Проект "ХРОНО" За гранью реальности

происходящим, увидел, как ладонь Семена легла на руку Кудашева. И ему показалось, что откуда-то со стороны повеяло прохладой. Но — недолго, исчезла она, сменилась мягким, как будто солнечным теплом. Пьяница вдруг выдернул свою руку изумленно поднес к глазам шепча: «Будто иголками колет…», а этот донельзя странный немец просто сказал Семену негромко: «Не пей больше».
Михайлов откинулся на стену дома, прикрыв устало глаза.
— Что-то кумарит меня, того и гляди усну тут с вами.
Горохов встал, за плечо поднял Семена от стены и, поддерживая, проводил на крыльцо. Открыл дверь, зычно позвал хозяйку. Юрий смотрел им вслед, вытирая испарину со лба.
— Ты зайди ко мне, Ефросинья, в опорный пункт, поговорим. — сказал напоследок хозяйке милиционер.
К дому возвращались уже почти в темноте. На улице редкие фонари только чуть разгоняли спускающуюся черень. Сергей рассказывал в такт неторопливым шагам:
— Он всего на год меня старше, Семка. Школа тут у нас одна, да мы все друг друга с детства и знаем. А Фрося, наоборот, со мной в классе училась. Прошло ведь меньше десяти лет, а ее и не узнать. А в школе одна из самых красивых девчонок была. У них с Семкой дружба была, ну ты понимаешь… Семен-то в ту пору отличный парень был. Спортсмен, на лыжах все бегал. Сейчас и не скажешь, да? На срочную забрали его во флот на три года, тоже на Северный, как Кольку. У нас в селе уж не знаю почему, многих на флот берут. Фроська, такие слезы лила на проводах, ведрами можно было черпать, обещала дождаться. И правда годик дожидалась, а потом несколько дембелей пришли, до женщин оголодалые. Ну один из них, Андрюха, муж той самой Люськи, к которой теперь Михайлов ходит, окрутил зазнобу Сенькину. Она поначалу все тихарилась, чтобы не знал никто, а потом и вовсе в разнос пошла. Забеременела. Я сам в ту пору еще служил, мне уже потом Лена рассказывала. У нас тут по селу доброжелателей много. Уж не знаю кто, а написали ему на службу, что тут его Фросенька в подоле принесет скоро. Он только два слова и написал ей: «Вернусь — убью!» Она то, дура, думала ее Андрей Жадин замуж возьмет, а тот возьми и свали в город. Сделал ей ручкой, только и видели. А она пока истерила, срок прошел, аборт делать поздно уже, так и рожала. Но уж не знаю, что и как только ребенок у нее с дефектами какими-то родился. Хахаль ее, как с армии пришел, пил сильно, вот и зачали его не по любви, а по пьяни. Ну, кто говорит, умер ребенок, а кто сказывал, что она сама от него отказалась в роддоме. Но вернулась из района уже не беременная и без ребенка. У нас тут в деревне ее потом заклевали бабы. Кукушка, говорили, ебливая на нее, а там и срок пришел Михайлову на гражданку вернуться. Сильно его Фроська боялась, из дома не выходила, а он разок другой пьяный, приходил окна им в доме бил, но потом и он в Ельню куда-то уехал. В автомастерских устроился на работу.
Председатель переживал все, моторист он хороший был, в колхозе такие на вес золота. Но у него не сложилось и там тоже, вроде жил с какой-то женщиной, но потом загремел по уголовке, 89 статья, это у нас «хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи». Дали ему два года на первый раз. Как вышел и та его подруга замужем уже, он в Чернево и вернулся. Пить стал. Фроська, тоже времени даром не теряла, продавщицей устроилась в райцентре, нагуляла еще ребенка, этого вот что с ней сегодня был. И опять без мужа. Семен как в Чернево вернулся сразу к ней, она еще покочевряжилась сдуру, будто целку из себя строила. Но вот уже год как женаты. От прежних от них, почитай и не осталось ничего. Мне смотреть на них больно, какие были и какие стали. И знаешь, Юра… вот иду сейчас и вспоминаю твои слова. Ведь прав ты, опять прав, что-то не то с русским народом у нас, беда, друг, беда…
На крыльце их ждали. С нетерпением, Лена, грозно уперев руки в бока, а Маша, закусив губу. Но почему-то ожидаемого скандала не получилось, наверное, в лицах обоих мужчин было что-то такое, отчего женщины только молча расступились, пропуская их в дом и вошли следом.
Глава 49. Вдвоем
— Ужинать будете, у нас готово все давно? — как-то робко и тихо спросила Лена.
Сергей угрюмо кивнул, повесил фуражку на крючок и пошел в спальню к шкафу, переодеваться. Светло-серая форменная рубашка с маленькими серыми погонами поручика, или как там его, Юрию было неведомо, за день пропотела и покрылась высолонами подмышками. А ему, Кудашеву, переодеваться было не во что. Он, покрутившись в комнате, невпопад отвечая что-то Маше. Затем протянул сумочку, взятую на заимке. Девушка не сводила с него пристального взгляда, чувствовал парень себя очень неуютно. Да что там, дураком чувствовал. Ведь на все сто прав был Горохов, когда жестко прошелся по его виду. И никакого приемлемого решения в голову не приходило.
— Юра! Подь сюда! — приоткрыв дверь спальни, крикнул Сергей. С облегчением кивнув собеседнице, он прошел в соседнюю комнату. Дверца старого шкафа была открыта отражая на зеркале внутренней части хозяина. Горохов был мускулист и сложен на диво пропорционально, запросто мог служить натурщиком для Торака или Арно Брекера.
— На-ка, примерь, мне малы стали, — он протянул обершарфюреру, синие брюки и пару рубашек, — а то смотреть на тебя срамно.
Кудашев быстро скинул одежду, оставшись в трусах и бросил взгляд в зеркало шкафа. Он был на полголовы ниже милиционера и поуже в кости, к тому же заметно похудел после аварии, на груди и на боку слева огромный кровоподтек уже сменил синеву на все оттенки багрово-желтого. Горохов, увидев этот синяк только сокрушенно покачал головой.
— Да… Колькины вещи тебе коротки, а мои велики. Вот незадача! — Сергей легко просунул кулак между поясом брюк и животом гостя. Тут все было очевидно, Юрий поддержал брюки за пояс, без этого они готовы были соскользнуть к коленям, если надеть под ремень, то складки будут просто ужасные. Да, не вариант! Как, впрочем, и светло голубая рубаха, в длину вроде и нормальная, рукава в самый раз, но размера на два бы поменьше.
Горохов хмыкнул и почесал в затылке. Потом взял одну из рубашек, посмотрел сзади изнутри на размер и принялся быстро одеваться.
— Так! Одевайся, если меня через полчаса не будет, садитесь ужинать без меня, но вроде как успеть должен. — он вышел из комнаты. До Кудашева донесся голос: — Леночка, вы баню-то истопили, как я просил?
— Да, я уже ходила подбросить дров, чтобы не выстужилась, вас только нет и нет! Это ты куда опять собрался? А ужинать! Ты что последние дни шальной совсем? Ага! Знаю я твое быстро...
Хлопнула дверь, жена вышла вместе с Гороховым. С крыльца неразборчиво слышан был ее голос.
Юрий вышел в горницу, Маша стояла у окна, спиной к нему, трогательно обняв себя за плечи. Он подошел к ней, но девушка, задумавшись о чем-то своем, глядя в сумерки за окном, и не заметила. Кудашев положил руки ей на плечи. Почувствовал, что от ладоней и дальше по всему его телу прокатилась горячая волна. Девушка вздрогнула и вдруг всхлипнула как сущий ребенок, но голову к нему не повернула.
— Юра, ты ничего не хочешь мне рассказать? — негромко спросила она.
Сразу он не ответил, только глубоко вдохнул запах ее волос, прижавшись лбом к затылку. Маша рывком развернулась и оказалась в его объятьях, руки обершарфюрера так же обнимали ее, но девушка с раскрасневшимися щеками впилась в него взглядом, ожидая ответа.
— Да, Машенька, хочу, поверь, очень хочу! Но не могу сейчас… — Кудашев постарался, чтобы голос его звучал, как можно убедительней.
— Ведь ты же не просто так в Смоленск собрался, правда? Кто ты, Юра? — она жгла его взглядом, и Юрий не нашел ничего лучшего, как склонившись, закрыть ей уста долгим поцелуем, безвольные губы дочки пасечника почти сразу ответили на поцелуй, и ее руки обвились вокруг шеи Кудашева.
За спиной отворилась дверь. «Сейчас пойдем… ой…» голос хозяйки осекся, и дверь захлопнулась. Но поцелуй уже прервался. Юрий, прижимая к себе девушку, склонившую голову ему на грудь шептал:
— Обещаю, как вернемся, расскажу все, только сейчас ничего не спрашивай, не нужно.
Девушка вдруг заплакала, чувства переполняли ее, небывалое, никогда не испытанное раньше чувство нежности к этому странному парню. К этому добавлялась глухая изматывающая тревога, неизвестно отчего переполнявшая ее вот уже пару дней. Никогда еще не было таких дурных предчувствий, совершенно не понятных и каких-то беспочвенных. Но все было связано с ним, с Юрием Кудашевым, столь неожиданно появившегося в ее еще недавно безоблачной, молодой жизни. Никогда и ни к кому подобных чувств Маша не испытывала. Она поняла это еще третьего дня, когда стояла во дворе их дома под ясными летними звездами, слушая, как рыдает и поет в его руках старенькая гитара. А сейчас, после их поцелуя, длившегося, как ей показалось, целую вечность, она стояла оглушенная чувствами. Как будто попеременно окатывали ее с головой невидимые волны, то ледяной воды, то горячей. Яркая вспышка скатилась в середину груди, чуть выше солнечного сплетения. Страстно захотелось жить, дышать полной грудью. Затем это сладкое волнение взаимного влечения не только тела, но и души, трепетом нежнейших крыльев стайки невесомых полупрозрачных бабочек, спустилось в низ живота.
Кудашев, крепко прижимая Машу к груди, поглаживал по голове, шептал какие-то слова. Сам не понимал, что шепчет. Наверное, то же самое, что шептали своим избранницам мужчины поколения назад и, наверняка, будут шептать в будущем. Так странно, почти без слов произошло их объяснение в любви. Вдруг девушка подняла на него заплаканные, но лучащиеся счастьем глаза и шмыгнув носом спросила:
— Что ты мне сказал сейчас?
— Что с-с-ссказал? — переспросил Юрий.
— Мне показалось, что ты что-то шепчешь по-немецки, — тихо сказала она и опять уткнулась ему в грудь всхлипывая.
— Тебе показалось, милая…
На кухне послышались голоса. Маша нехотя отстранилась от него. Кудашев отпустил неохотно девушку, словно отрывал от себя частичку собственного тела. Открылась дверь, вошел Горохов, неся в обоих руках алюминиевую кастрюлю с вареной картошкой. От посудины поднимался пар. Поставил на стол, и обратился к Лопатиной и их гостю:
— Юра, ты что ж забыл в коляске мотоцикла одежду, которую с собой взял, забери сходи. В баню сходим, с утра переоденешься в чистое. А ты, Машуня, подсоби на стол накрывать. Есть хочется, страсть!
Девушка метнулась на кухню, а Сергей молча кивнул Кудашеву в сторону крыльца. Он нашел на сидении в коляске сверток из грубой светло коричневой бумаги перевязанный тесьмой.
— Ну Серега, ну…, — слов не было, сможет ли он сам, когда-либо отплатить этому простому настоящему русскому парню хоть чем-то. Хотя, не так он и прост. Только сейчас, вдруг появилась шальная мысль, а что он делал бы на его месте? Вот появись неожиданно рядом с ним, в Германии, такой странный человек из другого мира, хоть из этого, где победили в Великой войне большевики, а Рейх пал. Чтобы сделал, он, военнослужащий частей СС Юрий Кудашев? Что предпринял бы его отец, русский полковник Николай Кудашев? А ведь, наверняка, и голову не ломали, прямая дорога в гестапо или русскую контрразведку. И не раздумывали бы. Как же мне повезло…
Ужин был хорош, рассыпчатая вареная картошка, отлично запеченная в