Окно близкого контакта пятой степени

можно было думать, кушать. а не жрать, как свинья, как волк, скаля зубы, радоваться жизни. Ведь совесть заела бы, отравила каждое мгновение жизни из-за совершенной подлости.
        Да, еще я вспомнил о том, что Раскольников заранее приготовил иголку с ниткой и завернул их в бумажку, чтобы приготовить петлю под мышкой для топора. Он планировал преступление, а не совершил его спонтанно в бреду. Да, бред был, но он являлся бессознательной задержкой исполнения злого умысла. Раскольников злодей, раскаявшийся злодей. Но его раскаяние вынужденное. Он просто не смог вынести не того, что совершил преступление в уме, - сердца у него не было, а не сдержался и сделал его натурально, на деле. Мне нисколько его не жалко.
        - Алену Ивановну жалко? И ее сестру, Лизавету? - спросил Василий Иванович, внимательно посмотрев на Тимофея.
        - Да, какая от них польза? От ростовщицы и ее дебильной сестры? – задался вопросом другой студент с раскосыми глазами, сидевший поодаль.
        - Вопрос был не о пользе, а о жалости, - уточнил свой вопрос доцент.
        - Жалко, у кого жалко, - скоморошил спорщик.
        - Слушай, Бадара, дай сказать. Мне, конечно, чисто по-человечески жалко этих отсталых людей. Но еще больше жалко самого Раскольникова, который при способностях убил свою жизнь.
        - Да, вы правы, Тимофей. Жалко людей, которые по своей натуре, по среде обитания или по своей вине оказались за бортом гуманизма. Но вы знаете, мы не должны уподобляться им в этом и проявлять к ним антигуманное отношение. Гуманизм – это обучение жалости к тем, кто стоит ниже тебя. Необходимо жалеть низших и восхищаться высшими. В этом и заключается человечность, это и есть любовь.
        - И кто является высшим?  - недоверчиво спросил его Бадара.
        - Тот, кто был низшим и кого ты поднял своей жалостью до своего уровня. Конечно, не следует создавать себе кумира из тех, кого мы жалеем. Поклоняться им излишне. Но восхищаться ими, восхищаться тем, что они благодаря нашей жалости стали лучше, не является лишним.
        - Нет ли в жалости такого рода некоторого извращения? – предположил парень высокого, баскетбольного роста. - Каждому свое. Низким – жалость сверху вниз. Высоким – восхищение снизу верх.
        - Никита, вы чересчур просты, наивны в рассуждении, если оно не является сарказмом. Смысл меняется в зависимости от перехода от одно сферы жизни к другой: от материи, физики к духу, метафизики. Жалость в сфере духа не унижает, а возвышает. Недаром святой человек открывает такую истину: «Возвышающийся да унижен будет, унижающийся да возвышен будет». Кого он имеет в виду? Очевидно, Иисуса Христа, который в слабости силу обретает». В этом заключается чудо духа. Противоположности в предельном значении могут обратиться друг в друга. Или при зависании на пороге нарушения меры обратиться в пустоту бессмыслицы, абсурда. Одно дела вписать квадрат в круг, найти конечное в бесконечном, и, совсем другое дело, измерять квадратуру круга, поверять-проверять бесконечность круга конечностью квадрата.
        Есть реальная, натуральная, естественная правда и красота жизни, но есть и сюр-реальная, супер-натуральная, сверхъестественная правда, точнее, истина и красота жизни. Она уже не прекрасная, а возвышенная, идеальная. Это истина и красота в чистом виде, это благо, добро в добре. Следует ли искать добро от добра, когда говорят: «добро от добра не ищут»? И еще говорят: «дареному коню в зубы не смотрят». О чем это говорит, как не о том, что следует «довольствоваться малым». Почему? Потом что есть только добро. Если что-то уже есть, то и хорошо. Плохо, когда ничего нет. Но «ничего» нет, потому что есть что-то, хотя бы само «есть», то есть, бытие. Совсем другое дело, когда речь идет о развитии и тем более о совершенствовании. Тогда того, что есть, при всей его необходимости, чтобы было нечто еще, как дополнение к самому бытию, например, в качестве сущего, явно недостаточно. Бытие одно, но много сущего.
        Если нас интересует уже не сущее в мире, а мысль о нем, то мы имеем дело с идеальным, которое необходимо понимать не в виде количества, но в роде качества. Тогда мы действуем в ином измерении, нежели натуральное. И это никакая не идиллия, не выдумка, но то, что есть объективно, правда, не в посюстороннем, имманентном виде, но в виде невидимом, трансцендентном, потустороннем нам, явленном не в конкретном чувстве, но в абстрактной мысли. Конкретизация идеального возможна в связи с мыслью же, но уже иной первоначальной, ее уточняющей по смыслу. Так намеренное становится внимательным; оно не теряется в мелочах, в деталях многого, но выделяется в особенном, схватывающем во многом основное, главное.
        Конечно, это основное представляется условным, обусловленным частным в представлении, наряду с другим, т чего мы абстрагируемся, чтобы взять искомое целиком в качестве связи между ними (в идеале), как его частями. Это идеальное является пустым для нашего внимания, в отвлечении от непосредственно данного, фактичного. Но оно пусто только тем, что из него извлечено все прочее.
        В боге все одно. В нас не одно и тоже, а разное, в каждом отдельное от других. Поэтому можно принять за благо разделение его с другими. Следует делиться не тем, что есть у тебя в качестве дара бытия, а тем, что накапливается трудами, создается сверх него. Творится же духом, в духе, идеально (в идее). Явлением такого идеального творения становится мысль со смыслом.
        Василий Иванович резко оборвал свою затянувшуюся речь и глубоко задумался над последними словами. Он поймал себя на мысли, что научился, нет, не так, - открыл, так точнее, в себе умение, способ, метод сознавать, что лучше понимает одно или другое. Нет, опять не то. Правильнее было ы сказать, что он чувствует, что он понимает, что понимает. Конечно, так труднее понять, нежели знает, что понимает. Как выразить, описать словами событие понимания, бытие мысли, ее существование в мыслящем, который догадался о том, что она новая и в то же время уже была чем-то другим, не мыслью, а тем, что есть. Это не то, что ты о чем-то подумал, а это что-то вошло в тебя мыслью и стало тобой. Вот она мысль, ты схватил ее за руку и находишься на полном контакте и понимании.
        То, что жило в Василии Ивановиче как сложное состояние сознания теперь повернулось к нему, к его мыслящему Я другой гранью. Вот он подумал без усилий, не напрягая мозговых извилин, и сложилось в голове такое, что есть само. Оно есть, как если бы, независимо от мысли. Да, и сама мысль есть. Может быть, это не мысль, а сама идея, которая открылась. Не она была виной того, что скрывалась прежде от него. Он не видел ее не потому что был сосредоточен на другом, а потому что идею не видят, а идеей видят. И все же он не мог отделаться от впечатления, что не он застал ее врасплох, а это она, задержавшись на миг, привлекла его внимание к своей особе. Как у тебя, так и у идеи есть свой личный характер, своя воля к жизни. Для Василия Ивановича идея существовала не только в качестве подательницы всяческих умных благ, мотива, средства актуализации мысли и осмысленной цели, объекта влечения, но и субъекта, с которым можно общаться.
        Возможно, идея находила в нем не только место своего воплощения, пребывания в этом мире, но и близкого друга. Теперь он знал, как приходит к нему понимание, мысль она приходит к нему со смыслом без стука в голову, как к себе домой, с вестью из мира идей, посещает его. Его сознание стало идейной обителью. Оно расширилось и возвысилось до «неба идей». Он умеет понимать реальность того, что есть в мысли. Оно есть всегда, но стало им теперь, как новое понимание одного или другого, того или этого, иного и не-иного.
        Вместе с пониманием понимания к нему пришло и понимание времени настоящего. Если прежде нечто медленно и плавно разворачивалось, чтобы резко свернуться и следом развернуться уже иным порядком на тон, уровень выше, то теперь скоро раскручивается, но долго скручивается, застывает на переходе. Нечто похожее в последовательности смены состояний есть и в сказке: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Только в сказке, как в сказе, рассказе случается на словах, а в жизни происходит сдельно, во времени. В скаке все – слова, а в жизни есть и другое. Прежде было одно и то же, а теперь есть разное, и это разное устроиться спешит, а место уже занято другим новым. Нечто уже есть, а места для него нет, нужно ждать, когда оно освободится. Раньше его не было и нечего было ждать. Или оно долго, не спеша, готовилось и приходило со временем, даже с опозданием, и поэтому скоро уходило, не давая, как следует, распробовать себя.
        Сейчас много, избыток нового. Люди перестали его замечать. Они способны видеть не новое, а саму новизну. Акцент в восприятии сместился, сдвинулся с явления на сущность, Сущность стала непосредственной, а явление опосредствовано другим явлением, подменяющим одно. Восприятие стало неестественным, искусственным, виртуальным. Поэтому многим достаточно восприятия и не нужно думать, по существу.
        Поменялась схема жизни и ее понимания. Раньше были длинные периоды движения и короткие переходы. Теперь с ростом темпов жизни периоды движения сократились, но увеличились сроки для перехода из одного состояния жизни и сознания в другое. В прошлом жизнь была длинной, а смерть короткой, ныне же человек живет быстро и медленно умирает и, вообще, врем смерти увеличивается, пока совсем жизнь не обратится в смерть. Тогда люди будут жить лишь в смерти.
        Утопия прошлого рисовала сильных и здоровых людей, которым было легко и светло жить без мыслей. Ныне же будущее рисуется слабыми и больными людьми с тяжелыми и темными мыслями. Это время не подъема, а упадка, и даже больше, - падения в бездну отчаяния, дном которой является тотальная смерть всего рода людей. Но пускай лучше такие мысли, чем полное безмыслие бездушной плоти, которым страдали, как традиционные шаманисты, так и большевики-коммунисты с национал-социалистами, а теперь страдают консюмеристы-американисты.
        -  Василий Иванович, - решила прервать его молчание староста, - но мысли то материальные.
        - В каком смысле? – нехотя откликнулся наш герой.
        - В прямом.
        - В этом вы правы. Прямо только в мысли, в жизни все криво.
        - Нет, я имею в виду другое. Если мы думаем о чем-нибудь, то это обязательно исполнится. Поэтому нужно думать только хорошее, чтобы не было плохо.
        - Я могу согласиться с вами, Зина, при условии, что вы хорошо думаете. Хорошо в мысли, -  значит, умно, по уму. Другое дело, если вам в голову лезет всякая глупость, вроде той, которой кормил меня приятель. Он приговаривал, что комплименты девушке следует закреплять близким контактом, иначе ты будешь иметь дело не с реальной девушкой, а с ее представлением в своем сознании. В таком случае ты никогда не получишь от нее настоящее удовольствие.
        - Какая пошлость, - заметила староста.
        - Вот именно. В принципе, чем этот совет отличается от вашего соображения? Материальны не мысли, а люди, которые способны опошлить идеальное. Возьмите тривиальны эмпирический вывод: «Хотели, как лучше, получили, как всегда». Любая