Произведение «Ледоход» (страница 1 из 6)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Рассказ
Автор:
Оценка: 5
Баллы: 2
Читатели: 180 +1
Дата:
Предисловие:
«Хватит делать дураков из российских мужиков!». (Л. Филатов. Про Федота-стрельца, удалого молодца).

Ледоход

1
За полгода зима надоела до чертиков. Жизнь в деревне едва теплится, народ чуть шевелится, да и то, если припечёт. Одна молодежь не унывает, она и в морозы находит поводы для веселья. Но для людей с заботами зимой вроде и не жизнь совсем, а только ее ожидание.
Хорошо еще морозы в последние годы ослабли. Так ведь и это в минус пошло. Земляки-то сразу изнежились, быстро привыкли к зимней слякоти. Даже подумывать стали, по недомыслию своему, будто навсегда такое останется.
Да бог с ней, с зимой! Нынче и весна странная выдалась, больно уж робкая. Раньше бывало, как лед загрохочет по округе, так местные только и крестятся!
Впрочем, недели через две, ну, через три от силы, и весна обычно сдаётся, уступая место долгому и напористому лету.
2
Тимофей вдали от воды ежился от ледяного ветра и, мучаясь, подыскивал слова, способные выразить нахлынувшую на него неудовлетворенность нынешней весной, да только всякая фраза, по его мнению, получалась корявой и неубедительной:
– Срамота, а не ледоход! Ныне и поглядеть-то не на что, ёлкин дрын!
Он еще посидел, лениво поглядывая вдаль, потом вдруг заметил что-то вдали и стал напряженно всматриваться.
– Это зачем же земляки на берегу скучились? Не беда ли их выгнала, ёлкин дрын?

Тимофей давно разменял свой пятый десяток, почти не покидая родную деревушку Петрушково. Разве что на Северном флоте в своё время отслужил. День в день отдал положенные тогда четыре года. Однако дома, где стены, вроде как, помогать ему должны, судьбу так и не наладили. Она буквально изъездила Тимофея вдоль да поперек. И всякий раз норовила напакостить, да еще столь безжалостно, что даже земляки меж собой часто изумлялись и этой странной судьбе, и терпению Тимофея. Он действительно преодолевал очередные неурядицы и беды, не озлоблялся, не вымещал ни на ком свои обиды.
Не то что местные мужики, которые, да чего уж греха таить, побывав в сложных переделках, обычно не обременяли свою совесть лишними терзаниями. Впредь они заботились только о собственных нервах, берегли себя и расчетливо не замечали ту незаживающую колею, которую своей черствостью безжалостно пробивали в чужих душах. Жили по поговорке, будто своя рубаха ближе к телу. Это та самая поговорка, которая порождена печальным опытом вечных неудачников!
«Они же себе на уме», – молча осуждали таких мужиков более совестливые земляки, но сказать то же самое о Тимофее никто, преднамеренно не погрешив против истины, не посмел бы. Деревенская общественность единодушно признавала за Тимофеем исключительную, прямо-таки, жертвенную отзывчивость на чужие невзгоды.
– Святой мужик, однако, с какой стороны ни погляди! – судачили иной раз бабы. – Работящий, не пьет, не бьет почём зря! Вот повезло же бабе! Так нет! Катерина совсем шальной стала! Всё не угомонится, несуразная баба! Ей бы молиться на Тимофея, а она кормильца своего по-чем зря изводит. Как смотреть на то без слез! Так он же в ответ и не взбрыкнет никогда… А ведь известно, что бабья дурь сама собой не выходит… Её выбивать надобно, а он ни-ни!
3
Деревня, в которой совсем не старый пока Тимофей доживал свой нелегкий век, лет двести как неразлучна с Волгой. И хотя когда-то поселение закрепилось на левом берегу, легко затопляемом, место ему досталось знатное, на возвышении. Такие места всегда для церквей выбирали, чтобы видны были отовсюду, а тут – деревня! Умели предки выбирать, умели и строить основательно!
Вот и потянулись вдоль берега ладные деревенские срубы – до воды рукой подать. Однако весенние беды, частые для соседних деревень, петрушковцев пока миновали. Если не считать полноценной бедой ту непролазную грязь, по которой ни телеге, ни пешком, до бороды не извозившись, не пробраться! Да ведь для России любая грязь века, считай, не беда какая! Грязь, она же русским задарма досталась, как кому-то богатство, а только на пользу всё не идет! И не избавиться от нее, кажись, во веки веков. Потому свыклись с измальства, да нашли себе достойное утешение. А что? Ведь и то правда, что избы не подтапливает, поскольку Волга принимает любой избыток талых вод с окрестных полей. Да и оползней здесь ещё не бывало, местность-то пологая, а это любо наперёд.
Казалось, живи здесь хозяин, да от жизни такой радуйся каждый свой день! Однако внимательный глаз обнаружит непростые заботы, не дающие населению распрямиться, чтобы предаваться житейским радостям!
Вот и теперь, кажись, что-то стряслось. Недосуг людям в эту пору на берег спешить. Уж не за ледоходом же пришли, ясное дело! Вон, стоят теперь! И по домам не расходятся, несмотря на жгучий ветер, закручивающий и проворно утягивающий от берега оторванные льдины. Хоть и весна, а пробирает по-зимнему!

Тимофей перешагнул деревянный забор, походивший более на сплошную дыру, нежели на преграду для незваных гостей, и, попыхивая подобранным окурком, принялся вникать в проблемы озабоченной толпы.

Известно, что сразу после демобилизации Тимофей устроился столяром в местном дерево-обрабатывающем комбинате, как здесь говорят, в ДОКе. И вот уже лет двадцать, как никто не помнит о былых напряжениях трудового ритма комбината. Конечно, он еще как-то дышит на прежнем месте, но работает ни шатко, ни валко. В общем, через пень колоду! А ведь когда-то никто и не верил, если комбинату со злости пророчили скорую погибель: «А куда он денется?» А ведь вышел весь! Вышел по чьей-то злой воле!
Теперь даже трудно представить, что в незабвенные советские времена комбинат слыл солидным предприятием. Многим мужикам обеспечивал неплохой заработок, а городу, что дымил своими трубами недалече, поставлял вполне приличную мебель, тару и прочую деревянную утварь.
Но теперь уж не работа – сплошная имитация.
А солидный участок волжского берега за комбинатом так и остался. Видимо, воротилам он совсем не приглянулся. Он-то и огорожен теперь несостоятельной оградой. Да и зачем она? Красть-то стало нечего! Хотя, как такое можно забыть, вот и помнит Тимофей, как швартовались здесь тяжелые баржи, полные делового кругляка. А разгружал их с берега могучий по местным меркам кран. Где он теперь? И это не секрет! Очередной директор, сколько их тут по-перебывало, бесцеремонно растаскивая, всё подряд – сдал кран на лом. Жители тогда сильно изумились такому обороту, но из повиновения не вышли – начальство осуждать в глаза не привыкли. Даже при очевидных несправедливостях молчали. И всегда считали, что так спокойнее живётся. Плетью-то обуха не перешибёшь!
С той поры не осталось в Петрушково ни крана, ни денег от проданного металла, ни леса-кругляка! Да и сам кругляк более стал не нужен, производство-то обнулилось.
И сушить лес уже негде. Начальники тогда прилюдно сетовали, убеждали народ, переживали якобы, будто очень дорого всё стало. «Видите ли, не рентабельно!» – охотно вздыхали они на каждом сходе. И было странно это слышать, зная, как раньше всякая работа на пользу людям шла! И справляли ее не ради длинного рубля, а чтобы жизнь свою, а, может, и жизнь страны благоустроить. Как к этому прийти, если не своим трудом? Не турков же приглашать!
4
– Димка, пошли раков ловить, пока отец не спохватился, – предложил Алешка.
– Не! Мне домой надо, есть очень хочется! Да и где сейчас раки? – как всегда заныл Димка.
– Как знаешь! А мы пошли…
Димка явно сомневался, податься ли ему домой или рвануть с другом за раками, потому не уходил, а тянул время.
– А кто это – мы?
– Ну, Серега с Пашкой! Они уже на берегу дожидаются – минуту назад звонили. Так, что, надумал, или как?
– Ладно… схожу, так и быть. Только недолго.
Друзья подхватили простенькие снасти, наживку и устремились к притопленному дебаркадеру, который пятую навигацию торчал, перекосившись, но всё не тонул. С него за раками стартовать – милое дело!
На условленном месте кроме Сереги и Пашки уже крутилась Ленка, Пашкина сестра.
– Зачем приперлась? Марш домой! – скомандовал Алешка.
– Тогда я матери расскажу, что вы по льдинам скакали. Вечером отец о Пашкину задницу ремень порвет! И твоя мать, Алешка, всё тогда узнает, и Серегина.
Угрозу для своей задницы Пашка посчитал реальной, потому предложил Алешке взять Лен-ку с собой, но категоричный ответ товарища его огорчил:
– По мне лучше вас обоих домой спровадить. Сам ее приволок, сам и разбирайся! – заявил Алешка, не понимая своей ошибки, ибо теперь интересы брата и сестры совпали, и они объединенным нытьем навалились на командира. А тут ещё и Серега к ним примкнул:
– Да, пусть идут! Только раков на троих делить будем. Ленка – не в счет!
На том и сошлись. Спустя пару минут, друзья, перемахнув через дебаркадер на большую и прочную льдину, принялись за желанное дело.
– Мальчишки! Вы там не заиграйтесь! Теперь ветер такой, что льдину может унести.
– Ты, хоть не каркай! Смотри по сторонам, да не мешай! Что мы – сами не видим, что ли?
Тем не менее, скоро все забыли о возможной угрозе. А когда в руках оказались первые раки, то от азарта ребята забыли обо всём на свете. Даже Ленка полностью отдалась своему занятию. Она осторожно переворачивала палочкой черных раков на льду, в испуге отдергивала руку, когда они угрожающе щелкали клешнями, и опять продолжала своё занятие, слегка повизгивая от страха и удовольствия. И всё же она первой обнаружила, что их льдина прилично сдвинулась по течению. Между ней и дебаркадером, не говоря уж о береге, зияла двухметровая трещина черной воды.
Ленка заверещала, и ребята забеспокоились, сразу позабыв о раках.
– Давай-ка, прыгай! Пока можно! – скомандовал Ленке Алешка.
– Я не смогу! Я сразу в воду упаду! – заволновалась Ленка. – Вы же меня не оставите на льдине, мальчики? Я одна здесь не хочу.
– Конечно! Вместе тонуть приятнее? Говорил ведь – девчонкам не место на корабле! Думай теперь за неё – допрыгнет или нет! Ну-ка, ты лучше прыгай, Серега. Потом Ленке руку подашь. А то и трап на дебаркадере какой найдешь… Пошёл вперёд, говорю! Время не теряй! – уже злился Алешка.
Серега разбежался, но за пару шагов от края льдины затормозил.
– Нет! Не могу! Там ухватиться не за что! Борт высокий. Сразу в воду свалюсь.
– Неужели мне прыгать, черт вас побери! Я эту кашу заварил, а сам в кусты? А ну, прыгай, сказал я тебе, – раздраженно приказал Алексей.
Очередная попытка завершилась неудачей, поскольку щель разошлась настолько, что даже Алешка перестал ругаться.
– Ладно! Встаньте ближе к центру, только не жмитесь, не то льдину поломаете. Она теперь – наш дом родной! И думайте все, как быть, если не хотите раков кормить. И не реви, – обратился Алешка к Ленке, – пока ничего не случилось! Выплывем, перескочим на другую льдину или к берегу причалим. Не впервой! Только слезами своими льдину не растопите, герои ракообразные. Только пятиться и умеете. Связался я с сопляками!
Подростки боязливо оглядывали «свой дом» и соседние льдины, но ситуация их не радовала. Оставалось рассчитывать на чудо. И вдруг Пашка сообразил, что чудо у каждого лежит в кармане:
– Ребята! Телефоны! Уже нет смысла скрывать, что мы на реке. Надо SOS подавать! Чтобы приплыли за нами на большой лодке.
Все обрадовались, даже Ленка приободрилась. Однако радость оказалась недолгой, по-скольку выяснилось, что звонить некому. Друзья, кто где? Или без телефонов, или бестолковые! Они

Реклама
Обсуждение
Комментариев нет
Реклама