– Выходи сюда, Михаил! Постой-ка перед своими товарищами! Посмотри им в глаза! А они пусть на тебя поглядят! – велела пионервожатая и проинформировала собравшихся. – Сегодня пионер Михаил Орлов дежурил в своём 5-м «В». Во время перемены он, как и положено, проветривал класс и потому никого в него не пускал. А когда все ребята и Настасья Петровна, учитель химии, вернулись на свои места, то в оставленном ею на учительском столе портфеле не оказалось ни кошелька, ни денег. Кроме Михаила никого в классе не было, потому этот случай не надо даже расследовать. Итак, всё ясно! Таким образом, наш товарищ, пионер Михаил Орлов украл деньги у своей учительницы… Какой позор для всего коллектива! Здесь собрались октябрята и пионеры нашей школы. Понятно, что все они осуждают проступок Михаила! Он опозорил высокое звание пионера! Ребята, скажите Михаилу по-пионерски, как вы относитесь к его проступку? Смелее, ребята! Это ему пойдёт на пользу!
Дальше предполагалось публичное избиение с воспитательными целями.
Алексей со своего места поглядывал на провинившегося паренька из параллельного класса и думал: «Как же ему теперь тяжело! И сдался ему тот кошелёк? Я бы ни за что… Может, и он не брал? Не дурной ведь!»
Михаил низко опустил голову, втянув ее в плечи, и не поднимал глаз. Было видно, что он лишь ждал, когда эта прилюдная пытка закончится. Он был смят и никак не сопротивлялся, он только ждал, изредка утирая нос рукавом.
Желающих выступать не нашлось. В кутерьме событий пионервожатая Вера Ивановна не успела назначить пару своих любимых активисток для общественного порицания провинившегося, как делала обычно, и теперь воспитательное мероприятие на глазах теряло должную остроту.
– Кто же выступит, товарищи октябрята и пионеры? – бесполезно взывала она.
Несчастный Михаил ещё ниже опустил голову. Он тоже понимал, что эта пытка закончится не скоро. Когда еще кто-нибудь его осудит? Когда вынесут приговор… Когда проголосуют… Сил не оставалось терпеть такое унижение, но и провалиться сквозь пол не удавалось.
Алексею было искренне жаль товарища. Он даже не задумывался о том, что тот считается вором. Он видел смятение униженного человека и переносил его муки на себя. И чем дольше это продолжалось, тем труднее Алексею было это выносить. В какой-то момент он, уже не сознавая себя, выкрикнул:
– Нельзя же так! Нельзя!
Пионервожатая обрадовалась, что нашёлся, хоть кто-то, кто прекратит двусмысленное молчание зала.
– Слово представляется пионеру Зотову Алёше! – с энтузиазмом объявила Вера Ивановна. – Выходи сюда, Алёша! Скажи…
Алексей очнулся. Он и не предполагал, что выкрикнул это вслух, но слово не воробей… Он принялся через колени товарищей выбираться из своего ряда… Пока шел – вспомнил, как этот Мишка во время матча ткнул его локтем под дых. Алексей тогда потерял мяч, задохнулся, упал, потом тяжело раздыхивался. Игра остановилась. Мишка сразу подбежал, попытался поднять Алексея. Стесняясь, сознался, что в порыве игры чересчур зарвался. Извинился. Алексей зла на него не держал. Потом они много раз сражались на школьном футбольном поле, как ни в чём не бывало.
Алексей остановился около стола, рядом с которым понуро стоял Михаил, и громко повторил, что уже сошло с языка:
– Нельзя так! Нельзя так с человеком…
– Продолжай, Алёша, продолжай! – поощряла его Вера Ивановна, еще не понимавшая, что собирается сказать Алексей.
– А может, Михаил и не крал ничего? Мы разве об этом знаем? Разве его об этом спрашивали? Разве он сознался? – выпалил возмущенно Алексей.
– Так он тебе и сознается! Жди! – вставила своё Вера Ивановна.
– Вполне возможно, что это вы украли, Вера Ивановна! – неожиданно выдал Алексей, и школа замерла в предчувствии чего-то страшного. По рядам пронесся шумок, закончившийся сдержанным до поры возмущением отличниц.
– Я? – изумилась такому обороту пионервожатая. – Ну, знаете! Причем здесь я?
– Так вы нам и сознаетесь! Не дождёмся же! – воскликнул Алексей, повторив смысл ее же фразы.
– Зотов! – распалилась Вера Ивановна. – Ты с ним заодно? Не ломай комедию! И не мешай проведению собрания! Старшеклассникам потом еще на уроки идти!
– Пусть идут! – поддержал Алексей. – А Орлова надо отпустить! Иди, Миша! Иди домой! – благословил его Алексей. – Твой вопрос потом рассмотрят! И не на таком собрании…
Михаил впервые поднял голову, затравленно оглядел зал, уставился на Алексея, перехватившего управление собранием, но не знал, стоит ли выполнять его распоряжение.
– Зотов! Прекрати срывать важное общественное мероприятие! – вышла из равновесия Вера Ивановна. – Что ты себе позволяешь?
– Пусть Орлов уйдёт! – не громко, но чётко произнёс Константин Павлович, директор школы, который, как только теперь заметил Алексей, сидел в первом ряду с некоторыми учителями. Настасьи Петровны, одной из виновниц этого собрания, Алексей взглядом не нашёл. – Действительно, потом этот случай обсудим. Разберемся во всём, и обсудим! – добавил директор. – Отпускайте ребят, Вера Ивановна. А учителя сейчас соберутся у меня! – он встал и вышел из примолкшего зала.
Следом за директором, не поднимая головы, куда-то выбежал Михаил.
Отличницы набросились на Алексея – видите ли, они от него такого не ожидали! Алексей такого от себя и сам не ожидал, но, как ему казалось, сделал всё правильно. Сделал по совести! «Нечего людей мучить, даже не имея доказательств их вины!»
Следующим днём Алексей во время перемены заглянул в параллельный класс, чтобы увидеть Михаила – как он там теперь?
Кроме шумных выкриков со всех сторон, что его нет, не пришёл сегодня, раздался еще один, удививший Алексея:
– То же мне, адвокат! Напрасно пришёл! Других воров у нас нет, и защищать некого!
– Ну, и обстановочка у вас! Только сплюнуть и хочется! – заключил Алексей и вышел из класса.
В ответ ему донесся возмущенный голос какой-то девчонки:
– Не надо всех под одну гребёнку…
Шило в мешке не утаишь! Так или иначе, но скоро все знали, что кошелёк нашёлся. И деньги в нём оказались нетронутыми. Нашла их сама Настасья Петровна, та самая молодая химичка. В результате дискуссии, разгоревшейся в учительской после сбора в кабинете директора, учителя попросили ее еще раз поглядеть в самом портфеле.
– Пожалуйста! – согласилась Настасья Петровна и опрокинула свой большой кожаный портфель с множеством потайных карманов и карманчиков, которым хозяйка всегда гордилась, а кое-кто тихо ей завидовал.
Кошелёк откуда-то и выпал прямо на стол. Все учителя замерли, молча уставившись на объявившуюся пропажу. У всех в голове вертелся единственный вопрос: «Как же так, и что теперь делать?»
Наконец, кто-то тихо предложил:
– Надо бы извиниться… Надо собрать то самое собрание, чтобы Настасья Петровна перед Орловым при всех извинилась!
– Конечно! – многие учителя поддержали такой план, и сразу в учительской наступило общее облегчение. – Разумеется, надо! Прямо-таки, камень с плеч свалился!
Только одна Настасья Петровна ошарашенно застыла перед своим столом, заваленным какими-то вещами, книгами, ручками и свёртками. Она молчала. Потом стала медленно сгребать всё в портфель и тихо, но твёрдо произнесла:
– Извиняться я не буду! Я никого не просила проводить это дурацкое собрание! Я на нём даже не была… Я лишь поделилась в учительской своими подозрениями, а остальное происходило уже без меня и моего согласия… Виновной я себя не чувствую и извиняться не буду!
В учительской опять повисла тяжкая для присутствующих неопределенность. Спорить или уговаривать ее никто не хотел.
На следующий день директор зашёл в учительскую и объявил учителям, что Настасья Петровна уволилась из школы по собственному желанию. Заодно он попросил учителей не скрывать этот факт от учеников, если сами спросят, но и не раздувать его. И диспуты по возможности не устраивать. Кроме того, обо всём, что хоть как-то связано с этим происшествием, директор попросил сразу ставить его в известность, чтобы была возможность как-то повлиять на ситуацию в интересах всех: и учителей, и школьников, и школы в целом. Возражений не последовало.
На том эта история для всех и закончилась. Кроме, участвовавших в ней Михаила и, как ни странно, Алексея.
Михаил ни на минуту не вернулся в тот класс, который более четырёх лет считал своим. Ведь он так и не нашёл поддержки своих одноклассников, которые легко допустили мысль о его бесчестии. Даже после того, как выяснилась его полная невиновность, они не пришли поддержать одноклассника... Потому он просто ушёл от этих людей… Перевёлся в другую школу.
Однажды Алексей встретил Михаила рядом со своим домом. Тот явно ждал именно Алексея, прячась от взоров остальных.
– Привет, Алёша! – сказал он. – Спасибо тебе за всё, что было! Мне очень жаль, что мы раньше не дружили. Как говорится, друзья познаются…
– Ты где теперь?
– Я далеко… Вживаюсь в новый коллектив. Присматриваюсь к ним, они – ко мне! Всё – как надо! Бывай, Алёша! Пусть тебе в жизни повезёт…
Пусть это покажется странным, но в школе отношение к Алексею тоже изменилось. Он угадывал это интуитивно.
Учителя стали его, как будто, опасаться. Иной раз откровенно поглядывали в его сторону, особенно в случаях, когда в классе возникали острые ситуации. Будто хотели заранее узнать его мнение, хотели свериться с ним. А может, имели в виду нечто-то иное…
Зато классная руководительница Мария Аполлинарьевна стала к Алексею проявлять больше публичного уважения. Если вставал вопрос морального толка, она обязательно спрашивала мнение Алексея. Так или иначе, одобряла его позицию. И чаще хвалила. Даже если в этом не было необходимости.
Директор при случайных встречах, чаще это происходило в коридоре, заранее протягивал Алексею свою руку для пожатия и искренне улыбался, идя навстречу. На его вопрос о делах Алексей всегда отвечал однозначно: «Всё в порядке, Константин Павлович!»
А вот одноклассники почему-то отдалились, будто Алексей их чем-то обидел или подвёл. Раньше все ребята вокруг него были хоть и не друзьями, но хорошими товарищами, теперь же Алексей словно выпал из их большого круга. Он всякий раз, будто пришлым среди всех оказывался.
[justify]Сути происходящего Алексей не понимал. Ему было лишь ясно, что его выделили из общего круга, но почему и что это означает непосредственно для него, так и не догадался. Неужели его поступок осуждают? Может, завидуют – но чему в этом случае можно позавидовать? Может, презирают? Но он не сделал ничего дурного не только им, но никому вообще! Может, это реакция их детства