«Если ты не в импортных шмотках, если не имеешь «шарпа» или «грюндика», если слушаешь нашу музыку, если не фарцуешь, хоть по мелкому, то ты просто не нашего поля ягодка!»
В стране быстро формировался другой, чуждый советскому сознанию, мир морально опустошенной джинсовой столичной молодёжи. А в нём налаживался «черный рынок» импортного барахла, в котором ценились не советские деньги, а запрещенная к свободному обороту иностранная валюта. Разрастался преступный мир, в который вовлекалось всё больше молодых людей, несущих с собой моральное разложение общества.
Те детишки и оглянуться не успели, как подросли. А когда подросли, без всяких доказательств самим себе укрепились в правильности своего образа мышления и жизни. Детишки стали неявными врагами страны, в которой они продолжали жить, получать образование, наживаться за счёт других – за счёт «глупых патриотов». Где-то фарцовка, где-то калым, где-то жульничество или воровство… Молодое поколение подрастало, матерело, крепчало. И всё это наполнялось убеждённостью в том, что Советский Союз им что-то недодал, что жизнь в нём унижает их личное достоинство…
Потом и у них пошли свои детки. Разумеется, и они воспитывались на фиговых ценностях больших городов – Битлы, фарцовка, тусовка, разводка. А как итог, следовал вывод: всё в стране плохо! Нет свобод! Нет синих штанов! Нет иностранных наклеек! Нет каких-то прав! Особенно, если в институт не поступил, и в армию забрали. Служба родине стала рассматриваться как личная трагедия! Как непригодность к нормальной жизни! Как неспособность «левым путём» решать свои проблемы.
И хотя это разрушительное для страны движение начиналось не только с той американской выставки, не только с той хрущёвской «бомбы», но именно та выставка очень многих подтолкнула не вперёд, а в сторону. Многим она определила главное направление их жизни как презрительное неприятие всего советского. С такими взглядами они уже не понимали, что достоинства советской жизни значительно ценнее ее недостатков.
Начинало всё эффективнее внедряться так называемое тлетворное влияние Запада. Начиналось оно, как всегда, с молодёжи. И с этим влиянием следовало бороться всем.
Ленин задолго до того предупреждал, что пустоты коммунистического мировоззрения непременно заполняются ничем иным, как буржуазным мировоззрением. Это, прежде всего, следовало иметь в виду комитету государственной безопасности. И он, надо полагать, тоже не спал! Он боролся! Хотя часто, как стало известно значительно позже, совсем не с тем, с чем следовало! Товарищ Андропов хорошо знал, как развалить нашу страну изнутри без внешнего военного вторжения! И не только знал, но и делал это по всем направлениям.
И до сих пор невозможно понять, откуда у него было столько ненависти к советской власти? Что именно у Андропова стало источником непримиримой злости ко всему советскому народу, который он намерился сдать в рабство заграничным финансовым иудам? Было ли причиной этого его иудейское происхождение, которое он умело скрыл? Или воспитание? Какие-то эксцессы в молодости? Или обработка со стороны старшего «товарища», опытного в таких делах Отто Куусинена?
Глава 14
Пока Алексей витал в облаках воспоминаний, его неторопливая машина докатилась до Вилкавишкиса, сравнительно небольшого, но и немаленького городка, который, между тем, для решения их главной задачи был совсем неинтересен. Здесь не имелось нужных воинских частей.
Когда проезжали мимо автостанции, опознанной Алексеем по множеству готовящихся в рейс автобусов, Алексей приказал остановиться. Захотелось сходить кое-куда, а на автостанции такое заведение имеется обязательно. Тем не менее, конфуз едва не приключился.
Алексей долго наблюдал со стороны, не зная, в какую дверь войти. Если бы из любой кто-то вышел или вошёл… Если бы на дверях была надпись на русском языке или, в конце концов, ставший традиционным значок со стилизованным образом мужчины или женщины… Но на заветных дверях красовались лишь две странные буквы, делавшие задачу Алексея нетривиальной: буква «М» и буква «V».
Алексею долго не везло, никто дверями не воспользовался.
«Какую же дверь выбрать, дабы не опозориться? – думал Алексей, насмехаясь над собой. – Буква «М», скорее всего, означает именно то, что мне и надо – мужской, но для большей уверенности хотелось уточнить, что подразумевается под другой буквой? Может, «V» – это «фатер», то есть, отец, как в немецком!»
В итоге, так и не дождавшись от местных жителей долго ожидаемой подсказки, Алексей вернулся к машине и спросил Иварса.
– О! Товарищ капитан! Вы наверняка бы ошиблись! Ведь М – это «мотирис», то есть, женщина, а буква V означает «веренис», что по-литовски, мужчина. Значит, вам нужно не туда, где привычная с детства буква «М»! У литовцев всё выглядит наоборот!
«Слава богу, и спасибо, что здесь оказался Иварс! – с облегчением усмехнулся Алексей. – И всё же я оказался достаточно мудёр, чтобы с размаху не вломиться в женский туалет!»
Часы показывали четверть первого, когда покрытая изморозью машина пересекла границу Капсукаса (теперь это город Мариямполе, прим. автора). Этот городок на отличном шоссе по дороге в Каунас нельзя назвать большим, однако в нем дислоцирована воздушно-десантная дивизия. А, может, лишь ее значительная часть. Именно это обстоятельство определяло интерес к городу Алексея.
«Проверим! – ещё раньше решил он. – Не затерялся ли здесь интересующий меня экспонат? Хотя – маловероятно. Общих задач с десантниками мы, отродясь не решали. Даже в ходе крупных общевойсковых учений, где кого только не привлекают. Стало быть, если десантники где-то и подцепили брошенную нашими вояками радиостанцию, то лишь, как случайный трофей. С ним многие годы церемониться бы не стали и давно разобрали на запчасти. Десантники всегда так – сначала делают, а уж потом думают!
Тем не менее, коль велено искать, так надо здесь поглядеть, дабы потом не пришлось возвращаться. Может, хоть документация какая-нибудь сохранилась… На том бы точку и поставили!»
В какой стороне города размещается штаб дивизии, Алексей не представлял. Такой информации на автомобильных туристических картах, понятное дело, не бывает. Потому он уточнил маршрут у передвигающегося перебежками сильно замёрзшего местного жителя. Тот не слишком приветливо махнул рукой в нужную сторону. Но, проехав километр, Алексей засомневался – они ехали к центру города. Что-то в этом не так…
Потом уже Иварс узнавал у прохожих, как проехать в большую воинскую часть. Его латышский, лишь бы не русский, напоминал прохожим их родной литовский, потому всё срабатывало. Правильную дорогу им показали, но она, как Алексей и предполагал, вела в противоположном первоначальному направлении.
– Это у них шутка была? Местный юмор или национальная неприязнь? – спросил Алексей у Иварса, после того как трое пешеходов рекомендовали три разных направления.
– Не надо на них обижаться! – мудро подвёл итог двадцатилетний парень. – Недоброжелательные люди попадаются везде! Вам просто не сразу повезло!
Когда подъехали к искомой проходной воинской части, Алексей с трудом выбрался из машины. Ноги плохо слушались – и от холода, и от долгой полусогнутости.
– Не глуши движок, но размяться выходи обязательно! – приказал Алексей и, пошатываясь, потирая застывшие ладони, направился в маленький теплый на вид домик, перед которым в тулупе и валенках приплясывал, пуская пары из заиндевевшего овечьего воротника, солдатик с армейским штык-ножом на поясе.
– Ваш пропуск? – встал он на пути Алексея, произнеся этот вопрос с сильным прибалтийским акцентом.
– Я капитан Зотов! Ищу дежурного по части! Он на месте?
– Заходите, товарищ капитан! Он только что вернулся! Заходите, пожалуйста!
Алексей вошел в теплую дежурку, очень типичную для всех воинских частей. От длиннющего пульта, выполненного из ламинированной ДСП, с телефонами и множеством тумблеров, навстречу поднялся дежурный по части. Его качество выдала красная повязка на левом рукаве с соответствующей надписью и кобур с пистолетом, сильно оттягивающим портупею. Дежурный капитан был в шинели с голубыми петлицами и, видимо, еще не отогрелся после долгого гуляния по морозу.
– К кому черные гости? – спросил он Алексея не по-уставному, рассмотрев непривычные черные петлицы.
– Капитан Зотов. По служебному заданию намерен встретиться с вашим командиром! – пояснил Алексей, подавая офицеру лист с ходатайством и предъявляя вместе с ним своё удостоверение личности.
Дежурный внимательно прочитал и то, и другое, сделал запись в большой тетради на пульте и только тогда приветливо сказал:
– Тебе, дружище, крупно повезло! Генерал полчаса назад с полигона вернулся. Я сейчас о тебе доложу.
Он взял массивную телефонную трубку и, отклонив на пульте красный тумблер, удаленный от остальных, связался с командиром дивизии:
– Товарищ генерал! Докладывает дежурный по части капитан Сивухин. К вам по служебной необходимости просится капитан Зотов. Не наш – командированный! У него есть ходатайство ко всем командирам частей ПрибВО. Ходатайство содействовать… Есть, сопроводить! – он обратился уже ко мне. – Ты всё понял? Сейчас я…
– Дружище! – попросил Алексей. – Чтобы мне время не терять, пока я буду у генерала, можешь организовать заправку моего Уазика? По открытому листу. И хорошо бы водителя моего отогреть… И в столовую...
– Сделаем! – не стал нагонять на себя важности дежурный. – Эй, Сидорин! – капитан кликнул сержанта с повязкой из соседней комнатки. – Сопроводи гостя к генералу и бегом обратно!
– Разрешите, товарищ генерал-майор?
– Проходи, капитан! Что тебя в такой мороз в дорогу погнало?
Генерал Алексею понравился. Не молодой, не старый! Строгий лицом, но не свирепый. Бывают и такие, что заранее на всех псом глядят! А этот не делает вид, будто неимоверно занят. Мол, ходят тут всякие, отвлекают… И к тому же, без лишних килограммов. Хотя и не сухой, но стройный, подтянутый, что заметно даже за столом. Алексей по своему опыту не доверял полным мужикам. Что-то в них есть бабье, ненастоящее… Такие, думал Алексей, героями бывают только за обеденным столом да с ищущими приключений женщинами!
– Капитан Зотов, начальник стартового отделения отдельного ракетного дивизиона… – начал объяснять Алексей.
– Так ты из бригады полковника Крюкова? – прервал Алексея генерал.
– Так точно!
– Хорошо его знаю… Толковый мужик, ваш командир! Ну, рассказывай, что надо! Время всем дорого? Небось, домой торопишься?
[justify]– Рано мне