перерезанно-обрезанной земли, и по горло увязнувших в новой кабале, почище старой...Просто мрак полнейший. Сколько их там пробило «окно» в новую жизнь? Полторы с половиной сотни?
- Угу. Несколько десятков стали владельцами крупного капитала. Кто-то дожил до купечества. Ну, и новоиспечённые рабочие. Оброк-то надо было выплачивать.
- Ну, рабочие пусть курят в сторонке. Из одной холопской масти в другую — тоже мне, закон природы...А чё-то и фабрикантство тогда как-то не задалось на Руси.
Лёля нацепила на нос снятые Зоей очки, подняла подбородок и понесла себя к зеркалу, вставленному в середину дверцы углового шкафа. Вернувшись на своё место, с грустью сообщила:
- на неделе пойду заказывать себе что-то подобное. Не могу уже читать...
- Думаю, что дело не в сложившемся укладе. Куда им было деваться после царского указа? Размер «новых» крестьянских податей и нового помещичьего произвола, да и чиновников - был мастерски продуман...Ну, и осторожность присутствовала, наверное, житейская мудрость человека, веками битого. Пусть хоть четыре зёрнышка из пятнадцати, но не без них...
- У некоторых, может, и был какой-то....расчёт, что ли,.. очень бесхитростный, даже отчаянный. Но это - не про наибеднейших. Которых была тьма. Им-то чего осторожничать? Ты посмотри на фотографии. Масса мужиков в лохмотьях, детки, как заморыши, почти завалившиеся избы. Хижины дяди Тома...
- Пусть и расчёт. И правильно. Практически бесправная уйма народа, вкалывавшего от зари до зари на владевших им, как скотом. И бедствовали регулярно. Голод, например. Слепой вере неоткуда было взяться. Её надо было сильно заслужить.
- Так я же с этим не спорю. И наверное, та осторожность капитально помогла красным. Просто думаю, не всё так однозначно. Вот взять тех же дезертиров из крестьян. Их же было немало?
- Много. А у этого нет другой причины? Сколько молодых мужиков вернулись калеками с первой мировой? И ведь ужасно потом бедствовали. Как на это надо было смотреть? Не говоря уже о потере своих близких. И потом, дезертирам, в дедовом, например, уезде было, где залечь - леса там до сих пор великолепные, зачастую ещё и не тронутые... Кормили их родственники. Дезертировавших ведь долго не трогали; многие обнаглели, спелись с настоящими бандюками. И понеслось - избивали и убивали своих же, отказывавшихся помогать.
- А Красная армия была шелковистым пуделем с бантиками - завиточками?
- Лёль, тебе просто нравится возражать? Бунты надо было граблями подавлять? Многие поздние тексты на эту тему - заказные. Правда, я читала конкретные названия сожжённых деревень, не сдававших, якобы, бандитствующих уклонистов...Не знаю, может быть. Но дезертиры потом всё равно сами дошли до мест их призыва. Сами! Как только поляки заявились в Минск, Житомир. Польской шляхте неистребимо хотелось посадить себя на шею российскому мужику. С Белоруссией, Украиной, а там, глядишь, и Прибалтикой.
- Да, не выгорело. Снова и опять...
- А вот мои дедули поддерживали новую власть, хоть и не наобум Лазаря. До похода на вторую свою войну Александр Игнатьич старательно разбирался в вокруг происходившем. Вникал в выходившую тогда прессу, насколько мог понять. Очень помогли почти четырёхлетний фронт и ''бродильные'' там события. Деревенские часто собирались в их доме. К ним прислушивались, несмотря на молодость. Уважали как фронтовиков, за умение хозяйствовать и за смекалку. Доносами братья никогда не занимались, но сбегавших не жаловали, о чём знали в деревне. Мой дед рассказывал о дезертирах прямо в собственном дворе. Как-то маленькие дети брата поутру застали в бане чужих двоих дядек и во все лопатки примчали эту весть в дом. Догнать их не удалось, но ружья у них дед заметил. Были и нападения. Поймали как-то двоих и посадили. А потом из банды пытались убить деда, который не имел к поимке никакого отношения. Второй раз тяжело ранили. Так, что домашние уже ни на что и не надеялись, кроме его мачехи, которая вытащила его почти с того света.
- Травами?
- Он не рассказывал. Знаешь, а ведь дед никогда не хаял то время. Не был ни трусом, ни подлецом, ни болтуном, ни бездельником... Однажды, приехав на узловую станцию, увидел там расклеенные плакаты. По фронту он был уже знаком с листовками, причём в разных бумажках - с прямо противоположным содержанием. Но тут было иначе, очень наглядно. Чтобы и у безграмотных вырастить в сознании новые доминанты.
Лёля протестующе подняла указательный палец:
- я вот тут, в нашем доме, два года пыталась вырастить среди жильцов даже не доминанту, а хоть минимум понимания о разворовывании их денег управляющей компанией. И устно, и письменно. Уж куда как было наглядно, только что на лоб себе не наклеивала!
- И?
- И...Они в знак благодарности теперь со мной даже не здороваются.
- Если есть факты, то разве нельзя обратиться с ними в прокуратуру? Найти хотя бы нескольких единомышленников. Есть у тебя такие?
- Конечно. Полтора человека, вместе со мной. А прокуратура не занимается хозяйствующими в домах частниками. От слова — совсем. Пройденный уже путь - вхолостую.
- Да? Сочувствую. А поехали ко мне? - Улыбнулась Зоя. Лёля тяжело вздохнула.
- Опять я тебя перебила. Сама же просила расказывать...
- Да всё нормально. Куда деться от житейского....Ну, вооот... Постепенно селяне стали сами наведываться посмотреть на рассказанное дедом, но его, на всякий случай, уполномочили докладывать обо всём услышанном и увиденном не только на их железнодорожном узле, но и в районном центре. Дедушка стал частенько бывать в городе. Там появились разные активисты с граммофоном и пластинками с народными песнями, в хорошем исполнении, и классической музыкой. Был даже театр на импровизированной сцене. Народ очень охотно туда стекался, без зазывания и балагана. У пропаганды был простой язык, но суть текущего и новой жизни растолковывалась с чувством, зачитывались напечатанные в газетах выступления. Иногда у Игнатьича «разбегались глаза и уши» и не верилось, что это с ним всё происходит, а иной раз всё вокруг «пропадало» и оставались лишь газеты, брошюры, настоящие журналы, которые он читал от корки до корки. Но в город его тянули ещё и плакаты.
- Как стебель - к солнцу... А почему?
- Восхищался. Это же были профессиональные, часто карикатурные, рисунки с короткими хлёсткими текстами типа - «Псы Антанты, Деникина», «Врангель, шагающий по трупам». Который вывез из страны миллионы пудов зерна!
- Искусство — в политику!
- А должно быть по-другому? - Не выдержала колкости подруги Зоя.
- Ээээ, ммм...
- Вот и я также думаю.
- Как же мы с тобой совпадаем. А Колчак увёл всё золото, - быстро добавила Лёля, взглядом прося прощения.
- Больше двух тысяч пудов...То есть, около 32 тонн. Люди приходили ради этих плакатов снова. Значит, они работали!
- Там же твой любимый Маяковский принимал участие, да?
- Ага. И Пастернак. Маяковский — это ведь не только тексты. Он же хорошо рисовал. И вообще, как человек страстный, пытался из всего сделать трибуну - театр, кино. ... Знаешь, на чердаке у деда я нашла пару старейших плакатов, уже совсем обветшавших и почти полностью выгоревших, но смотреть на кусочек живой истории в своём доме — это было очень трогательно...Нашла там и дедовы рисунки. Он рассказывал папе, как непросто было достать хоть какую-то бумагу, но исхитрялся, чтобы попробовать себя в ''карандашных делах''. Которые он скрывал от домочадцев, скромничая совсем напрасно. Творческий был товарищ... Уже потом, в мирной жизни, вместе с братом ставил сруб, и не один, вырезал наличники для окон. С фантастическими узорами...Много чего умел делать. И я храню толстые книги Лескова, Тургенева, Чернышевского, Гоголя, Чехова, Лермонтова, Андрея Белого - из небольшой библиотеки деда.
- А мы с моей тёткой записывалась в специальные очереди за классикой...Боже мой, в какой-то предавней жизни. Даже не помню, в какие годы...
Зоя рассеянно положила себе на тарелку ложку зелени и бесстрастно её съела.
- Похоже на пырей, что ли? Я сейчас возьму и расстроюсь, - обиженно протянула Лёля.
- Ой, очень вкусно. Извини, пожалуйста. Я ещё хочу, можно?
Лёля кивнула с лицом плачущего клоуна.
- Ведь это же надо было так затронуть душу простого крестьянина, чтобы расшевелить там зёрнышки творческие?
- Кажется, Луначарский писал, что талант может бесплодно погибнуть, родившись в крестьянской избе.
- Я немножко читала о нём. Занятный был такой. Ох, ох, охххх...
Лёка сидела, то вкладывая сжатую в кулак кисть одной руки в ладонь другой, сразу обхватывающую пальцы кулака, то разводя руки. Зоя, глядя на это, вдруг почему-то вспомнила, как совсем недавно ездила в Костромскую область
