- Но тогда экзистенциальным может быть лишь осознанное бытие смерти или человеческое существование, как сознание-бытие или сознание бытия. Интересно, чем сознание бытия отличается от бытия сознания? Наверное, тем, что сознание бытия есть бытие в сознании, как со-бытие, все-общность (сущность) или объективность сознания, а бытия сознания есть сознание в бытии, как событие, фактичность (сущность) сознания и субъективность бытия. Вместе с тем объективность сознания есть его независимость от самого себя, его реальность, как события бытия или единицы бытия, как сущего. Но в таком качестве сознание становится признаком особого сущего – его имеет живое сущее или существо, причем такое существо, которое является разумным. Здесь «разумное» есть синоним «сознательное».
Значит, ты нужна мне, как вечная идея, для преодоления свойственной, характерной мне смерти. В тебе, в идее, в идеальном виде любви я тоже вечный, бессмертный. Пока есть любовь л меняя есть жизнь. Жизнь в любви есть вечная жизнь, жизнь в вечности. Ты моя цель.
Я же нужен тебе для воплощения, в качестве средства, на котором можно показать себя. Я твое средство. Ты – мая сущность. Я –твое явление, явление тебя. Или, другой есть явление одного, иное или отдельно взятое есть явление не-иного, универсального. Важно понять, я есть только экземпляр тебя, или особый случай. Как экземпляр я индивидуален. Н как особый случай я не просто уникален, но подобен тебе не как часть тебя, но целиком, как целое, как личность. И вот тут я нахожу затруднение в понимании. Ты есть Я в других я, я же есть Я только в тебе. В этом смысле я есть больше, чем явление тебя. В таком случае, контексте корректнее говорить обо мне, как о феномене. Я есть феномен Я. Феномен Я есть то же самое Я? Да, то же самое, но не такое же, как в ином случае. В том смысле будет понятна моя таковость, мое бытие, а не моя чтойность, моя сущность.
- Зачем тебе такие тонкости, субтильность в понимании?
- Но в них, в этих нюансах смысла заключается в суть меня, как личности, как Я. В них заключается тайна нашей любви, загадка смысла моей жизни. И твоей жизни, если, при условии, что она не безотносительна к моей.
Но все это имеет смысл лишь в контексте того, что случается здесь и теперь в мире, на месте и во времени. Это другой мир, чем царство бога, мир идей?
- Нет, мир един. Не скажу, что он один, но повторю, что мир един. Просто, естественно, мир идей является иным измерением мира вещей. Когда речь заходит о разумных существах, мы оказываемся в идеальном мире, где нет смерти. Она есть в материальном мире, вернее, в том мире, в котором мы имеем дело с вещами. Я нахожусь в идеальном мире. Ты же находишься на границе между мирами: идеальным и материальным. Но это так выглядит, если чувствовать, а не разуметь. В мысли это не два мира, а один мир в дух измерениях. В идеи, для меня это не два измерения одного мира, а одно измерение одного и того же мира в континууме. Для тебя же важен дисконтинуум; ты видишь различия, потому разделяешься в нем, а поэтому становишься и исчезаешь.
Для тебя важно раскрыть свой потенциал, реализовать свои возможности. Ты есть возможность не только меня, как твоей актуальности, но и себя. В этом отношении (относительно) я есть актуалия не моей, а твоей возможности. Следовательно, во мне есть не только я, но и ты, а в тебе есть не только ты, но и я. Зачем мне становиться, когда я уже есть. Не так с тобой. Тебя еще нет в полном виде, ты только готовишься быть самим собой. Ты уж есть, как проект, а не результат его реализации. Ты находишься в процессе реализации проекта стать богом. Н в этой разделенной жизни он полностью не осуществим.
- Слушая тебя, я чувствую себя учителем мудрости. Мудр ум, который в себе находит приложение себя. Когда он ищет себя в другом, он становится хитрым. Но в итоге хитрость ума приводит своего носителя к глупости. И все потому, что глупость хитрости заключается в самообмане. Когда всех обманешь, то останется последнее – обмануть самого себя, что неизбежно случится. Это расплата за обман других. Зло само-уничтожимо. Но это в итоге, а не в процессе совершения зла. В итоге победит добро, но царствует то зло. Вот чему учит жизнь во зле. Она учит выдавать зло, а добро. Так цинизм становится обратной стороной лицемерия. В душе всякий злодей знает себя.
Последнее предложение заставило его задуматься и навело его на вопрос о том, не толкает ли очевидность зла и тривиальность добра обратиться мыслью к тому, что находится уже по ту сторону добра и зла. Он уже хотел задать этот вопрос Анне Петровне, но ее больше не было в комнате. Тогда он заглянул в чулан и увидел в углу куклу, которая безжизненно стояла, прислонившись к стенке, и не отвечала на вопросы Василия Ивановича, просто потому что была только куклой и никем больше. Он ничего не чувствовал, кроме боли в сердце, и стоял, как потерянный и обманутый в своих ожиданиях.
Глава седьмая. Разрядка
На следующий день было все, как обычно, будто бы ничего и не случилось, и не было ему видения и откровения свыше. Он встал и пошел на работу. Ему бы нужно было сесть и задуматься, переварить свою вчерашнюю беседу с богиней. Ведь не каждый день, - что день, бери больше: век, - бывает так, что бессмертные снисходят к смертным. Но нет, он, как всегда, отравился на работу и стал там, почем зря, крыть своих собратьев-философов. Но прежде он задал уже студентам вопрос о том, что находится по ту сторону добра и зла и почему или зачем Ницше так назвал свою популярную работу?
- Я вот на днях читал Николая Александровича. Конечно, некоторые люди зря называют его не Бердяевым (звонко, колокольный звон яйкозвона), ядрена вошь, но Бердичевским, по характерной истеричности, а то и Пердяевым (глухо, пусто, душно, липко, тëмно, как в этой самой), по логике тембра «б/п». Но он любого может достать своими возвращениями на адские «круги своя». Что уж говорить об известных тугодумах, вроде МФХ или МКМ, которые все кружили, кружили вокруг да около бытия, водили хороводы мыслей, караваны судов комментаторов своих текстов и речей, что полностью отвлеклись от того, что описывали своими отвлеченными понятиями. Они, как Протагор предпочли вязку тому, что связывали. МКМ дошел до осознания опасности связи со связкой, но на ней и застрял, как на замазке, на липучке, связался, запутался так, что не смог развязаться, несмотря на предупреждение «великого эконома мысли» ЛКВ, оным местом показавшего выход мухе метафизики из бутылки, из паутины паука-языка.
Не следует пускаться в путь ради самого пути. Да, следует отвлекаться, но не за отвлечением в мысли, а за привлечением мыслью того, что является только мысли, мыслью не являясь. Нужно помнить, что последнее прибежище фантома - это мысль, которая выдает себя за не-мысль. Подлинная мысль – это мысль, как явление не мысли, но бытия. МФХ и МКМ говорят это, но как они это говорят? Они говорят так, что у их слушателей и читателей невольно появляется ощущение, что это и есть бытие, что с ними говорит само бытие их устами. Вот здесь нужно ловить фальшивую ноту. Так всегда бывает с этими горе-пророками, с пастухами не бытия, а стада, за которыми идет слепой и глухой народ. За кем вы идете и куда? К богу ли? В таких случаях внутренним голосом и оком может служить только собственный ум. Тогда виноват будешь ты, а не другой. Люди же привыкли к тому, что виноват обязательно другой, чужой, враг народа.
Следует отделять намеренную, своевольную философичность, вернее, нарочитую философичность от существа, духа мысли, который выразим простыми словами без мифических символизмов и поэтических лиризмов (выше пола, лона термин, торчащий и вибрирующий в нем, как string, вроде варгана), научных терминизмов (уже известно, что защемит) и идеологических (интеллигентских) софизмов (ширше матерной, известно каво-чево), категорических философизмов (глубже проник до самой матрицы, до дна, до днища).
Но все равно, меня не отвадишь от мышления даже палкой. Люблю мысль, как слово болтун, как проницательный читатель.
Взять того же Ницше. Он не просто соблазнитель, вроде маркиза де Сада. Он не говорит, что по ту сторону добра находится зло, что зло и есть бог. Нет, он опаснее, как мыслитель. Если бы он так говорил, то его читал бы только Гитлер, который мочился в постель от страха быть тем самым. Ницше говорит дальше, продолжает выносить за скобки и зло. Что же там находится? То, что не подлежит оценке. Не в этом ли заключается смысл выражения «по ту сторону добра и зла», - не в переоценке ли ценностей, в их уценке в качестве парадигмы, конечного пункта отсылки, места ссылки ссыкуна, резонера-энурезера? Ссышь в штаны? Необходимо постоянно менять ценник, в соответствии с духом времени. С этим трудно ужиться тем, кто не чувствует колебание духа, которому следует вибрировать в такт, как ловкому канатоходцу, идущему по натянутой, как струна, узкой и упругой веревке.
На удивление студентов он так разошелся, что, казалось, решился, видно, перед тем, как очутиться в «сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины», расправиться с тем, чем дорожил и чему поклонялся или, во всяком случае, с чем теперь пытался разобраться.
- Но чем вы лучше их? – спросил его пытливый студент.
- Ничем. Я только пытаюсь привлечь ваше внимание к тому, что то, что теперь есть, есть не то самое, что принимает вид того самого. На век есть уже век не имитаторов, а пародистов, век не слов, а цифр, которые приняли вид слов. Но слова уже не те, что прячут мысли. Мыслей вовсе нет, казалось бы, остались тени мыслей. Но это только тени, тени теней, царство теней.
- Что это мифическое то самое? - спросил уже другой, критически настроенный студент.
- В царстве теней не-иное стало иным самому не-иному, а иное не-иным как местом отсылок, кого послать уже некуда, - уже, точнее, не придумаешь. Дело в том, что паразиты сознания съели у вас уже все сознание. Осталось одно бессознательное, агентами которого они и являются. Но так высказываясь, тем не менее не следует это понимать натурально, естественным образом. Это метафора, образ речи, в лучшем случае, образ, а не форма, мысли. Паразит сознания – это не червь в мозгу. Это только образ того, что форма уже не держит содержание мысли, а волочится за бесформенным содержимым, материалом сознания как его бестолковый хвост, бессмысленный стереотип, само-повтор. Одно дело, бессознательное сознательного, которое все не помещается в нем, а вытесняется вниз в подсознательное, маркируется, как низменное, греховное, или возвышается над ним, парит в качестве вдохновляющего примера бесконечности, превосходящей собой всякую форму, какой бы тонкой, невидимой и идеальной она ни была.
И совсем другое дело, бессознательное которое стало на место сознательного, того сознательного, которое цензурировано и отказалось от самого себя, свернулось в себя и стало анонимным, без-субъектным, тривиальным, как тестируемый геном, в данном случае, кодон цивилизации, информационный дуплет (да-нет) молекулы или