Глава 1
В те сложные дни Алексей Зотов, капитан-ракетчик одной из воинских частей, дислоцированных в Черняховске Калининградской области, как и прочие жители, преодолевал многочисленные трудности, навалившиеся на него и на службе, и дома. Уж что-что, а россыпи трудностей он преодолевать привык. Временами казалось, будто Алексей рождён для борьбы с ними.
Но не стоит думать, будто наш герой – некий былинный богатырь, разрешающий всякие несправедливости и совершающий несчётные подвиги. Человек он, скорее, непримечательный. Менее тридцати лет. Чуть выше среднего. Могучим его тоже не назовёшь! Типичное мужское лицо, обычная армейская прическа… Ни усов, ни бакенбардов. Одни глаза – цепкие серо-зеленые, уверенные, спокойные.
Если бы не они, не впивающийся в собеседника взгляд, своим обликом Алексей идеально походил бы на разведчика – без особенностей, без дефектов, без броской мужской красивости. Между тем, даже по такому лицу легко читается обстоятельность и надёжность. Он из тех, кого выбирают на нечто сложное и опасное, и не ошибаются, но о ком забывают, когда приходит пора почестей и наград. Сам он претендовать на награды не станет, даже вполне заслуживая их. Но не станет мешать и тщеславию товарищей, отдавая должное не только своим достоинствам, но и их слабостям.
И всё же Алексей обладает одной особенностью, которую бывает трудно скрыть. Он – армейский офицер! Об этом однозначно свидетельствует его шинель с черными петлицами и погонами капитана. Та знаменитая шинель, в которой летом жарко, а зимой холодно!
Но займемся по порядку этой историей, поскольку она, как представляется автору, весьма рельефно высвечивает не только поступки типичного советского офицера, но и его настрой, стремления, размышления и даже некоторые сомнения… Показывает подлинную армейскую обстановку тех лет, жизнь сослуживцев, семьи, случайные военные приключения.
В конце сентября упомянутого года жена Алексея Людмила родила ему второго сына. Малыша назвали Ванюшкой. В честь деда. Затяжные роды продолжались двое суток и оказались столь тяжелыми, что сам Алексей боялся о них вспоминать еще много лет потом. Всячески уклонялся, даже если Людмила сама впоследствии затевала этот разговор, копошась в их непродолжительной семейной истории. Потому она и не догадывалась, насколько изматывающими оказались те дни не только для неё, но и для ее мужа. При первой же возможности он мчался в роддом и проводил там много часов в изматывающе тревожном ожидании. Тем более не знала Людмила, как в критический для нее момент он помогал переносить ее, бредившую, на носилках куда-то на второй этаж. Лифта в здании, разумеется, не было, как никогда не было в нем и мужчин-санитаров, способных при необходимости выполнять такую работу.
Впрочем, кто теперь знает, как было когда-то? Ведь при немцах здесь тоже размещался роддом. Известно лишь, что он делился на две равные половинки. В одной целый месяц происходило то, что и положено, зато в другой половинке шла всякая дезинфекция, облучение, стерилизация и прочие мероприятия, позволявшие защитить и выходить даже самых слабых детишек. Через месяц эти половинки менялись местами. Но так было при немцах…
В советское время поступили более рационально! Оно и понятно! Насколько неразумно в одном роддоме содержать фактически два, из которых один всегда пустует! Зато с подачи прессы наша страна гордилась невиданными достижениями в области советской перинатальной медицины. И люди этому верили! Как же иначе, если это никто не оспаривал?
Но вернёмся к Алексею. Убежденный в естественности родов, он лишь ждал, ждал и ждал, когда же в их семье свершится долгожданное чудо природы. И пребывал в каком-то пристукнутом состоянии, смутно подозревая, что роды Людмилы проходят как-то неправильно. Это сильно тревожило, но Алексей по-прежнему лишь ждал, метался, пугался своих назойливых и самых страшных мыслей, дурных предчувствий, каждого появления в вестибюле безразличного к нему персонала, и опять ждал, ждал…
Он верил в природу! Верил в готовность жены рожать – ведь это уже второй раз! Верил в медиков. А им, как выяснилось позже, всё происходившее было не только привычно, но и безразлично. Потому до поры они ничего не предпринимали, чтобы не связывать подходящую к концу смену с очень трудной роженицей – пусть она достанется коллегам! И они действительно ничего не делали до тех самых пор, пока на своё дежурство не заступил сравнительно молодой, но энергичный врач Лурье. Он-то и спас положение. Едва появившись, так всех закрутил, что персонал по этажам и коридорам стал не бегать, а летать:
– Вы что? Совсем от безделья охренели! Почему она до сих пор не родила? – гремел повсюду его злой голос. – Вы собрались здесь, чтобы потерять роженицу и ребёнка? Двое суток как воды отошли! Точно охренели! Всех под суд отдам, если что… Немедленно на стол! Готовьте кесарево… Черт вас всех на мою голову! Где кислород? Вы сантехники, а не медики! Это чьи анализы вы мне подсовываете? Это же Петровой анализы! Всё перепутали! Никакой совести! Почему до сих пор…
На одиннадцатый день счастливый Алексей, так и не понявший сути происходившего, забрал домой и жену, и сына Ванюшку, потянувшего при рождении на четыре шестьсот. И началась в семье другая жизнь. Сменились приоритеты. Изменился распорядок дня.
Постепенно существование семьи входило в иную колею, рассчитанную и на маленького человечка, занимавшего всё внимание семьи.
А через месяц небольшой городок потрясла новость – Лурье арестовали.
Оказалось, что из соседнего города Гусев ночью к Лурье примчались обезумевшие от горя родители некой школьницы. Они спасти погибающую дочь умоляли доктора, ставшего широко известным благодаря реальным успехам в самых трудных случаях и незабвенному женскому телеграфу. Дочь, школьница восьмого класса, тайно от родителей решилась на аборт у какой-то бабки. И лишь когда возникло обширное кровотечение, и делать что-то оказалось поздно, о беде узнали и подключились родители девочки. Лурье они как-то уговорили, но спасти девочку и он не смог. Было слишком поздно.
Когда в Черняховске над Лурье проходил суд, женщины, многим из которых он спас когда-то и погибавших детей, и их собственную жизнь, весьма активно требовали освобождения врача от ответственности, часами дружно выстаивая перед зданием суда. Но когда же наши власти прислушивались к мнению населения? Лурье получил огромный срок, будто он сам и стал инициатором подпольной криминальной операции.
Вина на нем, конечно же, была! Это – бесспорно! Если бы в интересах умолявших его родителей он не продолжил скрывать от всех уже произошедшее... Если бы успел привезти девочку в свою операционную и сделать всё официально… Если бы не взял какие-то деньги от родителей, то приговор был бы другим. Но всё сложилось наихудшим образом…
Глава 2
Пришли первые дни декабря. Главной проблемой для всех остались жуткие морозы. Не имея иных возможностей, люди стали как-то не только приспосабливаться, но даже привыкать.
Печное отопление в старой немецкой квартире Алексея, ранее сильно осложнявшее жизнь, осложняло ее и теперь, и всё-таки спасало, поскольку позволяло поддерживать температуру, приемлемую для младенца. Может, и не стоит вспоминать неприятное прошлое, но для красивой и весьма прожорливой кафельной печи заготовленный с осени уголь Алексею приходилось таскать в вёдрах из подполья на третий этаж. И без того, обеденное время не велико, а тут еще обязательная тренировка предполагалась. Да было бы ещё, что таскать, а то ведь запасы, не рассчитанные на сильные морозы, стремительно истощались. Да и «помог» кто-то, как у нас говорят! Будь ему неладно!
Вода из крана, как правило, струйкой в спичку еще текла, грозя всякий раз замёрзнуть в пути, а вот газ загустел настолько, что не прокачивался по трубам и не доходил до квартиры. Купить в запас электроплиту Алексей в своё время не догадался, потому придумал подогревать бутылочки с питанием для Ванюшки на утюге. В условиях стихийной блокады это стало выходом, поскольку кроха-сын сразу отказался от груди.
Смеси для детского питания в свободной продаже следовало ещё поискать. Большей частью, безрезультатно! Правда, в любом городе существовала так называемая молочная кухня, где младенцам-отказникам готовили специальное питание в маленьких мерных бутылочках, но в ту кухню с ребёночком запросто не набегаешься – далеко! А тут еще морозы обложили… Не простудить бы!
Друзья из областного Калининграда откликнулись и прислали какие-то коробки с детским питанием. На первых порах это стало спасением.
И надо же, именно в те сложные дни командир дивизиона, в котором служил Алексей, надумал завершить дело, которое еще до его назначения отложили в долгий ящик да там, видимо, и забыли. А дело было действительно важным: как-никак, а потерялась целая штатная радиостанция Р-125. Потерялась вместе с Газоном, в котором она смонтирована!
Никто не мог припомнить, где, когда и по какому поводу она исчезла. Может, сломалась на учениях, вот и оставили где-то до лучших времён. Конечно же, рассчитывали при первой же за ней возможности вернуться, да закрутились в обычной армейской суете. Или отдали на какую-то военную базу для проведения среднего или капитального ремонта радиоаппаратуры. А может, подкачал родной Газ-69, и его не смогли до части дотянуть.
Всякие были догадки и предположения, но машины-то до сих пор нет – и всё тут! Её прежний экипаж давно уж на гражданке; новый в списках дивизиона лишь числится; командир взвода заменился в Кандалакшу; командир батареи затерялся в иных далёких краях. Да и прежний командир дивизиона, как ушёл на повышение, так на козе к нему не подъехать! Говорит, будто то дело мхом поросло, и он теперь уж ничего-ничего не припомнит. «Но, – уверенно добавляет бывший. – Не может быть, чтобы при мне что-то утеряли! Тем более, радиостанцию!»
Вот и замкнулся чёртов круг.
Новый командир давно собирался начать поиски машины, да всякий раз, если не учения мешали, так проверка. Либо инспекция. То время отпусков подходило, то период демобилизации старослужащих. Теперь вот – морозы трещат совсем некстати! Но начинать когда-то же надо… Знать бы где, когда и по какому поводу ее потеряли?
– Кого пошлём, Юрий Семенович? Как считаешь? – решил узнать мнение своего начальника штаба командир дивизиона.
– Задача сложная! Она на всю глубину не ясна. Потребуется настойчивость, ответственность, инициатива… Кроме того, по разным воинским частям придётся поездить, с разными людьми дело поиметь, которым точно не до нас… Дипломатом быть придётся, однако! Если подходить с такой стороны, то лучше капитана Зотова нам не подобрать. К тому же, он по части спиртного не мастер!
[justify]– Ну, это, положим, не во всякой
