ловкачи! И здесь они бы нам нагадили, назвав всё это каким-нибудь «flash back»! Кстати, неплохо звучит…надо бы приспособить это «flash back» куда-нибудь. Да вот хотя бы в новомодное зрелище под названием синематограф. Думаю, приживётся!
Но вернёмся к тому моменту, когда собравшиеся провожать меня в узилища были зачарованы появлением князя Льва Игнатьевича Чабрецова в генеральском мундире и в одном сапоге. Спустя минуты две-три, но не более полутора минут, как рекомендует для таких случаев один литератор, все пришли в себя и начали выражать благодарность Всевышнему по поводу возвращения в родные пенаты их превосходительства. Однако, среди ликующих лиц крестьян и дворовых физиономии станового Спичкина и следователя Шведа были скучны и на них читался вопрос – а где же всё это время находились их превосходительство? Ответ на этот вопрос был отнюдь не праздный, поскольку случай пропажи генерала наделал много шума, и шум этот дошёл до самой канцелярии его превосходительства губернатора, а отвечать за этот шум придётся исправнику и становому, а следователь вообще рисковал репутацией и благорасположением. Те временем общее воодушевление среди мещан и крестьянства вылилось в стихийный крестный ход во благодарение счастливого избавления от козней сатаны и прочих врагов государства. Мещанин Гололобов, известный своими экзальтациями и составлениями восторженных петиций во славу государя императора, даже предложил канонизировать генерала, но духовенство засомневалось и ограничилось благодарственным молебном и сбором пожертвований.
За праздничным столом в доме Чабрецова, сооружённого как волшебству и усилиями Платона Ивановича, помимо известных нам дам и полицейских чинов собрался цвет общества Рождествено. Здесь были соседи – помещики, настоятель местного прихода отец Апполинарий с попадьёй, коллежский асессор Носец-Рогов с молоденькой женой, секретарь его превосходительства Тимьянов, обедневший дворянин, местный пиит лугов и пашен, а заодно автор политических памфлетов Забубёнских и прочие достойнейшие персоны.
-Господа! – обращаясь к гостям, коллежский асессор поднял свой бокал, - поздравляю всех, - он широким жестом обвёл присутствующих, - с духоподъёмным событием, которому нет равных в истории нашего уезда! С событием, масштаб которого ещё предстоит оценить историкам, но уже сегодня очевидно, что возвращение их превосходительства есть исполнение Господнего провидения и исполнение высшей воли. Мы все в нетерпении и ждём публикации ваших мемуаров, дорогой Лев Игнатьевич, с описанием этого величайшего события! С восторгом поднимаю пенящийся кубок за здоровье их превосходительства! Виват князю Чабрецову!
Все дружно крикнули «виват!», выпили и, известное дело, закусили. Словно по мановению палочки невидимого дирижера в гостиной зазвучали на разный манер голоса – басы, тенора, сопрано. Временами они были перекрываемы стаккато восторженных «Ах! Ах!», или ввинчиванием смешков и хохотков. Сидящая подле меня Ольга в отличии от большинства приглашённых была совершенно на нервах - кусала губы, комкала и теребила кружевной платочек, временами вздыхала и судорожно всхлипывала.
-Евгений, - она повернулась ко мне и заговорила громко, не боясь, что нас могут услышать – гул голосов, звон вилок и ножей были тому порукой, - Евгений! Что же мне опять замуж за генерала? Такой mesalliance! Нет, лучше в монастырь! Евгений, я влюблена! Я страдаю, Евгений!
При этих словах ножка куропатки, которую я уже практически проглотил, внезапно перестала помещаться у меня в горле, и я закашлялся. «Только не это! – вскричал я внутренне, не в силах протестовать вслух, - только не в меня!». Видя, как судорожно и безуспешно я пытаюсь вдохнуть, Ольга наполнила красным вином мою рюмку и, не мешкая, выпила. Как ни странно, но мне это помогло - куропатка беспрепятственно скользнула в желудок.
-Евгений! – продолжала Ольга, - вы должны мне помочь! Я влюблена и, верите ли, влюблена навек! Но как бывает горька судьба, Евгений! Сословные различия, Евгений! Вновь mesalliance! Маман и дядя никогда не допустят! Вы, только вы можете нам помочь! Или мы обвенчаемся тайно, но это ужас! Такой ужас!..
-Господа! – перекрывая шум, зазвучал голос Льва Игнатьевича. Всё стихло.
-Тут, как бы это сказать, - он смущённо улыбнулся и бакенбарды на его лице пришли в движение, - дифирамбы в мой адрес и панегирики, так сказать…что ж? Тронут! Тронут, господа! Благодарствуйте! Хотя писание мемуаров не всякому, даже гусару, под силу. А что прикажите делать? Есть, так сказать, что передать молодёжи и прочим потомкам - воспоминания очевидца о славном прошлом, о Крымской кампании. Увлёкся, господа! Как сел за бумаги накануне, так меня, пардон, Муза до самого заката следующего дня не отпускала. А тут ещё сапог! Хе-хе! Сапог в нашем деле и не сапог вовсе, а амуниция. Понимать надо! Без сапог, конечно, можно вёрст двадцать проскакать… И ничего! А вот «В атаку, гусары! Шашки наголо!» не скомандуешь! Что ж ты за командир такой, коль ты без сапог? Не позволительно. Категорически не позволительно! Надобно бы в устав записать…так о чём я? А! Увлёкся, господа! Увлёкся и забыл про всё на свете! Натурально домашние засуетились, взволновались – был и нет генерала! Хе-хе! Забавно-с! Вызвали, известное дело, полицию, а мне дела нет – мемуарничал взаперти! Вот значит, как было дело! Ты Назар Трофимович, да и ты Фаддей Ермолаевич, впредь заезжайте запросто, без службы, по-соседски! Добросовестность и служебное рвение мне нравятся! Я вот так Николай Леонидовичу, губернатору и написал. Мол, проявили рвение и искусность в розыскном деле. Так-то! Ну, выпьем, гусары, здоровья Его Императорского Величества!
Окончание дядюшкиной речи я не услышал, - Ольга буквально вытащила меня из-за стола и увлекла под колоны на террасу.
-Кто же ваш избранник? – как вы понимаете, интерес мой был совсем небескорыстный. Я был живо заинтересован в претенденте и готов был помочь влюблённым во что бы то ни стало. На кону было моё холостяцкое положение. Если сейчас не прийти на помощь Ольге, то угроза со стороны её матушки - женить меня на дочери - вновь замаячит на горизонте.
-Как кто? – Ольга отняла влажный платок от глаз и с удивлением посмотрела на меня, - Платон Иванович.
-Платон…- я присвистнул, но тут же спохватился. Чувства влюбленных требуют деликатности и чуткого с ними обращения, а не вот это вот фюйть! Моментально придав лицу серьёзность и выражение искреннего сопереживания, я погрузился в размышления. Что ни говори, но Ольга права – потомственные дворяне, коими являются её матушка и дядюшка статский советник, не примут в семью безродного сироту, да ещё в качестве мужа единственной дочери. «Мой деспот – родовая кровь!», как писал не помню кто. С другой стороны романические мечты о бегстве и о венце без родительского благословения – никчемная и бесплодная затея! Тайные венчания, брак втихомолку хороши только в романах и балладах, а в худой квартире при скверном питании они ведут к катару желудка и к суицидальным фантазиям. Но где же выход! Он должен быть! Но я его не вижу.
-Ольга, - я тронул вздрагивающее плечо – она тихо плакала, - я сделаю всё, что в моих силах. Я поговорю с вашей маменькой. Авось, уговорю её.
Ольга подняла ко мне заплаканное лицо, улыбнулась и с благодарностью поцеловала меня в лоб. Для этого ей понадобилось слегка нагнуться. Мы обнялись. В это же время под сводами террасы прозвучало гневное:
-Ах вот как!? Чёрт знает что такое!
Шагах в десяти от нас стоял Платон Иванович. Лицо его полыхало гневом, глаза метали молнии. Сказавши ругательство, он круто развернулся на каблуках и, быстро сбежав по ступеням крыльца, исчез в саду.
Ольга растерянно посмотрела ему вслед, а через мгновение с криком бросилась за ним:
-Платоша!
Мне оставалось в смущении покинуть террасу и отправится на поиски Софьи Николаевны. Миновав распахнутую дверь в шумную столовую залу, где гости отдавали должное третьей перемене блюд, я направился в гостиную и, не найдя никого, приблизился к курительной комнате. Не доходя нескольких шагов до приоткрытой двери, я услышал голоса – мужской и женский.
-…это было низко, Лев! Бросить меня, уехать, не сказав ни слова!
-Софи, - я признал голос – то был князь, - я писал тебе с дороги. Отечество в опасности… срочной сбор…в конце концов, я ведь отправился на войну, Софи!
-Ах, Лев! Я проплакала все глаза! Когда я читала списки погибших, страх не отпускал меня, пока я не дочитывала список до конца. Я боялась увидеть твоё имя!
-Ах, Софи!
Наступило молчание, прерываемое всхлипываниями. Я не мог более оставаться незамеченным и кашлянул. В дверях появился дядя. Он был смущён, на плече его венгерки темнело мокрое пятно. Следом в гостиную вошла госпожа Костяева. Софья Николаевна спрятала платок под кружевной манжет и, не обращая на меня никакого внимания, положила свою ладонь на обшлаг венгерки.
-Нет, Лев, Ольга не твоя дочь. Её отец к несчастью умер, не дождавшись рождения малютки. Матвей был кавалергард. Ольга вся в него – и статью, и голосом и характером.
Сказавши, Софья Николаевна повернулась и пошла через залу с гордо поднятой головой и заплаканным лицом. Проходя мимо меня, она заметила:
-Фрак жениха тебе будет к лицу, Эжен. Вы с Оленькой чудная пара.
Когда она скрылась за дверью, я бросился к дяде:
-Что это значит, Лев Игнатьевич!? Меня сызнова тащат под венец! Вот уж нет! Позвольте вас известить - Ольга любит другого!
Тот покровительственно похлопал меня по плечу:
-Мой мальчик, я знаю! Знаю, знаю! Но что скажут в свете, когда столь юное создание станет моей женой!? Il est [font="Times New Roman",
