В-третьих: это не совсем магазин, не очередная торговая точка. Это больше игра, викторина, квест для взрослых, чаще всего одиноких людей, объединённых одной страстью. Здесь такие люди могут не только выслушивать чужое мнение, но и высказывать своё. Очень часто я признаю свою неправоту, иногда возвращаю часть денег за ту или иную книгу, если кто-то из клиентов настаивает. Если честно, меня редко убеждают чьи-то аргументы, и поражения в дискуссиях я терплю намеренно. Это тоже часть маркетинговой стратегии. Не надо задирать нос. Некоторым людям очень важно продемонстрировать свою правоту, показать, что они умнее тебя. Сдайся один раз и заполучишь лояльного клиента. Теперь у меня много постоянных покупателей, и их количество всё растёт, благодаря сарафанному радио.
Есть ещё четвёртый фактор, который вступает в силу, если по какой то причине не сработали три первых. «КЫС‒КЫС‒КЫС».
Волшебное слово никто не отменял.
Прибыль довольно неплохая. Я продаю по двадцать, а иногда и по тридцать книжек за один день. Учитывая среднюю цену в пятьсот рублей, средняя дневная выручка составляет не меньше десяти тысяч. Я не знаю, сколько Саня платит за аренду точки своим дружкам бандитам, но всё равно должно оставаться прилично, учитывая высокую рентабельность нашего предприятия. Меня Саня не обижает, но это опять же моё субъективное мнение. А если объективно, Саня не может меня не обидеть, тогда он обидит себя. Главное, что мне хватает, могу даже похвастаться, что сейчас я в финансовом плане чувствую себя лучше, чем когда-либо. Наше предприятие длится уже полтора месяца, Саня рад и довольно потирает руки. Наверное, он молится, чтобы это занятие мне снова не надоело, ведь он уже заметил за мной такой грешок. Мне пока что не надоело, тем более что это одна из моих мечт и любимое дело. Хотя иногда ночью нет-нет и прилетит в голову мыслишка, что пора бы уже заморочиться новой мечтой.
5
Она появилась снова через день. Я почему-то и не сомневался, что она вернётся.
‒ Привет!
Звонкий голосок, который я узнаю среди миллиона других, отрывает меня от чтения. Сегодня она в белом лёгком плащике, из-под которого торчит чёрная в красную клетку юбка ниже колен. На ножках новенькие кожаные ботинки с широким круглым носком и высоким голенищем. Похожи на берцы, которые мы носили в армии, только более изящные. Скошенный на бок белый берет, плотно сидит на каштановых кудрях. Ярко алые губы приоткрылись, обнажая крупные белые зубы.
‒ Привет! ‒ я улыбаюсь, щурюсь от яркого солнца.
‒ Я прочитала эту сказку. Оказывается она классная и вообще не детская. Почему я раньше ничего про неё не знала? Ведь она всё время на слуху.
‒ Мы часто лезем куда-то в дебри, ищем новое, модное. А это доброе, мудрое и старое лежит под носом и остаётся незамеченным. И правда странно, что многие считают эту книгу детской. Дети, естественно не могут догнать её смысла, поэтому тоже не в восторге.
‒ Вот благодаря таким как вы, мы и замечаем то, что находится у нас под носом. Спасибо за рекомендацию. ‒ От этой улыбки по всему телу бегут мурашки.
‒ А может на ты перейдём? Я вроде не старичок ещё…
‒ Согласна! Что читаешь?
Вот так вот просто…раз… и она уже перескочила на дружеский тон. Я немного теряюсь от такой скорости развития событий.
‒ Я? ‒ «Дай бог вспомнить, что я читаю» ‒ Пелевина « Чапаев и пустота».
‒ Ну и как?
‒ Пока не совсем понимаю, но нравится.
‒ Как это? ‒ задиристо звенит её голосок. ‒ Не может нравиться то, чего не понимаешь…
Я не могу долго смотреть в её глаза. Там бездна, от взгляда в которую замирает сердце. Так же когда то я боялся подолгу задерживаться на взгляде Длинного.
‒ Может…ещё как может. Ты чувствуешь, что это хорошо, просто пока не можешь догнать. Это как слушать песню на иностранном языке. Тебе нравится музыка, голос исполнителя, хорошо бы ещё знать, про что он там поёт…
‒ Песня это совсем другое дело. Там главное музыка и исполнение, а в книжках, главное смысл, сюжет.
‒ Здесь исполнение не менее важно. Стиль, слог, манера изложения, всё это так же прекрасно как хорошая музыка. Голос тоже важен.
‒ Голос? ‒ девочка округляет сверкающие глаза. Серые, с разноцветными зрачками. Везёт же мне на серые.
‒ Да, голос. Я когда читаю, всегда слышу голос. Не в диалогах героев, там множество разных голосов, а в общем повествовании. Тут они разные бывают. Иногда слышится глубокий бас, умудрённого опытом человека, иногда резвый баритон, молодой, бодрый жизнерадостный, очень часто, копирующий кого-то тенор, которых по моему, больше всего.
‒ А ты философ! ‒ она смеётся мне, как старому приятелю. Вот уж кто может в одно мгновение забраться в душу. Не успеешь опомниться, а она уже там копошится. Ну откуда ты такая взялась?
‒ Ну да… бывает… иногда хочется поумничать. Поживёшь с моё, может поймешь…‒ я пытаюсь оказаться с ней на одной волне.
‒ Ой, тоже мне старик нашёлся! ‒ она склоняет голову на бок, смотрит оценивает, улыбается, сияет ямочками.
‒ А ты снова здесь прячешься? От кого?
‒ С чего ты взял? Может специально пришла книгу купить…‒ снова хитрая улыбка. Ямочки, как солнечные лучики.
‒ Ага, рассказывай…снова убиваешь время?
«Убиваешь время, а заодно и меня».
‒ Отчасти ты прав…
‒ Так от кого всё-таки прячешься?
Наш диалог внезапно обрывается визитом постоянного покупателя, мужичка средних лет. Я извиняюсь перед незнакомкой и отвлекаюсь на него. Делаю вид, что внимательно слушаю его рассказ о впечатлениях, после прочитанной по моей рекомендации книги, а сам не могу оторвать от неё глаз.
‒ Да…извините Алексей, прослушал последнюю фразу…
‒ Я говорю, вы ещё что-нибудь из Набокова читали? Может есть?
‒ Нет, не читал, соответственно нет и на прилавке.
Он продолжает пытать меня расспросами; за ним пристроились ещё двое, ожидающие своей очереди. Пока обслуживаю этих, подойдут ещё, потом ещё и ещё и так до бесконечности…. Как я их сегодня ненавижу. Они воруют у меня, может быть последние минуты счастья. За эти три дня мой мозг переориентировался, он нашёл новое определение этой субстанции.
Она отошла в сторонку, стоит, засунув руки в карманы плаща, посматривает в мою сторону, иногда озирается. Вот возьмёт, и уйдёт вот так, не прощаясь.
‒ Алексей, извините пожалуйста…‒ я перебиваю бесконечный монолог мужика. ‒ Мне нужно прерваться на полчасика, может чуть больше. Просто встреча очень важная. Вы тоже, извините, я пока закрыт ‒ обращаюсь я к двум женщинам в очереди.
Что я делаю? Сейчас она подумает, что я что-то там себе возомнил. Ну и пусть думает, что хочет.
Я выезжаю из-за прилавка и подкатываюсь к ней.
‒ Может постоим вот здесь в сторонке? А то уже, честно говоря, работа достала…‒ Я говорю глупости, да и вид у меня глупый. Интересно, а она уже видела меня всего? Я же раньше был за прилавком. Вот он момент истины.
‒ А что у тебя случилось…с ногами?
Она задаёт этот вопрос спокойно, обыденным тоном, словно спрашивает о чём-то незначительном. «Что у тебя с работой? Что у тебя с пропиской? Что у тебя с настроением?»
Почему то именно ей мне хочется рассказать всё. Я коротко рассказываю ей историю своей травмы. Потом, понимая, что время ещё есть и она не исчезла, добавляю ещё некоторые детали. Она остаётся на месте, участливо кивает, задаёт вопросы. В её глазах и сострадание и участие и интерес. Время остановилась, и пока оно замерло, я могу рассказать ей всё. Я должен. Мой рассказ льётся как невыплаканные слёзы, обрастает эмоциями, подробностями. Я начинаю рассказывать про Длинного, я говорю, говорю, говорю. Стою на краю пропасти, зачарованно смотрю вниз и продолжаю говорить.
Сколько прошло времени, час или два?
Люди, которые толкались у лавки в надежде меня дождаться всё же ушли. Вихрастый скрипач играет что-то душевное, скрипичный футляр полон мятых купюр. Она всё ещё здесь. Её глаза блестят.
Зачем тебе всё это? Просто развернись и уйди. Рви сейчас, не давай этой нити стать толще. Дальше будет хуже.
‒ Ты извини, что-то я заболтался. Тебя отвлекаю, да и самому работать надо…‒ я стараюсь больше не смотреть ей в глаза. Хватит… кружится голова. Ещё немного и я свалюсь в пропасть.
‒ Нисколько не отвлекаешь. Мне очень интересно! Знаешь, очень редко приходится говорить с настоящими людьми.
‒ А ты в основном с роботами разговариваешь?
‒ Да если бы с роботами. В основном со шкафами, туалетными наборами, сейфами, витринами, и ещё разной пластиковой шушарой, которая только думает про себя, что живая. Я уже давно людей то не видела ни дома, ни в универе. До этого в Канаде в колледже училась, там тоже, одни дубы и пластиковые стаканы. Ты даже не представляешь, какое счастье видеть настоящих людей. Вот таких как в этом переходе, пусть иногда злых, пьяных, грязных, но настоящих. Ты знаешь, я сегодня на метро в первый раз прокатилась. Это для меня круче любого европейского аттракциона. Мой отец владелец сети кафе «Евгения», может слышал?
‒ Нет…
‒ Странно, да они же здесь на каждом углу. И в большинстве крупных городов тоже есть, вроде бы даже в твоей этой Тюмени…
‒ В Тюмени не встречал, а Москву я хорошо только под землёй знаю. То, что там, наверху я и не вижу. Если бы встретил такое красивое название, конечно бы запомнил.
‒ Это в честь меня названо, будем знакомы! ‒ она протягивает мне белую ручку, с тонкой золотой паутинкой на запястье. Я беру эту ручку бережно, как что-то драгоценное. Холодная, гладкая, мягкая, живая, недостижимая…
‒ Женя? Красиво! Тебе идёт это имя. ‒ я стараюсь подольше удерживать маленькую добычу в своей руке, но она похоже и не собирается вырываться. ‒ Я Саша, но больше меня знают здесь под именем Длинный.
‒ Хочешь, чтобы я называла тебя кличкой?
‒ Это не кличка…это стало моим именем. Мне нравится, когда меня так называют.
‒ Ну, хорошо. Приятно познакомиться, Саша ‒Длинный.
‒ Женя, ты мне так и не сказала, от кого здесь прячешься?
‒ От шкафов, от кого же ещё! От дубовой мебели. ‒ её щёчки вспыхнули, глаза загорелись. ‒ Я уже и раньше не могла продохнуть из-за этой охраны. В Канаде было как-то поспокойнее, но на отца недавно покушались, машину пытались взорвать. Бомба не сработала, её потом нашли под днищем. Сейчас у нас целая дивизия этих шкафов. Ходишь как под конвоем. Они и ведут себя
