прочей государственной почты, но и вполглаза присматривала за тем, что происходит во всех провинциях. Ведь местные чиновники, исходя из своих карьерных соображений, многие проблемы замалчивают, что и приводит к кровавым бунтам.
Узнав однажды от своих подчинённых о недовольствах колонов и рудокопов в диоцезе Египет, Лев доложил об этом логофету. Тот отдал своевременные команды, и так бунт тот удалось предотвратить. И вот тогда председатель Консистории Льву и сказал:
– За настроениями плебеев во всех уголках нашей огромной Империи надо присматривать! И это задачу я возлагаю на тебя!
И вот так уже несколько лет Лев информировал обо всех случаях недовольства плебса в провинциях соответствующих префектов, оба комитета финансов, обоих магистров армии, а в особых случаях – и начальника дворца. И если где-то его стараньями бунтов удавалось избежать, он этому очень радовался.
В шестом веке историк Прокопий Кессарийский в своём восьмитомном помпезном труде «История войн Юстиниана» написал: «В наше время явился император Юстиниан, который, приняв власть над государством, доведенным до позорной слабости, увеличил его размеры и привел в блестящее состояние. Сам, по собственному побуждению против врагов своих, нуждавшихся в средствах для жизни преисполнил до насыщения богатством, добился того, что в империи воцарилась радость».
Высшие чиновники Госсовета, конечно же, вслух присоединялись к хору славословий в адрес императора, но в личных разговорах с вздохами добавляли:
– Ну, в нашей Империи куда ни пойдёшь – повсюду плебс. А где плебс – там и грех! Ладно бы они лупили друг другу морды. Но они разбивают и статуи императора и членов его семьи! И ещё они творят погромы, поджигают богатые усадьбы и убивают вельмож! А вот этого уже никак нельзя было допускать!!
Чтобы смирить пыл плебеев, императоры Первого Рима возводили для них гигантские амфитеатры, где устраивались гладиаторские бои и проходили казни с участием голодных львов. Но услаждать плебс кровавыми развлечениями в христолюбивой Восточно-Римской империи было недопустимо. И потому великие императоры Нового Рима стали строить во всех крупных городах гигантские ипподромы.
Для поддержания правопорядка во время скачек на трибуны ипподромов поднималась почти вся городская стража, а вдоль беговых дорожек расставлялись, лицом к зрителям, воины в боевых доспехах, с копьями, мечами и большими красными щитами. Кроме того, согласно Высочайшему Указу перед началом конных состязаний обе половины каждого стадиона по очереди вставали и воспевали слова молитв: «Царю Небесный, утешителю души истинный…» и «Богородица, Дево радуйся…»
Плебеи Нового Рима ипподромы полюбили, и молитвы стоя возносили, но во время скачек на трибунах всё равно вспыхивали потасовки. Тогда в дело вступали стражники и лупили всех дерущихся палками, а когда те ломались, они хватались и за мечи и били ими плашмя. Но когда под копытами или колёсами колесниц гибли или получали увечья наездники – стража с потасовками не справлялась, и они выплёскивались в городские кварталы. Побоища между фанатами скачек в Восточной Римской империи были обычным делом.
А основной причиной буйства фанатов было вот что. На всех ипподромах в конных забегах принимали участие четыре партии наездников, отличающиеся только лишь цветом одежд. Потому во всех городах Восточно-Римской империи возникло четыре партии – «Левки» (белые), «Русины» (красные), «Прасины» (зеленые) и «Венеты» (голубые), которые возглавили сенаторы и богатые купцы. Вот они-то и вовлекали своих однопартийцев во всякого рода борьбу.
Так, 11 января 532 года, в золотой век Восточной Римской Империи, все четыре вечно враждующие партии плебеев как-то сумели договориться и пошли единым фронтом против великого императора Юстиниана Первого! Это было знаменитое восстание «Ника», проходившее под лозунгом «Побеждай!». Восемь дней во всём Новом Риме бушевали погромы и пожарища. На Ипподроме огромная толпа плебеев выбрала нового императора – Ипатия. Юстиниан Первый, узнав о том в своём осаждённом дворце, уже отчаялся и был готов отречься от власти, но ему на помощь подоспели два его верных полководца – Велизарий и Мунд. Оба они с большими отрядами воинов пробились в Новый Рим и устроили в нём резню. Только на арене Ипподрома осталось лежать 35 тысяч тел. Провозглашённый толпою император Ипатий был торжественно казнен.
Совесть – это то, что у человека болит, когда всё тело его здорово. И вот потому первостатейный чиновник Лев точно знал, что у историка Прокопия она была. Ведь помимо помпезного труда «История войн Юстиниана» он для потомков тайно написал следующее: «Юстиниан представлял собой необычайное сочетание глупости и низости, был человек коварный и нерешительный, полный иронии и притворств, лжив, скрытен и двуличен. Лгал он всегда, и не только случайно, но даже дав клятвы при заключении договоров…»
Но Лев, как и большинство государственных служащих, понимал, что, несмотря на все личные качества императора Юстиниана (бывшего крестьянина) и его жены Феодоры (бывшей танцовщицы и проститутки) – его правление было выдающейся эпохой в истории Нового Рима. Умный и властолюбивый, жестокий тиран и энергичный правитель, инициатор многих реформ Юстиниан первый посвятил всю свою жизнь осуществлению великой мечты – «Восстановлению былого могущества Римской империи»!
А между тем, самому вельможе Льву через какие-то два месяца исполнялось пятьдесят лет. Эту дату ему хотелось отметить как-то по-особенному, вот только он не знал как.
В своё время, получив первый чин на чиновничьей лестнице (имеющей шестьдесят ступеней), Лев, как водится (приличия ради), заказал трём самым известным писцам Нового Рима – Мефодию, Агафону и Денису – списки всех четырёх Евангелий.
И по истечении оговоренного срока они принесли ему толстую книгу в черной кожаной обложке с золотой надписью – «Новый Завет» (т.е. «инструкция» по спасению души, данная людям самим Богом).
Лев на всякий случай тогда нахмурился. Ведь во всякого рода писанине, и даже в копиях императорских указов, он всегда находил кривые буквы, сползшие строки и многочисленные грамматические ошибки. Но что удивительно, никаких замечаний по такой большой книге он высказать так и не смог. «Да это же подлинный образец каллиграфического искусства!» – подумал он. За такую выдающуюся работу Лев заплатил тем писцам щедро – по золотой намисме.
И вот как-то так повелось, что всякий раз, приезжая из Консистории домой, усталый Лев открывал тот «Новый Завет» на любом месте и наслаждался его каллиграфическим исполнением. И иногда замечал он, что эта книга, будто жаровня, обдавала его теплом. Сначала Лев просто читал наиболее изящно выписанные строки и даже целые абзацы. А вот потом, и сам не заметив как, стал читать всё подряд и даже задумываться о написанном. Чтобы понять иные места в Писании, он стал задавать вопросы своим друзьям – префекту претория Фатию и «ведущему специалисту» комитета финансов Стефану. И они тоже, из уваженья ко Льву, велели слугам найти их списки Писания и стали вычитывать указанные им места.
До здания Государственного Совета и обратно Лев обычно колесил на своей двуколке по центральной улице Нового Рима – Мессе. И вот однажды он загляделся на небольшую деревянную церковь, освящённую в честь «Радующейся Матери Божьей», куда ходил местный плебс. Сам же Лев был горд тем, что по церковным праздникам посещал Святую Софию. Там посреди многолюдья он лобызал мощи Апостолов, святые мироточивые и благоухающие иконы, подле которых довольно часто происходили исцеления и иногда слышались ангельские голоса. И вот, глядя на эту небольшую церковь, Лев подумал: «А какая у Матери Божьей была самая большая радость?»
И этот вопрос он задал своим друзьям. И потом все они порешили, что наибольшей для Неё радостью является Рожденье Богомладенца и возможность видеть Его!
Помимо службы Лев, Фатий и Стефан встречались по и субботам в термах Зевксиппа, что примыкают к Большому Императорскому дворцу и к Ипподрому. Все знатные господа, посидев в парильнях и накупавшись в бассейнах, гуляли в белых тканях по её палестре. Ну, а все плебеи пребывали голыми в самих термах.
Поздней осенью и на палестре бани, и во всех домах Нового Рима становилось зябко и сыро. Ну, а в самих термах Зевксиппа всё равно было тепло. И поэтому туда со всего города стекалось много людей.
И вот в одну из суббот поздней осенью Лев приехал с утра в термы. Там он несколько раз посидел в забитых людьми парильнях и искупался в бассейнах с прохладной и тёплой водой. Потом обернулся в принесённую с собой белую ткань и отправился гулять по полным людей полутёмным банным залам и переходам, высматривая каких-нибудь знакомых или друзей. И вот у массивной квадратной колонны, стоящей у бассейна, над которым стелился пар и где с гомоном купалось множество народа, он разглядел Мефодия – одного из тех трёх писцов, что изготовили ему такой замечательный список Писания. Сам Мефодий и три стоящих подле него незнакомца были покрыты светло-серыми банными тканями. Лев подобрался к ним поближе через галдящую толпу, чтобы услышать, о чём они говорят.
– Государи мои… – говорил сам Мефодий. – В приморском Тире, у Рыбного рынка, один догадливый финикийский купец устроил загон для скота. Многие состоятельные поклонники берут у него внаём коней, верблюдов и ослов со слугами. Стоит это недёшево, но зато состоятельные паломники могут поехать на Рождество в Вифлеем на верблюдах – как волхвы! Мы вот, по бедности своей, смогли нанять у него только мальчика-погонщика с двумя верблюдами, чтобы он вёз весь наш груз. Но зато нам очень повезло с проводником. Он оказался иноком, знающим все дороги – и земные, и небесные. Тот инок показал нам всю Святую Землю с её святынями и рассказывал на всех привалах и в пути так много интересного и душеполезного, что мы вернулись в Новый Рим совсем другими людьми. От города Тир до Иерусалима и Вифлеема, через всю Святую Землю, со многими остановками, мы дошли за тридцать дней.
Святая Земля, она – как гвоздь в сердце: она теперь каждый день напоминает о себе. В монастыре Вертепа Господня стараниями его настоятеля, родом римлянина, сейчас ведутся большие строительные работы. Вокруг величественного собора, построенного над Вертепом Господним равноапостольной царицей Флавией Юлией Еленой Августой, он всё вымостил белыми гладкими камнями. И уже скоро в монастырской ограде будет достроена большая трехэтажная гостиница для паломников. Нам довелось пожить в ней одними из первых. Комнаты там большие, потолки высокие, и во все её окна вставляются зелёные стёкла.
Государи мои, смена ветров на Великом море – когда только и возможно вернуться из Тира в Новый Рим – случается раннею весною. Вот мы, все трое, и решили прожить эти два месяца на послушании у настоятеля Вифлеемского монастыря. Сначала монастырский
| Помогли сайту Реклама Праздники |