-Дядя, ты полон сил! – бодро начал я, - Тебя только вот побрить, надеть мундир и вуаля!
-Ты думаешь? – неуверенно протянул генерал, усаживаясь в кресло и нервно дергая ус, - побриться, конечно, можно.
- Платон Иванович, - я обратился к секретарю за поддержкой, - хоть вы скажите! Женское начало благотворно сказывается на жизненном укладе и смягчает всякую душу!
-Юджин, - потребовал от меня дядя, - прекрати портить мальчика! Молод он ещё об юбках думать! Платоша, - с отеческой участливостью обратился он к секретарю, - не слушай его! Пусть сам женится! А то моду взял – учить других жениться! – и тут же насел на меня, - Ты вот отчего не женат?
Привычка равнодушно сносить выпады в сторону моего одиночества и в этот раз не подвела. Скорее наоборот, а стремление устроить счастие для Ольги лишь укрепило мою решимость.
-Не сомневайтесь, дядюшка, придёт время, женюсь. Холост, — значит не время! А вот вам я, как доктор, настоятельно рекомендую! – и я пошёл в отчаянную атаку. Видно и во мне было что-то кавалерийское.
- Неподалёку, в соседнем имении снимает дачу семья из Петербурга. Их фамилия Костяевы. Глава семейства потомственный дворянин, статский советник. У него племянница. Воспитана, хороша собой, м-м-м…- я замялся, - молода.
Генерал неожиданно быстро сдался и поднял на меня испуганные глаза.
-Вдруг я влюблюсь? Или она в меня?
Где-то в небесах ангелы протрубили викторию! Атака удалась и противник готов выбросить белый флаг.
-Что ж в том плохого? – воскликнул я и скомандовал, - генерал, вперёд на флеши! Непременно встречаться, влюбляться, жениться!
В это время вошёл Авдей и доложил, что баня готова, а веники воздушны и дух имеют ангельский. Дядюшка с Платон Ивановичем живо поднялись и поспешили на выход. Я же был раздосадован, что столь очевидная победа была отсрочена какими - то вениками, пусть и с «ангельским» духом. Интересно, что это за дух такой?!
***
На третьем часу «рекреации» я сдался и, невзирая, на увещевания Авдея, неутомимого нашего «банника», окатил себя водой из кадки и улёгся в креслах на террасе, укрывшись простынёй и грубым солдатским одеялом. Рядом в таком же счастливом изнеможении укладывался генерал, а секретарь, как и полагается верному спутнику, заботливо укрывал того двойным одеялом. Авдей изредка наполнял наши стаканы душистым чаем со смородиновым листом. Вскоре, сославшись на необходимость распорядиться о приготовлении ужина, ушёл секретарь. Мы с дядей лениво переговаривались, вспоминая далёкие дни, когда я мальчиком гостил в Рождествено, а он, приехавший из полка в отпуск, учил меня нырять из адски натопленной бани в прорубь. Покосившийся и разваленный сруб той бани и сейчас стоял у самой реки. Вид почерневших брёвен наполнил меня светлой печалью. В этот самый момент вошёл Платон Иванович и доложил, что приехали мать и дочь Костяевы и на правах добрых соседей просят их превосходительство принять.
Пока Платон Иванович занимал гостей разговорами и угощал сладостями и чаем, мы привели себя в порядок и переоделись. Войдя в залу, генерал внезапно остановился и некоторое время растерянно моргал, глядя на гостей. Его замешательство я полностью отнёс за счёт неожиданности визита и несомненного приятного впечатления, которое произвело на него появление Ольги. За время, прошедшее с прошлого нашего свидания, она чудо, как похорошела – румянец заливал ей щёки, а взгляд её тёмных глаз был загадочен и ласков одновременно. Тёмные волосы были гладко зачёсаны назад и убраны в тугой пучок. Изящное, без вычурности платье облегало фигуру, подчёркивая женственность и скромность гостьи. Единственно, что несколько портило впечатление, это бросающаяся в глаза разница её с Львом Игнатьевичем не столько в годах, сколько в антропометрических, если позволено так выразиться, параметрах. Генерал был на голову, а то и на полторы ниже Ольги. При этом она была крупнее и, как бы, несколько нависала над генералом. Даже Платон Иванович стоя рядом с ней, казалось, уменьшился в росте. При этом секретарь вид имел радостный и одновременно горестный. Он то опускал глаза и как-то потеряно таращился в пол, то поднимал их на гостей, и взор его светился неподдельным восторгом. Будь он у меня на приёме, я бы заподозрил у него биполярное расстройство. Однако ж, мне было не до того, я лишь удивился, что в нашу сторону он не глядел вовсе, будто нас и не было рядом. Софья Николаевна, стоявшая рядом с дочерью была, кажется, тоже охвачена каким-то внезапным волнением, и улыбка то появлялась на её раскрасневшемся лице, то исчезала.
Лев Игнатьевич подошёл к дамам. Вид он имел потерянный и несколько унылый. После знакомства, мы расселись и повели беседу. Разговор не клеился, и я предпринимал титанические усилия, чтобы его оживить и придать всему светскую непринуждённость. Однако, видно, я утерял способность вовлекать малознакомых людей в общий разговор, что извинительно, помятуя о моей врождённой интровертности, да и приятная расслабленность, полученная благодаря усилиям нашего банщика, давала о себе знать. Вскоре дамы поднялись, и мы стали прощаться. Сговорились увидеться завтра за обедом. Платон Иванович вышел проводить гостей, а мы с генералом направились в столовую, где нас ждал ужин. За ужином генерал был задумчив и молчалив. Платон Иванович, словно копируя генерала, также был немногословен и охвачен собственными мыслями. Я же отдал должное еде. После двух рюмок рябиновки, завершавших ужин, генерал пригласил меня прогуляться по саду. Секретарь оставил нас одних.
***
Утреннее моё пробуждение было поздним. После ста вёрст пути на почтовых тело моё требовало длительного отдыха, и вот оно воспользовалось приятнейшими условиями, предоставленные широкой и в меру мягкой кроватью. Ночь прошла без сновидений, словно подсознание на ночь также взяло вакацию. Разбудил меня тревожный стук. Отперев дверь, я увидел на пороге Платон Ивановича. Вид он имел растерзанный и несчастный. Приглядевшись, я переменил свою оценку. Полный беспорядок в одежде я принял спросонок за растерзанность, но присмотревшись, определил, что секретарь просто утратил способность опрятно одеваться. Причиной тому было, вероятно, какое-то несчастье, сквозившее во всей его позе, в растерянности на лице и в беспомощном взгляде.
-Их превосходительство исчезли, - пролепетал он, едва справляясь с волнением. За его спиной маячил Авдей. Он имел такой же вид – вид потерянной собаки.
-То есть как исчезли? – ещё не придавая значения услышанному, переспросил я.
-Пропал и всё тут! – попытался мне объяснить молодой человек, - ни в опочивальне, ни в теплице его нет
-Конюшню, флигель, – всё осмотрели! – поддакнул денщик, - во всём, что ни на есть, дворе обыскались! Нету!
-Позвольте…- я попытался собраться с мыслями, - вы всё в точности обследовали?
-Так точно-с! – вспомнив, видно, армейское своё прошлое, отчеканил Авдей.
Я потребовал, чтобы меня проводили в комнату дяди. Просторная комната с арочным окном на втором этаже служил ему одновременно спальней и кабинетом. За книжными полками в углу стояла узкая армейская кровать, которую он после смерти Анны Ильиничны предпочёл супружескому ложу. Я окинул взглядом убранство комнаты. Постель была разобрана, но беспорядка в белье не наблюдалось. Верхняя одежда была аккуратно развешена в походном его платяном сундуке. Сундук этот возвышался рядом с кроватью. Я подошёл к письменному столу. Рабочих бумаг на столе не было. На правом краю массивной столешницы высилась небольшая стопка чистых листов, приготовленных для записей, да посередине стоял тяжелый бронзовый чернильный прибор в виде миниатюрной часовой башни и самого английского парламента. Здесь же рядом со столом громоздился стальной безопасный шкаф. Шкаф был выкрашен темно-коричневой краской в тон потолочных панелей. Я подергал ручку сейфа. Заперто. Я вопросительно поглядел на секретаря. Тот пожал плечами и беспомощно развел руки.
-Их превосходительство всегда держали ключи при себе. – пояснил он.
-Кто обнаружил пропажу? – задал я вопрос, с которого, собственно, нужно было начинать розыск.
-Я, ваше благородие, - упавшим голосом проговорил Авдей и пояснил, - их сиятельства по утрам требует завтрак прямо в кабинет. Я, грешен, припозднился. Спохватился, значит, а их нету. Я к Платон Ивановичу! Вот значит как…
-А не имел ли обыкновение Лев Игнатьевич купаться по утрам? – после некоторого размышления спросил я и указал обоим на видневшуюся за окном реку.
Те растерянно переглянулись.
- Лев Игнатьевич купается, как же-с! Купается! Только в собственном пруду и то по летнему времени. А река-то у нас здесь опасная. Бурная, с водоворотами. – пояснил секретарь.
Авдей подхватил:
- Такого баловства даже деревенские стерегутся. Не купаются. Рыбу удят. Это непременно. Коли снасть путается, бросают, а в воду не лезут. Боятся.
Я велел заново обыскать весь дом и все постройки на дворе, включая флигель и зимний огород. Пока шли поиски я уселся возле самого окна выпить кофе. С тревогой я следил, как по двору бегает встревоженная и оттого суетливая дворня. Беготня их оказалась безрезультатна, а к середине дня во двор въехала лёгкая бричка, из которой на крыльцо сошли двое: становой и судебный чиновник.
***
-Допустим, - сказал следователь Швед, выслушав мой рассказ, - допустим, всё так и было, как вы рассказываете. Однако ж, в открывшихся обстоятельствах исчезновение генерала тем более выглядит более, чем странно. Можно сказать, в двух шагах от счастья соединиться в священном союзе с юной девицей Лев Игнатьевич исчезает самым загадочным образом. Вы-то сами что думаете, Евгений Сергеевич?
-Видите ли, Назар Трофимович, - как можно глубокомысленно отозвался я, - мы все
