На просьбу забраться в кабину секретной боевой машины механики Алексею, не отвлекаясь от своей работы, ответили просто:
– Если делать нечего – залезай, смотри там, сколько тебе угодно! Но нет там ничего интересного.
И даже не предупредили, чтобы ничего не трогал, ничего не включал! Ну и порядки! Одним словом – авиация!
Убедившись, что местные вояки даже свою машину не найдут, в случае чего, Алексей, учитывая позднее время, решил в ночь дальше не выдвигаться.
Он заночевал в гостинице дивизии. Машину пристроили, слив отовсюду воду, поближе к дежурному по части. Под его охрану. Иварса тот же дежурный поселил в ближайшей казарме, прикрепив его на ужин и завтрак к солдатской столовой без продовольственного аттестата. Притом Алексею он добродушно сказал:
– Оно тебе надо? Возиться с этими бумажками! Мы и водителя твоего легко накормим, и тебя! Два человека – не двести! Подходи только вовремя, прямо ко мне!
В комнате гостиницы, куда налегке явился Алексей, его бурно приветствовали, как выяснилось позже, офицеры-вертолётчики, как и он, находившиеся здесь в командировке:
– Ты пожрать что-нибудь принёс, капитан? – потянулись к нему три лейтенанта не первой свежести.
Они успели порядком нагрузиться. Рядом стояла открытой двадцатилитровая канистра со спиртом. На столе кроме стаканов и разрезанной на мелкие дольки луковицы ничего не было. Зато сразу прозвучал первый тост:
– Давай с нами, какпитан! За ракетные войска! Пей до дна, а то век нам чистого неба не видать! Не экономь! Спирта у нас достаточно! А окна вертолёта и без него, надеемся, не запотеют!
Алексей пить не стал, лишь обозначил. «С этим делом стоит только ввязаться, навсегда и останешься!» – подумал он, покачав для пробы почти полную канистру и отдавая вертолётчикам свою долю колбасы под их восторженные возгласы.
– Ты думаешь, капитан, нас трясёт от холода? – пьяно уточнил вертолётчик. – Нет! Это от постоянной вибрации! Это от проклятой вибрации! – он чудовищно икнул. – Лично я всегда боюсь войти в резонанс со своим вертолётом… Знаешь, что тогда получится? Нет? – он наставительно поводил в воздухе указательным пальцем. – Тогда не возникай! Резонанс – это тебе не тряска! Это – всему конец! Вот так то, пехота!
Засыпая, Алексей в тумане усталости увидел жену, своих мальчишек, известный всей стране драматический театр Паневежиса, мимо которого они всего-то проехали. И то – хорошо. Вспомнил Баниониса, всегда, казалось, работавшего в этом театре, и пожалел, что не удалось сходить на спектакль. Как будто пустяк, но вся жизнь может пролететь, а такой случай больше не выпадет…
Сну Алексея не помешал даже собачий холод в плохо отапливаемой комнате, бесконечные дебаты вертолётчиков, спиртово-луковых дух, влажные простыни и пружинящая поролоном несминаемая подушка…
Пока Иварс завтракал в солдатской столовой, потом проливал блок и радиатор Уазика горячей водой, Алексей хорошо умылся, побрился, сходил в офицерскую столовую, сделал в строевом отделе отметку в командировочном предписании и оттуда же дозвонился до своего дивизиона.
Сквозь хрипы, собственный крик и крик с той стороны, будто им ничего не слышно, он доложил помощнику начальника штаба о месте своего нахождения и безрадостных результатах поиска. Сообщил, что выезжает в Ригу на базу полковника Александрова.
До Риги было сто пятьдесят км. По отличной дороге! Но обилие свежевыпавшего снега осложнило поездку. Да и мотор временами дурил, всё чаще дергал, о чём-то предупреждая. Явный признак неисправности в топливоподаче. Может, вода в бензине или в отстойнике замерзла? Со временем, видимо, от горячих молитв продрогших путешественников, движок прочихался. И всё наладилось. Разве что, отопление в машине, как было паршивым, так паршивым и осталось. Потому Алексей кутался в одеяло – весь, насколько мог, предварительно замотав другим одеялом поясницу Иварса вместе с его сиденьем. Остальное водитель укрыть не имел возможности. Так они и катили со скоростью не более сорока.
– Товарищ капитан! Если в Бауске свернуть на Елгаву, то наш путь удлинится всего километров на сорок. А уже там, если в знакомом мне месте съехать с трассы, еще километров двадцать пять до моего дома… Итого, дополнительно сто км!
– Я тебя понял, Иварс! – засмеялся Алексей. – Считаю, что ты этот подарок судьбы заслужил! Но как лучше такой крюк совершить? И по времени, и по дорогам. Ты уверен, что там снег расчистили? Не увязнем? В такой мороз это обернётся катастрофой!
– Я тоже боюсь! Но мы поймём, подъехав к дороге. Сразу видно, регулярно ее чистят или нет!
– Тоже верно! – согласился Алексей. – Я планировал часа в три доехать до базы. То есть, после обеда. А теперь? Теперь нам до Елгавы будет, как до Риги. Плюс твои двадцать пять! Значит, после шестнадцати сможем дотянуть до твоего дома. Выходит, придется заночевать. Я там твоих родных не стесню?
– Да что вы, товарищ капитан! Спасибо вам большое, что согласились! Мои очень рады будут. И мне, значит, и вам рады будут! Родители мои – люди простые, потому они – без придури! Очень гостеприимные. Обрадуются! Полтора года не виделись.
– Ну, что же! Ради такой встречи можно рисковать! Тогда на базу приедем уже в четверг. Хорошо бы успеть до обеда! Там ещё твои двадцать пять и семьдесят до Риги. И по Риге час. Всего часа три-четыре получается. Стало быть, завтра в восемь мы должны покинуть твой дом. Согласен?
– Спасибо! Я-то на всё согласен! Мне бы хоть часок! – ответил окрыленный Иварс. – А вам за этот крюк не достанется?
– Намерен меня отговорить? – засмеялся Алексей.
– Что вы! – счастливо хохотнул Иварс.
Маленькая латышская деревенька, состоящая из однотипных по архитектуре уютных домиков, из-за общей планировки улиц больше напоминала крохотный город.
Алексей старался быть в стороне от всех, чтобы не мешать родителям, ошалевшим от случайного счастья, насмотреться на сына. Но мать, не отходившая от сына, не оставляла в покое и уважаемого гостя, всё стремилась во всём ему угодить. С отцом, как и положено, поговорили сдержанно и обстоятельно – о невиданных в их краях морозах и снежных заносах, о службе сына, о видах на урожай.
Потом была жаркая баня, упрятанная в саду, опять хлопоты вокруг него хозяйки, предложение отца пропустить стаканчик на ночь, от которого Алексей вежливо отказался: «Завтра рано вставать и сразу ехать!»
Он спал в отдельной комнате на широкой кровати и тщательно взбитых подушках. Спал как убитый, хотя, улетая в сон, будто в глубокую пропасть, всё же увидел жену – как ей там, одной? Увидел и своих мальчишек. «Как хорошо получилось, что Василёк не ревнует к братику! Всё порывается сам за ним ухаживать. Это очень хорошо! Всё хорошо…»
Утром Алексей проспал, поскольку его не разбудили пораньше, как он просил – пожалели. Иварс с отцом уже проливали на морозе двигатель горячей водой. После завтрака их трогательно и тепло провожали: мать – со слезами; отец – сдержанно. Чуть не на неделю обеспечили едой…
Из других домов заинтересованно улыбались и приветливо махали руками соседи, выскакивавшие для этого на расчищенные от снега крылечки. И мороз хорошим соседям – не помеха! Все уже знали о радости в доме Ладиньшей.
На базу полковника Александрова вкатились к обеду. Иварс отказывался идти в солдатскую столовую – куда домашние запасы девать? Но Алексей предложил взять кое-что с собой, чтобы угостить ребят за столом. Им будет приятно, и контакты скорее установятся. Иварс согласился, а Алексей остался в машине, последил за работающим двигателем, мороз-то не слабел, попутно решая вопросы размещения машины и себя самого.
Цель своего визита дежурному по части он уже объяснил, но одновременно узнал, что командира пока нет – на обеде. Хотел пообедать где-то и сам, но офицерской столовой на базе не оказалось, а становиться на довольствие Алексею не хотелось. Перекусил в машине, чем бог послал, а вернее, чем снабдили родители Иварса.
Дежурный по части оказался привычным к командировочным – их здесь много за день приезжало и уезжало, потому был немногословным – надоели! «Подождите, когда обед у служащих окончится. Тогда вас в службах примут!» – посоветовал он и занялся своими делами.
Алексей имел намерение позвонить в бригаду, но вовремя передумал – пока нечего ответить на вопросы о радиостанции. Придется подождать.
После окончания обеденного времени местные служащие, все – женщины, привычно взяли Алексея в оборот, попросив наряды на сдачу техники, но притормозили, разоравшись, что он прибыл по другому вопросу. Нестандартный вопрос требовал нестандартных решений, которые могли принимать лишь строго определённые должностные лица. Для начала, пока не появился командир, Алексея отправили к зампотеху.
Майор с фамилией, настраивающей на подтрунивание над ним, Стелькин, оказался весёлым и решительным мужиком, привыкшим решать самые трудные вопросы без бюрократии:
– Вот что, капитан! Загоняй своё железо в ПТО – там у нас тепло, а потом будем шевелить мозгами и бумагами по поводу вашей радиостанции. Кажется мне, есть здесь одна, давно заброшенная! Может, тебе и сгодится! А я у себя буду – в кабинете… Если что, то спросишь Семёнсемёныча! Сперва сами с тобой поищем, а потом к командиру двинем… Во всеоружии!
Алексей и Иварс поставили машину в ПТО. Следовало идти к Семёнсемёнычу, но Алексей неожиданно лишился опоры и, обжатый могучими тисками, взмыл ввысь чуть не вверх ногами. Он еще не успел сообразить, что происходит, как оказался на снегу под мощный радостный рёв:
– Лёха! В нашем полку прибыло! Ура! Сегодня будем штурмовать дамский собор!
Это свирепствовал во всю свою звериную мощь здоровенный Генка Подорожко – командир взвода из батареи управления их дивизиона.
– Домский… Домский собор, а не дамский! – поправил Алексей.
– Э, нет! – не согласился Геннадий. Он с детской непосредственностью радовался встрече и хохотал. – Именно дамский! Так я называю местный Дом офицеров. Он вечером буквально кипит от всяких дам!
– Тебе нечем заняться?
– Так то же вечером, братан! Рига! Культурная программа! Экскурсия по местным… В общем, туда, где прячут орган! И ничего более! – он опять захохотал. – Не пропадать же здесь в мороз, не жравши… Выходные впереди!
– Ты в ремонт или из него? – уточнил Алексей.
– Ну, конечно! Забирать станцию, а она не готова! Бог с ней, со станцией! Но очень уж она секретная… Потому я с пистолетом, да ещё караул в придачу!
[justify]К Алексею подбежал солдатик без шинели, выскочивший из