Проект "ХРОНО" За гранью реальности

курил уже лет десять, повертел ее в руках и положил на стол рядом с нацарапанном каким-то придурком на деревянной столешнице призывом: «Всем сосать!!!»
— И этого тоже не знаю. Ну-ка, напрягите мозги. Не может же быть такого, чтобы ни один из нас не помнил… — майор переводил взгляд с одного офицера на другого.
Минут двадцать и так, и эдак трое комитетчиков пытались разобраться в ситуации, опробовали все методы, логика буксовала и чем дальше, тем хуже становилось. Запутались окончательно.
Наконец, решили и дальше плыть по течению. Так как кроме самого Ткачука, и Коваль, и Александров были временно прикомандированы к его отделу, решили ехать в Управление на улице Дзержинского. Там сдать оружие и доложить дежурному о своем прибытии. А дальше, ну пусть дежурный решает, кто-то же их в эту дыру послал, оружие выдал, связь по рации поддерживал. Дальше разберемся!
Генерал-майор Кожевников обедать ходил в общую столовую Управления. Конечно, стол у него был отдельный. Не то что бы в конторе плохо кормили, наоборот, какой-то советский инженер или учитель, покушав в комитетской столовой наваристого борща на первое, и хорошо прожаренного шашлыка на второе, наверняка, решил, что жизнь удалась, но все познается в сравнении. На то он и генеральский стол, чтобы была на нем уха из осетрины, сырокопченая, тонко нарезанная колбаса трех видов и жульен из белых грибов под сметаной. Было, конечно, не только это, но Николай Иванович соблюдал умеренность, много — вредно, а вот в меру — в самый раз. Конечно, он знал, что в ста метрах от здания управления, в местном гастрономе, одном из лучших, кстати, в Смоленске, осетрины отродясь не было, зато можно было купить минтай и время от времени — треску. Сырокопченая колбаса на стол советских граждан попадала по исключительным праздникам…или наоборот на поминках, зато «Докторская» и «Русская» с вкраплением сала, была почти всегда. Не желудком единым жив народ страны Советов! Впереди планеты всей СССР — в космосе! Могучи ее вооруженные силы, стоящие на Одере и Дунае с одной стороны и во Вьетнаме и Сирии с другой! Очень хорошо думалось Кожевникову на патриотические темы под жульен и осетринку. Все верно! На страже завоеваний Октября стоит он и его сотрудники, значит, и условия должны быть соответствующие. А ведь очень много врагов вокруг, только и ждут возможности в глотку стране вцепиться и в спину ударить!
Мысли о врагах пришли как раз к концу обеда. Группа майора Ткачука должна вернуться часа через два, генерал чувствовал, как стремительно, портя аппетит, нарастает нетерпение. Поднимаясь по лестнице в кабинет, он обдумывал ситуацию, строил предположения, но так и не получалось внятно представить себе, какие результаты привезет Ткачук. В приемной попросил секретаршу связаться с полковником Мельгузовым и принести чаю. Обедать он мог где угодно. В столовой, в ресторане, как в молодости в окопе или лежа под кустом, но привык, что чай — святое, это не терпит спешки и посторонних глаз. Лена знала его привычки, не прошло и трех-четырех минут, как она внесла в кабинет небольшой поднос. На подносе в подстаканнике старого серебра как обычно крепко заваренный чай и сахарница с колотым сахаром. Новомодный растворимый, генерал не признавал.
— Мельгузова на месте нет, дежурному я передала, полковник свяжется в ближайшее время. — она чуть помедлила, вопросительно глядя на Кожевникова, тот покачал головой, давая понять, что ничего не нужно.
Николай Иванович проводил секретаря взглядом, отметив, что, не смотря на свои сорок лет, Лена многим тридцатилетним смело утрет нос. Стройная, привлекательная, среднего роста, с короткой прической. Вся собранная и аккуратная. Одета соответствующе работе, строго — в белой блузке и синей зауженной юбке чуть выше колен. Упругая не по годам задница скрывалась за тканью этой самой юбки. У него вырвался протяжный вздох. Лена давно была ему не просто секретарем, но другом и, конечно, любовницей. Слово это, Кожевников люто ненавидел, но в синонимах копаться не хотелось, смысл-то прежний. Он, как и многие подобные ему, считал, что об их связи никто не знал. Лена Костромина, была из тех, кто искренне привязывалась к кому-либо, отдавал себя без остатка. Но она была еще и замечательным другом, и коллегой. К ее работе у генерала никогда не возникало претензий и это, пожалуй, было главным. А вздох его имел под собой самое серьезное основание. Он последнее время тяготился их связи. Причина была банальна, Лена в свои сорок лет любила неистово, умело и страстно. В постели была мечтой любого мужчины, а вот он последнее время откровенно сдавал. И если раньше у него хватало сил и на супружеские обязанности дома и на Лену, то сейчас, увы. Начинал, наверное, сказываться возраст и постоянный стресс.
Они познакомились, когда он был полковником. Костромина, в ту пору молоденькая медсестра в военном городке, хлебала вдовью долю с маленьким сыном. Муж, капитан-танкист, в июне 1967 года сгорел в своем Т-55 у Исмаилии, прикрывая отступление, более похожее на паническое бегство, тупорылых арабских «друзей» в «Шестидневную войну». Они познакомились случайно, он помог ей в какой-то мелочи, потом предложил работу. Кожевников никогда не ставил Лене каких-либо условий, но природа взяла свое. У них закрутился роман, со временем только укреплявший их отношения. Сын ее, Игорь, через год заканчивал Московское, высшее пограничное командное училище КГБ при Совете Министров СССР. Само собой, Николай Иванович в свое время поспособствовал, но парень молодец, такому не стыдно было протекцию оказать.
Зазвонил телефон, задумавшийся генерал вздрогнул, снял трубку.
— Николай Иванович! Полковник Мельгузов. Соединяю?
— Да, Леночка!
— Товарищ генерал-майор, прошу прощения. Дела, на месте не сижу. — в трубке шипело и сипело.
Опять, наверно, на полигоне где-то, подумал Кожевников.
— Борис Андреевич, ты в городе? У тебя линия защищена? Да? Группа моя возвращается. Да, та самая. Успеешь ко мне? Час, максимум полтора… Жду.
Николай Иванович нажал на рычажок отключения и сразу взял прямой провод с дежурной частью.
— Тумайкин, группа Ткачука как приедет, разоружай. Ткачука срочно ко мне, а прикомандированных ребят накорми и у себя держи. С ними чуть позже.

Въехав во внутренний двор Управления, Ткачук поставил «Ниву» поближе к входу. Прежде, чем выходить из машины, он глянул на часы, потом молча, пристально посмотрел каждому из офицеров в лицо. Оба глаз не отвели. У Александрова мрачные упрямые складки и играющие желваки. С таким лицом с гранатой под танк только. Андрей Ковтун нервно закусил губу.
— Ну хлопцы, сиди не сиди, а надо идти. — Микола кивнул в сторону крыльца.
Было полпятого, и в дежурке их ждали. Все было как всегда, ничего странного, так как сотни раз до этого.
— Здорово, бродяги! — дежурный по Управлению, капитан Тумайкин, пожал всем, начиная с майора руки, — пошли в оружейку, сдавайтесь и наверх, — он многозначительно указал пальцем в потолок, закатив глаза, — сначала ты, Коля, потом ребята твои. Вы пока в столовую сходите.
На время усиления и казарменного положения для резерва, столовая работала круглосуточно. Микола, погруженный в свои мысли, машинально выщелкивал патроны из магазина Стечкина, вставляя их в просверленные пластмассовые плошки. Краем уха слушал, как этот нудный мордвин Мишка Тумайкин, проверяет у его спутников оружие.
— Э-э-э…нет, ребята, столовая никуда не убежит, а автомат кто чистить будет?! Я же не спрашиваю, стреляли из него или нет, но чистка обязательна! Порядок есть, порядок! Хорош ствол! В войска, поди еще не поступил, сначала к нам.
Наконец, он сдался. Дежурный, дружески хлопнув по плечу, пожелал Ткачуку «ни пуха», и Микола пошел по лестнице вверх.
— Почему такие тяжелые ноги? — думал он, почему звенит в ушах и дыхание перехватывает? Одышка? Будь ты мужиком, все же нормально, уехал, приехал, доложил…
В приемной его ждали. Секретарь Лена улыбнулась и кивнула на дверь. Майор в другой раз, наверняка, выдавший ей искренний комплимент, даже не заметил улыбки.
Генерал-майор Кожевников был не один. Он сидел на своем обычном месте. Между телефонами стоял пустой стакан в подстаканнике, а за приставным столом сбоку, спиной к окну, немного сгорбившись и положив руки на столешницу, расположился полковник Мельгузов из Пограничного. Ткачук знал его в лицо. Однако по работе никогда не контачил, наслышан лишь был, что мужик боевой.
— Товарищ генерал-майор, майор Ткачук по вашему приказанию явился!
— Проходи, майор! — Кожевников указал рукой на противоположный конец стола, где тоже стоял стул. Неудобный, с прямой высокой спинкой. — Докладывай!
Ткачук подошел к столу, но на стул не сел и принялся докладывать стоя. Что, что, а язык у Миколы всегда подвешен был отлично, но сейчас он чувствовал, что на редкость косноязычен и не убедителен.
— Докладываю, — майор сделал паузу, чувствуя, как пересохло во рту, — с вверенной мне группой выдвинулся в район Медвежьих Озер Шумянского района. По прибытии на место, в соответствии с полученными указаниями разбили лагерь и принялись… ловить рыбу.
Ткачук вдруг понял. То, что он говорит, — полная ересь и чушь. Появилось ощущение, схожее с затяжным прыжком с парашютом. Только парашют этот все никак не раскрывался. Сердце ухнуло куда-то вниз, а по спине пополз противный липкий пот. Но остановиться он не мог. Понимая, что роет себе могилу с каждым словом все глубже и глубже.
— Мы распределили дежурства по лагерю, а по утренней зорьке и вечером на удочку… ловили, на день донки кидали. Хорошо брал карп и лещи, на четыре килограмма, я в последний день взял, еле вытащил… Днем спали…
«Что ты, мудила, несешь», — билось в мозгу, но ведь то, что было, то и говорю, пытался он себя успокоить.
Полковник с генералом переглянулись. На их лицах появилось никогда до этого не виданное выражение. Причем у обоих одинаковое.
Ткачук не останавливался:
— Мы все трое отлично провели время, как и было приказано, товарищ генерал. Сотрудники, старший лейтенант Коваль и капитан Александров, проявили себя с наилучшей стороны. Но капитан, как рыбак поопытней, а на Ковалев весь лагерь держался. В машине вы привезли улов вчерашний. А то, что до этого поймали, частью употребили в пищу, а частью завялили…Жалко коптильни не было…
Микола видел, как багровеет лицом и начинает подниматься из-за стола генерал Кожевников, а Мельгузов, негромко, но отчетливо говорит:
— Да он же пьяный!
Майор, побелев лицом, не сводил круглых глаз с вставшего, опиравшегося кулаками в стол и исподлобья смотрящего на него Кожевникова. Таким его Ткачук никогда прежде не видел. Генерал заслуженно имел славу скорого на расправу и строгого командира. Мог и поорать за дело, но сейчас было просто страшно.
— Майор, ты идиот? — просто и тихо спросил он, Микола понял, что это грандиозный, всеобъемлющий, окончательный, бесповоротный пиздец.
Глава 30. То, что на сердце
Минут через тридцать Маша вернулась в простом, слегка выцветшем светло-зеленом платье. Раскрасневшаяся, излучающая чистоту и свежесть, вытирала волосы большим полотенцем. Кудашев заметил, что одна из пуговиц на груди расстегнута, оттуда розовела кожа. Когда девушка