати, уйдя на пенсию, переселились в бабкин дом. Выращивали помидоры, цветы, торговали на рынке. И единственную дочку лелеяли и берегли пуще глаза. Володя придерживал Николая, тот возмущался, - ты зачем меня уводишь от музыки.
-Не увожу, сейчас к Кате пойдём.
-А… ну, ясно. Это хорошо, я там спать люблю…
-И часто спишь?
-Теперь часто. Пойла взял? Хотя…
-Взял.
Девятиэтажный дом стоял в самом центре города, возле горкома. Жили тут лишь высокопоставленные лица города. Володя поинтересовался, за какие заслуги квартира.
-Папа у неё секретаря горкома возил, - пояснил Коля, держась за Катю.
- Невеста завидная, - резвилась Лена. - И машина есть. О квартире и говорить нечего. Мы с тобой, братик, ни невеста… ни жених… и жизнь нам непонятная ложится…
-Ну, заплакали, - Катя пропустила их вперёд, открыв дверь. – Ты не обращай внимания, Ленка дурачится, а он всегда так, разноется, расплачется… Раздевайтесь, холодно на улице, у нас ещё топят, чувствуете, как тепло?
-Красота, - восхитился Володя, и это всё одной? Аж целых три комнаты…
-Нет, нет. Родители лишь на лето уезжают в деревню, зимой мы тут все. Не слушай их. А машина – развалюха, пирожок-запорожец. Нашли богачку…
-Колька и в школе вечно недовольный, всем проходу не давал, очень активная жизненная позиция. Ну, и сестрёнка, наверное, в него.
-В него, в него! Давайте гулять. Быстро за стол! Ох, как я замёрзла, - она включила магнитофон, погреемся, многодетный папа.
Лёгкий хмель, тёплое женское тело, крепко прижавшееся к Володьке, волнуло его. «И что за чертовщина, - думал он, - всё к одному сводится. Сейчас за стол, сто-двести грамм, попляшем, потом мы в одну комнату, Колька с Катей в другую. Завтра стой перед Раей, родителями, хлопай глазами…»
Но после ста грамм Сёмин совсем не завеселел, наоборот, сдавило тревогой сердце. Улучив момент, он выскочил в коридор, схватил с вешалки пальто, уходя, громко хлопнул дверью. Слышал, как кричал его сверху Николай. Нет уж, нагулялся. Он мчался по улицам, ветер распахивал полы пальто, дождь сёк лицо. Но он не замечал. Ни черта, ни черта, - повторял беспрерывно. В какой-то момент остановился, сделал несколько шагов назад. Застонал, - ты что, летун хренов? Рванулся к автобусу. Сидел, насуплено глядя на проносившиеся за окном серые, чёрные дома, деревья, грязь, смешанную со снегом, в кюветах. Стало легче. Даже появилось желание с кем-то поделиться совершённым подвигом. Но автобус полупустой, пассажиры зябко ёжатся, сучат ногами: промочили обувку, завтра зачихают, закашляют. «Ну, переспал бы я с ней?.. Дальше что? отрезать бы его…» Он выскочил из автобуса, пошагал домой. На крылечке постоял, в хлеву стучала, хрюкала свинья. Закудахтали куры, «петух, наверное, с насеста упал, - улыбнулся, - я не упаду!» Вошёл в дом. Его, оказывается, ждали, стол накрыт, сидят, смотрят телевизор, праздничный концерт. Игорёк ползает по полу, играет. Увидел папу, протянул руки.
-Ура! – рявкнул Игорь Алексеевич, - целый и вполне трезвый.
-Отец! – мама укоризненно посмотрела на него, так и тянет тебя на окопные остроты…
-Скажешь! – заждался просто, - они там со своим рыжим-бесстыжим гуляют, а мы в напряжении.
-Опять ты за своё.
У Володи мурашки по спине. «Чёрт, кто ж меня так сюда тянул?» Он посмотрел на Раю, сидит, как египетская мумия, шейка зарозовела, «ага… ждала!» Сдержать порыв счастья Володька не смог. Он схватил стул с женой и поднял его, прокрутил в вальсе два круга. Рая оглушительно визжала, обхватив его за шею. Присоединился Игорёк. Игорь Алексеевич
