Федрус – ничей сын (По материалам 6-го века.)

Красного моря и прошли чрез него.
          Тот же самый авва Стефан навестил авву Олимпия в Лавре Герасима, что стоит близ святого Иордана, и спросил у него:
          – Как можешь ты переносить столь сильный зной и такое множество
насекомых?
          – Я терплю насекомых, чтобы избежать неусыпающего червя, равным образом переношу и зной, боясь огня вечного. Все это временно, а то не имеет конца…
          Один язычник-сарацин рассказал нам, как он ходил на охоту, на гору аввы Антония, что стоит в Аравийской пустыне:
          – Подхожу я к горе и вижу сидящего инока. В руках у него была книга, которую он читал. Иду прямо к нему, чтобы ограбить, а может быть, и убить. Вот я приблизился к нему.
          Он же простер руку ко мне и сказал:
          – Стой!
          И я простоял так двое суток, будучи не в состоянии двинуться с места.
          – Ради Бога, Которого ты чтишь, отпусти меня, – стал просить я его.
          – Ступай с миром! – сказал инок.
          И я получил возможность уйти с того места, на котором стоял»…
          На пути в святое место Битон авве Конону встретились евреи и хотели его убить. Они бросились к старцу и подняли мечи, чтобы нанести смертельные удары. Но их руки как бы окаменели, сделавшись неподвижными. Потом старец совершил над евреями молитву, и они удалились, радуясь и прославляя Бога.
          В Кутерийской пустыне всю свою жизнь прожил старец Ианф. Однажды в то место пришли сарацины. Увидав старца, один из них обнажил меч и бросился на него. Старец устремил свой взор к Небу и воскликнул:
          – Господи Иисусе Христе! Да будет Воля Твоя!
          И во мгновенье земля разверзлась и поглотила того сарацина…
          Настоятель монастыря святого Евфимия, авва Геронтий, рассказал нам такую историю:
          – Трое восков находились по ту сторону Солёного моря, близ Висимунта. Двое из них пошли по горе, а один, бывший отшельником, пожелал идти берегом моря. Ему повстречались сарацины, бродившие в тех местах. Они уже прошли мимо него, как вдруг один из них вернулся и отрубил голову отшельнику. Те два воска, что были на горах, смотрели на это издали и плакали. И вдруг они видят, как сверху на того сарацина спустилась большая птица. Она схватила его, взмыла вверх и бросила наземь. Сарацин упал и разбился на части…
          Гора Аман стоит на юге Ливанских гор.
          Один из отцов, живущих там, нам рассказал:
          – Однажды я взошел на гору и увидел там пещеру. Войдя в неё, нашел отшельника, склонившегося на колена, с руками, простертыми к небу. Волосы его, ниспадая с головы, касались земли. Полагая, что он жив, я поклонился ему со словами:
          – Помолись обо мне, отче!
          Ответа не было. Тогда я приблизился к нему, чтобы приветствовать его, но, дотронувшись, понял, что он уже мертв…
          Потом я зашёл в другую пещеру и нашёл там другого отшельника.
          – По добру ли пришел, брат? – спросил он. – Заходил ли ты в пещеру к старцу?
          – Да, отче…
          – Получил ли что-нибудь там?
          – Нет....
          – Да, уж пятнадцать лет прошло, как он скончался…
          А между тем он выглядел так, будто скончался не более часа назад.
          Второй старец совершил обо мне молитву, и я удалился, славя Бога.
          В небольшой пещере в горах Ливанских около семидесяти лет подвизался старец Юлиан, не имевший ничего в этом мире. Но, чтобы он мог читать книги, каждую ночь его пещеру озарял Небесный Свет.
          У одной из ливанских гор местные жители много раз видели ночью свет. Взяв с собою оружие, на случай встречи с дикими зверями, они поднялись на гору и остались там до утра. Под утро из скалы заструился свет. Там был вход в пещеру. Войдя в неё, они нашли умершего отшельника. На нем была власяница из козьей шерсти и плащ из пальмовых листьев. В руках у него было серебряное распятие, а рядом – папирус с надписью: «Я, смиренный Иоанн, скончался пятнадцатого индикта». Исчислив время, местные жители поняли, что он умер семь лет назад. А на вид он был, будто скончался только что. Тело того отшельника местные жители похоронили в своей церкви…
          При другом отшельнике, найденном в пещере в тех же местах, на черепе было начертано: «Прости меня, отче, что я никогда при исполнении своего правила не обращал своих мыслей к земному».
          Авва Иордан нам рассказывал, что пленник сарацинов, юноша замечательной красоты лет двадцати, умолял, чтобы я освободил его.
          – Возьмите лучше меня, а его отпустите, – сказал Иордан сарацинам.
          – И выкупа не возьмём, потому что мы обещали нашему жрецу, если найдем что-нибудь хорошее из плена, то принесем ему для жертвоприношения, – ответили те ему.
          Тогда Авва Иордан, повергшись пред Богом, произнес:
          – Спасителю наш, Господи Боже, спаси раба Твоего!
          И тотчас три сарацина, объятые бешенством, обнажили мечи и изрубили друг друга. Юноша не пожелал уйти от Аввы Иордана и отрекся от мира…
          Ночью авва Маркелл встал для совершения правила и услышал звуки труб, как бы на войне. Смущенный этим, старец подумал: «Откуда этот звук?» И тотчас он увидел пред собою демона, который сказал ему: «Нет, теперь война! Если же не желаешь воевать и подвергаться нападениям, – ступай, ложись и спи, и не потерпишь нападений»…
          – А что, брат мой, тот демон хотел от аввы Маркелла? – спросил у него Кирилл.
          – Да чтобы авва Маркелл сам оставил ночную молитву Иисусову, которая была у него особенно сильна, – ответил Евтихий и добавил: – Сейчас среди апостольских христиан она начинает твориться всё шире, с благословления старцев, и только на Святой Земле. Столпники, отшельники и затворники постепенно заменяют ею все свои прежние молитвы. Они творят её постоянно и умеют молиться ею даже во сне.
          Как инок я тоже творю её понемногу, но только для покаяния. А ещё все иноки ограждают себя ею от врага как тем же щитом. Пока мы творим её – ни один демон и ни сам дьявол не может приблизиться к нам, так как привлекаемая ею Благодать обессиливает их, и если сами они не отступят, то Она их сожжет.
          Творить Иисусову молитву постоянно очень опасно. Неопытного подвижника она поднимает высоко в небо, и там к нему со всех сторон слетаются, как будто бы черное вороньё, но невидимо, лукавые демоны, и начинают его тонко искушать. И как только он хоть в чём-то с ними согласится, то с высоты той сразу же упадёт и разобьется на части. Перед тем, как мы отважимся творить апостольскую молитву для совершенства, нам нужно победить в себе все страсти – делами, им противными, а также покаянием, молитвами, всяким добрым делом и терпением. Вот так очищаясь, мы всё больше сораспинаемся с Христом и в Него погружаемся. И для того, Марк, чтобы приступить к постоянному сотворению молитвы Иисусовой, нам нужно пройти долгое послушание у великих пред Богом старцев, видящих внутренним взором всякое коварство врага.
          Творить молитву Иисусову для покаяния из-за краткости её тоже непросто. Но насколько она мала – настолько и совершенна. Молитва эта состоит всего из семи слов, но содержит три имени Бога, одно произношение которых привлекает обильную Божественную Благодать. Все отшельники, да и иноки, живущие на Святой Земле, творят Иисусову молитву одним из пяти известных способов. Но все они, почему-то, не подошли для меня. И вот, немало сокрушаясь о том, я сам понемногу нашёл её подходящее для меня прочтение. И вот сейчас, во время ночной молитвы, иногда на меня нисходит такая Благодать, что я не могу потом спать. Вот слова молитвы Иисусовой: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня!»
А главную молитву, данную самим Христом, – «Отче наш…» и архангельское образование – «Богородице Дево, радуйся…» надо научиться творить от сердца, со всею силою духа…
          Молитву Иисусову я читаю, если сказать так можно, в историческом ключе. Она выходит у меня на одном дыхании, с разделеньем краткими паузами на четыре части. Говоря: «Господи» – я обращаюсь к Богу Сыну, как к безмерному Духу, бывшему от начала времён. Говоря: «Иисусе Христе» – я обращаюсь к Нему так, как сказал бы, встретив Его в жизни земной, на Тирском тракте. Говоря же: «Сыне Божий» – я обращаюсь к Нему, как к Владыке Земли и Неба, уже сидящему «одесную Отца» на судейском месте на Небесах… Со словами: «Помилуй меня!» – я припадаю пред Ним как пред самым высшим Судьёю.
          Старцы говорят, что лучше всего Иисусову молитву творить вместе с крестным знамением и земными поклонами. И ещё для большей чёткости сотворения этой молитвы я на призыв «Господи» ставлю три перста на чело, как бы знаменуя Его звезду. На призыв «Иисусе Христе» я делаю вертикальное движение к животу, и это получается, как бы, столб креста. На призыв «Сыне Божий» – ставлю горизонтальную перекладину на плечах. На призыв «Помилуй меня!» – делаю пред Богом земной поклон. И теперь, когда я без счета творю земные поклоны, то ощущаю, как молитва Иисусова звучит во мне сама.
          Те, кто со всею душою творят молитву Иисусову понемногу, только для покаяния, замечают, что белее становятся изнутри. Молитву эту хорошо творить в дороге, когда ты пребываешь в пещере ночью или в лесу один, и когда в её теплоте отходишь ко сну. Каждое четко выполненное крестное знамение привлекает на нас столько же Благодати, как и одна молитва Иисусова. Тот, кто стяжал хотя бы немного Благодати, ощущает сам, как надо складывать руки во время молитвы. Если ты, брат, пожелаешь ещё улучшить свою молитву, то проговаривай слова её четко, вдумчиво, пребывая в благоговейном состоянии, как будто предстоишь перед Самим Богом, с болью в сердце за того, о ком просишь. Всё это мы можем бесконечно совершенствовать и умножать, и так становиться ближе к Богу. А когда мы начнём наполняться духовною силою, вот тогда к нам и благодатные слёзы сами придут, и еще, быть может, что-то по Милости Божьей мы получим.
          – А возможно ли, брат, видеть нам Бога каждый день?
          – Всякая наша встреча с человеком должна стать нашей встречей с Богом. Как-то увидеть Его самого мы можем только по Милости Его. Когда мы хотя бы немного очистимся и придём в меру свою, вот тогда наши старцы нам сами что-то подскажут…
8. Господа и плебс Нового Рима
          В шестом веке, в Новом Риме – в самой большой, в самой богатой и самой красивой столице мира, сияющей золотыми крестами и куполами – жил первостатейный чиновник Лев. Сам Лев занимал пост начальника императорской курьерской службы в Консистории – в Центральном государственном управлении Восточной Римской империи. А само учреждение это размещалась в большом двухэтажном здании с колоннадою на северной стороне форума Константина, недалеко от Имперского дворца.
          Тот Лев принадлежал к высшему сословию конников и имел весьма приличное состояние. Был он наполовину римлянин, наполовину грек – высокого роста, статного сложения; имел жену и детей.
          Сам Лев о службе своей говорил так:
          – Мы связуем воедино всю нашу великую Империю и бережем её от всяких внутренних неприятностей!
          И в самом деле, курьерская служба его занимались не только доставкой императорских указов и всей