Проект "ХРОНО" За гранью реальности

отобедал один. Теперь ворча что-то про себя, налил не успевший остыть суп ему в тарелку и опять вышел во двор по своим делам. Аппетит Кудашев нагулял зверский, и после того как алюминиевая ложка заскребла по дну тарелки, налил себе еще. Суп у Андреича удался!
По времени скоро надо было ждать Сергея на мотоцикле, Юрий, помыв после себя тарелку с ложкой, вышел на крыльцо и оглянулся. Со стороны пасеки слышно было, как Лопатин что-то приколачивает. Он уселся на ступеньки, прислонившись балясине прикрыл глаза. Тут же привычно уже стал проваливаться куда-то, потом сосредоточился, представив себе дорогу на пасеку от села и милиционера на мотоцикле. Так и есть едет… вернее едут. Ого!!! Кудашев тряхнул головой, поднялся с лестницы и торопливо зашагал к пасеке.
— Василий Андреевич, минут через двадцать, Сергей приедет, идемте встречать… гостей!
Василий отложил в сторону лучковую пилу и сел на скамейку.
— Каких гостей, он что, не один едет?!» — в голосе явно послышалась тревога.
«Совсем издергался он со мной, вон как на скамейку бухнулся, будто ноги держать перестали.» — подумал Юрий.
— Да, пока не могу определить кто с ним, далеко еще, только понял, что женщина. Не волнуйтесь, если что плохое, я бы сразу почувствовал!
Они пошли к дому. Если бы там была Маша, то ему сразу сердце предсказало, поэтому Юрий подумал было, что с Гороховым жена. Но тут же мысль эту отбросил. С чего бы ей, оставив подругу в селе ехать с мужем в лес за ним. Кудашевым? Да и скорее всего Лену он тоже узнал бы. Кроме этого, чем ближе они были к заимке, тем лучше чувствовал Юрий раздражение и тревогу милиционера, но не как опасность, а как досадную помеху и… смущение. Кой-какие мысли у Юрия появились, он, глядя в сторону Василия, улыбнулся.
Хозяин успел набрать из колодца в умывальник, висевший у конюшни воды и умыться, к тому времени как они услышали тарахтение мотоцикла. Вышли встречать, отворили ворота. Показался меж деревьев, желтый с синей полосой мотоцикл, брат близнец немецкого Zundapp ks 750. Кудашев уже к тому времени знал, кто попутчица участкового, а Лопатин, рассмотрев сидевшую в коляске свою зазнобу из сельпо, издал какой-то нечленораздельный звук, то ли стон, то ли животное урчание.
Мотоцикл, газанув, свернул на обочину у ворот, не заезжая во двор, Наталья, звезда местной потребкооперации, ловко выскользнула из люльки и выгнув спину потянулась. Согнутые руки поднялись к голове, а красивое, цветастое платье, с двумя расстегнутыми верхними пуговицами так натянулось на крепкой груди, что она запросто могла выскочить на дневной свет, оторвав еще пару пуговиц. Бюстгальтера под платьем не было, соски проступили сквозь тонкую ткань. Юрий почувствовал, что краснеет и краем глаза заметил, как заходил судорожно вверх и вниз кадык Лопатина.
— Ну, принимайте гостей! Уж извините, что без приглашения! — улыбнулась Наталья, — ты что, Вась, как не живой стоишь, обратно не прогонишь?
Ошалелый Лопатин только и смог выдавить из себя:
— Эээ… Что ты! Нет…
Она повернулась к мотоциклу, взяла в коляске сумку, при этом нагнувшись так, что вызвала у Кудашева легкое головокружение. У хозяина дома першение в горле перешло в кашель.
Пока они шли к дому, Наташа не унимаясь болтала:
— Я с утра в ПОСПО позвонила, выходные взяла три дня в счет отпуска, нехай без меня поработают, нашли незаменимую! Зина Крылова эти дни за меня поработает, я договорилась…
Горохов, нарочито долго копался у заглушенного мотоцикла, стараясь не смотреть на Кудашева и Василия, а потом пошел вслед хозяину и его гостям, не поднимая глаз, старательно вытирая и так чистые руки ветошью.
— Сам знаю, что не нужно было ее привозить! Ну что я мог сделать! До чего пробивная баба! Как только и узнала, что я к вам еду, ума не приложу. У дома меня уже ждала. Запала она на дядю Васю сильно, да и он на нее тоже. В другой раз я бы только рад был, а сейчас — проблема лишняя! — в полголоса рассказал он Юрию, специально отставшего от Лопатина и его подруги.
Они остановились у сарая и смотрели, улыбаясь, как Василий водит по двору ранее у него никогда не бывавшую подругу, глупо улыбаясь и тыча рукой со словами: «А тут у меня куры…»
— Ну… ладно, эта пара точно скучать не будет, а нам, ехать Юра пора, хотелось бы засветло вернуться. Маша мне с утра все уши прожужжала, что бы я тебя пораньше привез. Налей воды, в горле пересохло, да едем. — милиционер снял фуражку и вытер ладонью вспотевший лоб.
Он долго с наслаждением пил из ковша ледяную колодезную воду. Обершарфюрер переоделся и взял Машину сумку. Потом оба простились с Лопатиным и Наташей, причем показалось, те так увлечены были друг другом, что и не заметили уезжающих парней. Но когда Горохов уже толкнув ногой рычаг завел мотоцикл, а Юрий садился в коляску, к ним подбежал Андреич и как-то неловко всунул в руку Кудашева потрепанный конверт со словами:
— Возьми, пригодится там!
В конверте были местные деньги. Двадцать розовых банкнот с неприхотливым простеньким узором с одной стороны и головой Ульянова- Ленина в большом овале с другой.
Глава 47. Шаг влево, шаг вправо…
Генеральская «Волга» въехала во двор Управления почти в пять часов вечера. В фойе, Кожевникова уже ждал сухопарый майор, дежурный по управлению.
— Товарищ генерал-майор, за время вашего отсутствия…— Николай Иванович, пропустил мимо ушей обычное перечисление сообщений и незначительных происшествий, только кивнул дежурному, торопливо стал подниматься с Дубровиным по лестнице в кабинет. Надо полагать, вид у генерала был угрюмый. Встречные чекисты старались проскользнуть мимо, бормоча приветствие.
Секретарь уже была предупреждена о его приезде, судя по всему, ей позвонили из дежурной части, пока они поднимались по лестнице. Лена встретила их стоя в приемной у стола. Он молча протянул к ней руку, и секретарь привычно вложила в нее приличную стопку неотложных документов. Рабочий день, ненормированный, да еще режим усиления, не впервой.
Николай Иванович открыл дверь, чуть отошел, пропуская вперед Дубровина, но он, кивнув ему, бросил:
— Надо позвонить! Старик улыбнулся Лене:
— У вас, голубушка, в справочнике телефон начальника Калужского управления должен быть, подскажите номер старику, запамятовал. Секретарь недоумевающе глянула на начальника и после его легкого кивка, протянула телефонную трубку этому незнакомому пожилому человеку. Зашелестев листами неприметной книжечки с серой обложкой, нашла нужный телефон и продиктовала.
— Алло, будьте любезны, Арнольда Никифоровича Егорова к телефону! Это полковник Дубровин. Да, знаю сколько времени. Домой уехал? Ну так соедините с квартирой! По какому делу? Да вы ему фамилию мою скажите, он знает!
Павел Петрович замолчал, ожидая пока его соединят с начальником Калужского областного управления КГБ.
— Здравствуй, Арнольдушка! Помнишь еще старика? Да, спасибо, жив и здоров, чего и тебе желаю… У меня к тебе просьба. На Киевском шоссе, перед поворотом на Малоярославец автозаправка есть, да… новая такая. Там сегодня еще оператор умер. Не знаешь? Ну, ты у ментов поинтересуйся. Сердечко прихватило… Откуда знаю, ну у нас стариков свои секреты. Так я вот о чем, пошли туда опера потолковей с контрольной закупкой, да как всегда, чую бардак тот еще. Настроили, понимаешь, показуху… Ну, спасибо, и за приглашение спасибо, может и заеду как-нибудь, что мне пенсионеру не прокатиться. Да, да… еще раз благодарю.
С прежней улыбкой он вручил женщине трубку, слегка поклонившись.
Генерал через открытую дверь слышал весь разговор и пребывал теперь в полном недоумении. Дубровин с интересом осмотрелся в кабинете и без лишних вопросов уселся за стол, на неудобный казенный стул с прямой спинкой, напротив кресла начальника.
— Как же так, Петрович, этот хам, когда мы уезжали, живой был, сам в будку свою ушел. Откуда ты узнал? Мы же всю дорогу вместе! — с интересом глядя на старого чекиста, Кожевников сел в кресло.
Старик молча потер лоб, лицо было серьезным. Он явно колебался, стоит ли отвечать вопрос хозяина кабинета.
— Ты многое узнал за эти два дня, Николай, но так и не поверил мне полностью. Что-то для тебя блажь выживающего из ума старика, а некоторое было давно и кажется тебе не важным. Жаль, очень жаль. Ты как апостол Фома, из Библии, не веришь пока не пощупаешь руками.
Генерал жестом прервал старика и поднял трубку прямой линии.
— Лена, срочно свяжись с погрануправлением, полковника Мельгузова отыщи, я его жду. И пусть принесут чего-нибудь перекусить из столовой, мы не обедали. — и, положив трубку, вновь пытливо взглянул на Дубровина.
— Так что там случилось, на заправке? — вновь спросил он.
— На заправке… Я вдруг понял, что этот жирный ублюдок своим существованием просто оскорбляет меня и вообще всех окружающих. Обычно, я всегда держу, что умею под жестким контролем, но тут счел это необходимым. А уничтожить эту мразь было легко, всего лишь пара нужных слов, сказанных в необходимой тональности. Можешь считать это колдовством, магией или наукой, но, когда я рассказывал тебе про поездки в тридцатые годы с Барченко по всяким чертовым углам и дырам от Аляски и до Сахалина, я не шутил. Кое-чему научился…
— Но он же ушел обратно на заправку…— удивился Николай, чувствуя, что летит он на дно колодца, а дна этого все нет и нет.
— Заставить мертвого ходить, и не только ходить на самом деле проще простого. Особенно только что умершего. Хотя для тебя, наверняка, это звучит дико… — пожал плечами старик.
— Да не то слово! — наконец, генерал взял себя в руки, порывисто встал и сделав пару шагов к стоящему рядом со столом сейфу. Достал оттуда початую бутылку коньяка. Оглянулся на Дубровина, но потом вспомнил, что он не пьет, налил себе в граненый стакан грамм пятьдесят и выпил залпом.
Несмотря на сомнения Дубровина, поверил ему Николай сразу. Напротив него сидел убийца. Не банальный пьяный бытовик, который запорол кухонным ножом собутыльника, и не урка, убивающий по понятиям. Нет, перед ним опасный профессионал, с холодным сердцем, жестким прищуром глаз. Временами внешне похожий на обычного, советского дедка, торгующего на колхозном рынке редиской и яблоками. А иногда, когда Дубровин поднимал подбородок, смотря куда-то в даль, он казался старорежимным барином, белой костью. Таких он, Кожевников, застал еще, а кое-кого и в расход выводил. Помнил, как расстреляли весной сорок пятого двух власовцев из бывших белогвардейцев, так они и у расстрельной стены стояли так, будто окружающее быдло и сапоги им чистить не годятся. Это уже серьезно. Это уже не кувшин летать заставлять. И как ведь… ничего доказать невозможно. А зачем тогда он мне это сказал? В голове генерала мелькнуло, что и он сейчас может схватиться за сердце и рухнуть под массивный дубовый стол, свалив кресло, а старик с растерянным лицом будет кричать: «Помогите, помогите, Николаю Ивановичу плохо!»
И ни у кого никаких сомнений. Но нет, с чего бы, стоило за этим в Смоленск ехать? Да и зачем мне рассказывать было. Нет, тут не то…
Он вновь сел за стол и спросил:
— Вот так просто… Что-то прошептал, и он…
— А то тебе сказал, что это просто? Это, Коленька, не только не просто, а почти невозможно! — Дубровин устало покачал головой. — И когда я тебе