нажав клавишу отключения громкой связи протянул ее Дубровину.
— Ты генерал вволю наорался? Ну и ладненько, ну и завали свой поганый рот пока я тебе его с мылом не вымыл! — Павел Петрович, жестом показал Мельгузову, чтобы тот подал ему стул. Тот моментально вскочил, подвинул старику свой стул, а сам пересел на прежнее место старого чекиста. На Дубровина он смотрел теперь со смесью уважения и плохо скрытого страха.
— Кто у аппарата? А говорит с тобой, полковник государственной безопасности Дубровин Павел Петрович. Не знаешь, такого? А с хуя ли тебе меня знать, ты в КГБ, если не ошибаюсь только с 1968 года… Не ори! Не ори на меня, я сказал! Так… вот… теперь слушай меня внимательно, генерал. Иначе не Кожевников, а ты поедешь. И не в Казахстан, а нелегалом в США и по легенде ты будешь старым пидором, любителем большехуих негров. Ты ведь в кабинете второго зама сейчас сидишь. Так… справа от тебя, в простенке большой покрашенный зеленой краской сейф. А над ним портрет товарища Дзержинского. Так? Ага… теперь подними свою заплывшую салом задницу и подойди к сейфу, за портретом Железного Феликса встроенный в стену небольшой сейф. Откуда мне это известно? Ну… не твоих куриных мозгов это дело. Открывай. Что? Не знаешь код? Только при прямом приказе Председателя можешь? Только при выбытии из строя его и генерала Цвигуна коды можно вскрыть? Ну так я тебе его подскажу. Открывай.
Дубровин продиктовал в трубку серию цифр и букв.
Кожевников и полковник-пограничник сидели, открыв рты. Николай Иванович машинально расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.
— Открылся, ну чудненько. Его последний раз, наверное, лет семь назад открывали. Что дальше? Три пакета там лежат? Да, все правильно. Синий, красный и желтый. Бери желтый! Что на нем написано? Вскрыть при коде — Желтый 101. Так вот, я объявляю этот код. Какое право я имею? Не будь дураком! Как по-твоему, я про сейф и код к нему узнал? Прочитай там все внимательно. Некоторое время длилась пауза. Дубровин молча ждал, не прерывали молчания и генерал с Мельгузовым.
Потом, видимо, в трубке Емохонов начал что-то говорить, старый чекист только слегка кивал и криво улыбался.
— Да, именно так. Да, отчитаюсь лично перед товарищем Андроповым. Помощь пока не нужна. В районе подмосковных Бронниц есть воинская часть 70105-А, по всем документам, в том числе вашим, она проходит как часть ПВО, но это прикрытие. Поднимите их по тревоге и введите режим боевой готовности, и пусть будут готовы по первому моему требованию, вылететь сюда. Нет, не нужно в Чкаловский, у них свои средства доставки.
Дубровин положил трубку и обвел взглядом присутствующих.
— Ну вот и все! Не думал, что еще когда-то придется… Обратной дороги у нас, ребята, нет.
Глава 48. К огням большого города
До Чернево на мотоцикле Горохов с Юрием добрались не в пример быстрее, чем в прошлый раз, когда ехали с Машей. Что плохо, так это невозможно было поговорить. Тарахтение мотора делало любой разговор наказанием. Пару раз что-то прокричали друг другу, и почти всю дорогу Кудашев молча крутил головой по сторонам. Когда лучи садящегося солнца уже касались серых, покрытых шифером черневских крыш, они выехали на прямую дорогу от леса к домам. Неожиданно, милиционер сбросил газ и свернул на покрытую высохшей на солнце травой обочину. Заглушил мотоцикл. Кудашев вопросительно посмотрел на него.
— Поговорить надо! — сказал ему Сергей, решительно сойдя с седла. Юрий тоже выбрался из люльки и мужчины встали друг напротив друга.
— Дипломат из меня хреновый, сразу тебе скажу! — Горохов говорил отрывисто, короткими хлесткими фразами, будто рубил с плеча. — Не по сердцу мне твоя идея в город ехать. Не в твоем нынешнем положении! Не сейчас! — Видя, что обершарфюрер слушает его не перебивая, хотя и смотрит, в сторону темнеющего леса, продолжил. — Не спал я толком этой ночью, мысли всякие, как молотком по мозгам били! Я ведь форму эту не просто так ношу. Но знакомство с тобой, меня просто на части порвало. Одна часть в прошлом осталась, а вот другая все больше власти во мне берет. Я теперь такое вижу и знаю, что раньше и пригрезиться не могло! Опять ночью с побратимом своим Колькой виделся. И как мне с этим жить дальше, ума не приложу… Запутался я совсем. И с тобой не один уже раз откровенно говорил, слушал тебя. Знаешь…я тебе верю. Верю, что у тебя там все по-другому, и фашисты там не фашистские, и русские с немцами задружились. Но ведь это там, а тут по-иному все! Как вспомню твою кепку с черепом, у Лопатиных, дома на вешалке, все в душе переворачивается. И у каждого нашего, советского человека, так будет! Слишком много крови в ту войну пролил наш народ. Не зависимо от того, что там Сталин и коммунисты делали… И твоя связь с Машкой! Ты ее с собой в Смоленск тащишь, а не на погибель ли? Я вчера как-то спокойно отнесся к твоей идее с ней ехать, но сейчас, после бессонной ночи, как глаза мне открылись!
Спорить не стану, ты непростой человек, если человек, и многое ты сможешь, знаю, видел… Но ты в зеркало давно смотрелся? Ты же в городе в таком виде только до первого милиционера или дружинника дойдешь. Это если вовсе до Смоленска доедешь. На первом же блокпосту погоришь при проверке документов. То, что ты с операми в лесу сделал, в автобусе рейсовом, поди не получится! Брюки на тебе не иначе Колькины, коротки. И рубашка тоже его. Ну на рубашке можно и рукава закатать, а с этими кроткими штанами ты как клоун, право! И еще, Машка вовсе не дурочка! Мне жена утром рассказала, как та с ней вчера вечером своими мыслями, про тебя делилась. Ну кроме того, что втрескалась в тебя по самые уши! А она Ленке сказала, что ты все дни ходишь в братниной одежде, хоть она тебе и не по размеру. Удивлялась, что ты к бате приехал без вещей, будто голый. Ты ей что ответишь, когда спросит она тебя напрямки, а она спросит, поверь, я ее знаю, хорошо, с детства знаю! И что ты скажешь? Правду? Тебе-то может и легче будет, а ей? Молчишь?! То-то, нечего сказать! И еще, по тому, как ты говоришь, да и по тому, как думаешь, держишь себя, любой человек внимательный определит — не наш ты, не из СССР. А ты в Смоленск не в молчанку играть едешь. И самое главное, надеюсь, не думаешь, что теми тремя комитетчиками все и закончилось? Не зря все дороги в округе перекрыты. Слишком ты наследил, что бы отстали от тебя. И нас с дядей Васей подвязал к себе. Ну да уж что теперь об этом. Я тут родился и вырос, служу, знаю, чем такое может закончиться. Государственные интересы. И арестовывать не будут, пулю и в болото, благо рядом оно. Но у меня семья, жена, Ленка, Маша вот тоже, им, за что это все? Думаешь, их стороной обойдет? Нет, дружище, раз начала эта веревочка виться, там люди ушлые, весь клубочек размотают!
Горохов явно выговорился и как-то обмяк, будто шар или мяч из которого выпустили воздух. Юрий, зная, что в таких случаях лучше дать человеку выпустить весь пар, слушал молча. Да и спорить не особо хотелось. Был этот милиционер прав. Почти во всем! Но только почти.
Кудашев тряхнул головой, не торопясь осмотрелся по сторонам, на опушку леса, на засаженное изумрудно зелеными ростами, картошкой поле до села, на ближние дома.
— Красиво у вас тут, — начал он негромко и спокойно, — особенно природа, но без обид, Сергей, не мое это все! Чужое! И чем дольше я тут, тем более понимаю это. И тем сильнее душа ноет по-своему, родному. Вовсе не потому что я родился в Германии и мать немка. Но по отцу то я русский, да и в России не раз был. И никогда этого чувства тоски не испытывал. Как тебе объяснить все, не знаю даже. Все тут иное… воздух, земля, люди, как будто тень, какая-то вокруг, будто сумерки серые даже в яркий и солнечный день. Ты же уже понимаешь немного, о чем я… Сам, возможно, видишь, чего себе объяснить не можешь, а представь каково мне!
Горохов, слушая обершарфюрера, слегка кивнул, мол, понимаю, о чем ты и присел на люльку мотоцикла сложив на груди руки, с интересом глядя на собеседника.
— Мне нечего ответить, на твои слова о том, что мое появление очень изменило вашу жизнь, и мне извиняться за это бессмысленно. Не зависело от меня ничего… Хотя… есть мнение очень умных людей, будто случайностей в жизни не бывает, нужно только понимать причины возникновения обстоятельств и последствия… Думаю, не удивишься, что я бы многое отдал, если не было этой аварии! Был бы жив мой товарищ Герберт. Вернулись мы с вылета. Он поехал к своей жене и детям, я собирался к родителям. Но случилось то, что случилось. Ты знаешь, извини, что говорю тебе эти странные вещи. Ты знаешь, я ведь умер в тот день, когда Василий Андреевич притащил меня из лесу в свой дом. Но кто-то или что-то не допустил этого. Вернул меня обратно и изменил меня. Так, что я и сам себе не могу честно ответить, я это я, или кто-то иной? И я уже не раз спрашивал себя, для того ли это случилось, что бы меня тут сволокли в ваше ОГПУ, переломали все кости и потом пристрелили? Вот… и я думаю, что не все так просто.
Милиционер вскочил, ошалело посмотрел на Юрия, схватился за виски, зажмурившись и тряся головой. Накатила вдруг жуть, впрочем, отпустило почти сразу, только силы куда-то пропали и ноги стали подгибаться.
— Вот и получается, что я тут чужой даже не потому, что чужой этому месту, а потому что сам не понимаю кто, я теперь… И что делать дальше, ума не приложу. Остаться тут с вами, жить вашей жизнью… Я вот появился на вашу голову и все тут! Никто я тут, нет ни имени, ни истории, ни документов, ни денег! Что делать? Как жить? В колхоз вступить? В большевистскую партию? Извини, не могу! И самое главное, не хочу! И не потому что не смогу растить хлеб, доить коров или работать на заводе! Нет! Я не смогу этого делать ТУТ! У вас! Найти возможность уехать из СССР? Даже если получится, куда мне податься? Я чужой везде! Все, что было дорого мне в мире, уничтожено, оболгано и замазано дерьмом! Я почитал позавчера в библиотеке, что тут за последние пятьдесят лет произошло. Это даже не плохо, это катастрофа! Евреи добились того, чего желали! Европа медленно погибает. А прежней России, которая могла бы еще восстановиться, умывшись кровью в ту войну, уже нет, никогда не будет! Вот ты смотришь на меня, не понимая, я не виню тебя, ты родился и вырос в этом мире, и он для тебе естественен! Но я видел иное! Я видел, как на обломках жидо-большевистского СССР воспряла настоящая Россия! Да, уже не та, что до 1917 года, иная. Но настоящая, русская! Как русский перестал бояться того, что он русский, так же как немец перестал в 1933 году, чувствовать унижение после Версальского мира! Как Европа стала свободным союзом национальных государств! А тут вы умираете. Да, да, пройдет еще лет тридцать-сорок и будет уже поздно что-то менять. Читая книги в вашем старом клубе, я очень хорошо представлял, как это будет. Даже Америка, в которой всем заправляют победившие в мировой войне евреи, тоже обречена! Вы отказываетесь, от самого понятия — национальный уклад, тут в пользу воспитания — советского человека, а в Америке создавая — плавильный котел наций. Вы погубите этим самих себя и не сможете противостоять тому, кого в ваших политических книгах называют — странами третьего мира.
Но у меня есть цель, на данный момент она мне важна более всего. Я должен, наконец, понять, почему у меня в родном мире
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Схватит её за оба конца и руками опирается о мою парту, кисти красные, а костяшки пальцев белые...