Купе на двоих...

развернулось в иную, - чаще всего в противоположную, -  сторону, я просто начал все сызнова. Один!, совершенно один!, и сызнова... 
      У меня все время к Алексею возникали вопросы, - много вопросов. То, мне хотелось уточнить, другое, прояснить, третье, хотелось бы узнать  более подробней... Но, увы, многое, так и оставалось мне неизвестно и непонятно. Я молчал и его не перебивал: пусть, пусть будет все так, как он сейчас себе это представляет, ведь он все это, в первую очередь, говорит не мне, а сам себе... Пусть, потому, что Это ему сейчас важнее... И он, как-бы угадав мои мысли, продолжил:
        -  Как меня потом по жизни мотало и бросало из стороны в сторону - рассказывать долго, поэтому я постараюсь тебе рассказать только о самом главном и по возможности коротко, а если тебе будет что-либо интересно узнать по подробней, спроси, я потом отвечу...
      Моё к нему доверие и интерес, - даже какое-то чрезмерное любопытство, -  росло как на дрожжах. Мне самому уже, стало казаться, что мы с ним  давно, очень давно, знакомы. Что мы просто давно друг друга не видели, а теперь вот встретились и доверительно с ним беседуем... Это так иногда и бывает:  между двумя совершенно чужими людьми, почему-то и вдруг, и очень быстро устанавливается такой близкий и тесный контакт, который никак и никогда не возможен со своими же родственниками или даже очень давними, закадычными друзьями... В жизни так иногда случается...  И хотя у меня все время, все больше и больше возникало к нему вопросов, - слишком  много вопросов, - но мне, по прежнему не хотелось его перебивать, вопросы потом. И я молча кивнул ему головой, мол, после, потом. И он снова  продолжил...
      - А дальше было много чего еще... Я же уже говорил, что дважды побывал на Угрюм-реке. Первый раз я поехал, что называется, - наобум:  чем дальше, тем лучше. Сначала я прилетел в Иркутск. Посмотрел на Лену, сплавал, на попутной барже по Ангаре, до Черемхово и назад. Потом, побывав на Байкале, хотел уже было возвращаться, но, совершенно случайно, встретил, на вокзале, одного молодого геолога, тогда еще студента-практиканта, потом очень авторитетного геолога Иркутской геологосъемочной экспедиции. Он меня и уговорил поехать с ними на Угрюм реку искать алмазы. Алмазов я не нашел, но дважды находил золото.  Из двух экспедиций я привез много различных очень ценных сувениров - экспонатов: несколько рубинчиков, и небольших кристаллов пиропов, пиритов, гранатов, яшмы, кристаллы кварца и кальцита  и конечно золото - смывы с двух лотков (шлиховое) — на память. Я ими хвастался перед моими гостями, они так и остались висеть в шлиховом мешочке, на крюке батареи отопления, в оставленной мною квартире. Жалко.., там был еще кончик волчьего хвоста, я им наводил дикий ужас на собак, когда давал им его понюхать, при чем, у собак любой породы и любого возраста и размера...
      О моих таежных скитаниях можно тоже говорить долго, очень долго, это один из очень мною любимых и запоминающихся периодов моей жизни. Но, я подозреваю, что это будет интересно только одному мне... Скажу лишь одно, что там я многое понял и многое переосмыслил в своей прошлой жизни. А главное,  я узнал, что есть и другая жизнь и она не менее интересна , а может и более, чем моя прошлая и настоящая... Там я научился многому чисто с практической стороны, но главное - смотреть на все, что вокруг меня и даже на то, что со мною самим происходит, как бы со стороны, как бы философски и не так однозначно и категорично, как это было раньше... Где-то так...
        Он на недолго замолчал, задумался... И, видимо, что-то вспомнив, продолжил:       
        -...А еще, - я снова немного вернусь назад!  ...У нас  была довольно постоянная группа ребят, из нашего поселка, очень хорошо вместе сработавшаяся, - больших любителей горного туризма. Мы почти каждое лето лазили по горам Кавказа. Должен заметить, что я облазил почти весь Кавказ, - от Каспия и до Черного моря и даже трижды поднимался на Эльбрус, точнее, на его Восточную вершину. В конце маршрута, мы почти всегда переваливали через Главный Кавказский хребет и еще примерно недельку отдыхали на море, в районе Сухум — Очамчира. Тогда это можно было делать без проблем, которые возникли потом, да есть и сейчас.
      - Так вот! Я тебе совсем не случайно рассказал о своем пристрастии к горам. Дело в том, что, собрав рюкзак с полным комплектом автономного проживания, я, бросив все, поехал устраиваться на работу в Красную поляну, -  Кавказский заповедник, - теперь известную всему миру, как место проведения нашей Зимней Олимпиады. Там меня согласились взять, но попросили подождать до конца года, - был конец октября, - потому, что им необходимо  было мне сделать Сочинскую прописку, а за нее им надо было заплатить не то 14, не то 16 тысяч!, тогда еще советских рублей. И хотя деньги, на эти цели, у них были, они хотели перестраховаться от непредвиденных случаев, - вдруг появится какой-то специалист с дипломом по профилю. Делать нечего, и поскольку все это время мне надо было как-то и на что-то жить, я поехал в Аджарию, в Кобулети, на сбор цитрусовых. Там меня и застала весть о землетрясении в Армении. И я вскоре, после недолгих раздумий,  собрался и поехал туда, в город Ленинакан, - теперь Гюмри, - на ликвидацию последствий землетрясения.
      ...В это время из-за перегородки,  с соседним купе, к нам стали все чаще и громче прорываться какие-то непонятные шумы: какая-то возня стуки, почти постоянно там что-то роняли, но в основном это были громкие мужские голоса и смех, - видимо у соседей праздник был в разгаре. В какое-то время они даже попытались запеть, но «запевалу» толком никто не поддержал и их попытка не увенчалась успехом, - и Слава Богу!, потому, что это была бы невыносимая для нас пытка, - петь они совершенно не умели...  Мы немного  с Алексеем это обстоятельство обсудили и он продолжал:
        - Я коротко, коротко на этом периоде остановлюсь, ведь я там прожил и проработал ровно два года. Прежде всего, хочу заметить, что именно здесь я впервые почувствовал всю прелесть одиночества, я не только им не тяготился, но и сам к нему стремился, и даже был очень ему рад. Здесь, неожиданно для себя, я начал писать  стихи и немного прозу. До этого я тоже немного писал, но как бы под заказ: тексты песен, сами песни, сценарии, пародии и короткие эссе, в общем, это, как бы для других, а тут для себя.., исключительно для себя... Я стал фантазировать, как бы уходить в них от реальности, и в этих моих фантазиях жить... И еще одно:  в этот период меня совершенно отворотило от женщин. Нет, не то чтобы я перестал их хотеть, как мужчина, а просто чувство какого-то их неприятия, - какого-то подсознательного неприятия, настороженности, робости, а иногда даже страха, - для меня было гораздо сильнее «основного инстинкта». Но, меня самого, это обстоятельство сильно не волновало: почему это все со мною именно так?..  Мне было так удобнее и легче, и я этому «лекарству» был очень рад. Тогда я научился радоваться малому, - тому, что есть. И мне снова, как говорил один мой очень хороший знакомый, - «...стало жить легко.., но противно.»...   
        К тому же, мне в этом, там сильно повезло!, повезло с проживанием. Мы все, - ликвидаторы, -  жили в вагончиках, по шесть человек, во временном жилом городке, - я тогда уже работал замом энергетика СМП (строительно-монтажного поезда), и мне повезло...  Нам, под склады и подсобные помещения, подали два железнодорожных  состава из пассажирских вагонов, пострадавших от землетрясения. Вагонов было в избытке и я один из купейных вагонов, краном, поставил себе отдельно, у электроцеха. Подключил его к электросети и воде, убрал одну перегородку между двумя купе и у меня получилась отдельная, очень удобная квартира, как говориться, со всеми удобствами. Отопление, туалет и умывальники, - это понятно, - в вагоне были. Все электрооборудование было на 110 вольт «постоянки», но я его переделал на «переменку» и свет, и тепло мне было обеспеченно. Потом я сделал себе душ с подогревом воды, а потом и подключил кондиционер, - он тоже в вагоне был, - летом стояла сильная жара и он был очень даже к стати. Я просто балдел от того, что я один и больше никого...  Мне никого было не надо, и никого не хотелось бы иметь рядом, даже самого лучшего друга...   
      Тут он снова на минуту замолчал, видимо, что-то вспоминая... Потом посмотрел на меня с каким-то хитрым прищуром и, наверно, это что-то  вспомнив, уже оживлённо продолжил:                                     
        - Параллельно, в это же  время, я «отремонтировал» свои глаза...Я на этом тоже, совсем коротко,  остановлюсь: о том как я избавился от очков. А дело было так: как только я узнал о клинике микрохирургии глаза С.Федорова, при первой же оказии, собрав документы, отправился в Москву. Мне просто повезло, что я, в прошлом, был медицинским работником. Живая очередь была не меньше, чем в мавзолей и для оформления первичных документов, и медицинских карточек, собственного персонала не хватало, потребовались волонтеры с медицинским образованием. Отсидев на заполнении этих бумажек полдня , я был поставлен, на обследование, в очередь, без очереди. Обследования, подготовка к операциям, - а их было по три на каждый глаз, - и сами операции шли поэтапно, через несколько месяцев. Мне пришлось, в течении почти двух лет, на неделю - другую, приезжать в Москву около десяти раз. Жил, как правило, на съемных квартирах, но однажды я жил, точнее ночевал, в палатке, в сквере, напротив Белорусского вокзала. Было лето.  Перед этим я отдыхал на Рыбинском водохранилище и прямо оттуда, с рюкзаком, в котором было все необходимое для автономного проживания, приехал в Москву, на очередную процедуру. Мой приезд совпал с началом "Первого съезда Советов", - помнишь, как все начиналось?  По этому случаю, в Москве с проживанием были большие затруднения, вот я и решил эту проблему - авантюрно, но оригинально и просто. Днем я ходил на процедуры, вечером: на митинги, в театры или на футбол. А на ночь приходил на Белорусский вокзал, брал из ячейки свой рюкзак, ставил в скверике палатку и спал до утра. Правда, каждую ночь меня беспокоили алкаши: им был нужен стакан, и милиционеры: им был нужен мой паспорт и узнать причину такого моего «поведения». Однажды, я был даже арестован. Как-то, ночью, а в сквере не было освещения, я, уже привычно, - на ощупь, - устанавливал палатку. Как вдруг на меня кто-то налетел сзади, меня повалили на газон и скрутили. Оказывается, один, очень бдительный прохожий, не разобрал, в темноте, чем я занят,  доложил милицейскому патрулю, что кто-то, в сквере, убил человека и в темноте шмонает его. Потом, все вместе, мы долго хохотали... Ну, вот так я и избавился от очков...
        Мне тоже стало смешно и я от души расхохотался. Потом налил в стаканы нам немного коньяку, поднял свой стакан и произнес, как тост:
        - За Победу!, -  и, через паузу, добавил, - Над очками!  И по очкам!
        Мы громко чокнулись стаканами и выпив, снова сели на свои места. Может быть, это от выпитого, но мне почему-то показалось, что Алексей, рассказывая мне о себе, о своей жизни, совсем забыл о своем горе или просто вытеснил его своими воспоминаниями.  А мне было очень интересно узнать: а что же было потом. И я его попросил продолжить... И