Каба́.

- Действительно неожиданный вопрос,- произнесла тетя Нина, и от того, что ее голос звучал мягко, почти нежно, у Игоря отлегло от сердца. - Я тебе расскажу кое-что. Может, ты уже знаешь, что мы с твоим папой короткое время встречались?

Игорь выпучил глаза и мотнул головой: типа нет. Предки ему действительно этого не рассказывали, но сейчас Игорь все равно ломал комедию: о чем-то таком он всегда подозревал. Так что и не удивился особо, а сделал лицо.

- Да, встречались, даже целовались. Но ничего серьезного, и мама твоя в курсе, так что все по-честному. Мы были как ветер в поле. Месяц — с одним ходишь, потом — с другим, я встречалась почти со всеми пацанами со двора, папа твой встречался со всеми девчонками со двора. Как-то мы стояли с Сергеем в подъезде поздно вечером, и он рассказал мне историю из детства. Когда они поехали в деревню на ночь глядя и видели НЛО. Знаешь эту историю?

- Конечно!- вскричал Игорь.- Там был Чужой еще! Ломился в двери всю ночь, и собаки ночью выли.

- Точно, эту самую. И потом, когда он закончил рассказывать, он добавил, что верит в пришельцев. Верит, что обломки до сих пор лежат где-то в лесу. Не шибко тщательно они тогда искали с пацанами, больше для вида. И твой отец сказал, что, когда у него будет сын, который немного подрастет, он хочет пойти с ним в этот лес и все-таки поискать основательно. Если потребуется, то на несколько дней, с палатками. И что-то они обязательно найдут. Сказать, что я была поражена, это ничего не сказать. Ему было… Погоди, мне было 14, значит ему было 16-17 лет. Слышать такое от пацана в 17 лет мне еще не приходилось. Я даже потом от более взрослых мужиков такого не слышала. Ну то есть в 17 лет пацаны вообще не думают о таких вещах: семья, сын, поход с ночевками. Меня тогда это сильно потрясло, и до сих пор меня это удивляет.- Тетя Нина посмотрела на Игоря, у которого к горлу подкатил мокрый ком, и добавила:- Он всегда тебя искал, Игорь. Всегда хотел, чтобы ты был. Он загадал тебя еще тогда, до армии, когда был как ветер в поле и встречался со мной просто так, да и я с ним — просто так. И совсем не важно, ходили вы или нет искать эту летучую тарелку - это совершенно не важно. Ты ведь понимаешь?

Игорь понимал. Он кивнул, потому что не доверял своему голосу. Без мечты? Как папа может жить без мечты, - так он себя спрашивал? А с чего он вообще решил, что нужно мечтать только о неземных мотыльках? Кто дал ему, Игорю, школопендре, право судить? Разве человек не может мечтать о том, чтобы оставаться Чжуан-Цзы? Обычным человеком? Мечтать о том, чтобы просто ходить на работу, просто воспитывать сына или дочь, просто целовать жену с утра и вечером, просто с утра совершать покупки, а вечером наслаждаться обедами, летом ходить по грибы, а зимой — на лыжню? Почему вообще человек обязан быть заложником своей мечты, рабом своей мечты? Почему он обязательно должен хотеть написать книгу и прославиться на весь мир, написать стихи и прославиться на весь мир? А может — ну ее, эту космонавтику, это призвание, эту известность, это величие, это богатство, ну их, эти чины и звания? И ну их, эти гениальные произведения и картины, первые из которых муссируют в мир тонны лжи, служа Кабе, а вторые всегда предлагают альтернативу в обмен на совесть, служа Кабе. В топку! И мечтать лишь о том, чтобы дома жил мальчишка, похожий на тебя, просто ходить на работу, пока этот мальчишка растет, просто жить рядом с ним: ты — со мной, а я — с тобой?

Игорь вдруг осознал, что из глаз сейчас потечет, и поспешил сменить тему:

- А эта Валентина Ивановна, она жива еще?

- Нет, к сожалению! Иногда хорошие люди умирают в одиночестве, это очень печально. После того, как мы расстались, я ее даже ни разу не навестила. Я так-то думала об этом. Но всегда передумывала. Она была репетитором для меня, на личные темы мы не переходили. Я думала: приду, а она удивится и спросит, чего я тут забыла. И я буду чувствовать себя попрошайкой, как будто я примазываюсь. Это сейчас я понимаю, что она была бы рада, а тогда… Молодость…

Игорь серьезно кивнул, вновь вспомнив Виктора Петрова. А как сам Петров отнесется к тому, если Игорь завалится к нему в каком-то гипотетическом будущем? Вспомнит вообще?

- А детей у нее не было?- спросил Игорь, сам не зная, зачем.

- Не было. Были какие-то родственники через пень-колоду. Когда Валентина Ивановна перестала выходить на связь, снарядили делегацию и нашли ее дома мертвой. Мне родители потом рассказывали. И еще кое-что нашли.- Тетя Нина взглянула на Игоря с сомнением, спрашивая себя, стоит или не стоит. Решила, что стоит:- У нее дома все стены были исписаны формулами. Все обои. Как будто она перед смертью пыталась доказать какую-то теорему. А может, и доказала, что-нибудь такое, как Перельман. Мы этого уже не узнаем. Родственники хотели быстрее продать ее квартиру и поделить деньги, поэтому все надписи быстро замазали. Может быть, они замазали Нобелевскую премию.

Игорь поежился, глядя в свою пустую чашку из-под чая.

- В общем, я перенимаю эстафету,- подвела итог тетя Нина и улыбнулась, и сейчас она вновь отправила воспоминания о Валентине Ивановне на дальнюю полку.- Берем учебник, берем задачник, и начинаем одиссею. Тащи их сюда, приступим.

И они приступили.

Первую неделю учебного года Игорь ознаменовал тремя двойками, тем самым став призером олимпиады двоечников. Причем все три — за один присест. Ему явно удалось войти в анналы, на радость всем, особенно — себе самому.

Первую он схлопотал с утра, не успев остыть после марш-броска от дома до школы. Не задалась алгебра. Двойку влепила новая алгебраичка, попутно — новая Классуха; ее звали Шифоньер. Шифоньером та была знатным, крупногабаритным, с массивными, покачивающимися антресолями, старой модификации,- бабушкиным. Ни с какой стороны не икеевский шифоньер, уж можете поверить! Дерек тщательно подбирал кандидатуру на место уничтоженной Надежды Шиляевой, он выбрал Шифоньер и не прогадал. От Шифоньера, утюжившего коридоры школы, разбегались кошки, звери и дети, уворачивались учителя, да кто угодно бы уворачивался, даже Сам. Шифоньер была незыблемой. Еще ее звали Влада Вячеславовна, и класс очень долго тупил, путая — Влада Вячеславовна, Слава Владиславовна, Слада Власлиславовна, - короче, еле запомнили.

Шифоньер не забавлялась демократией, с первого же дня подвязала класс на веревочки и точечно дергала, повелевая. Стремительно упрочнялась вера в то, что любой несогласный вполне может отхватить в дыню, без расовых или гендерных скидок. Однако Шифоньер знала правила игры, Влада В. очень хорошо их знала. Те, кто надо, получал в табель то, что нужно. Игорь в число «тех, кто надо» не входил. Двойка Игорю!

Второй двояк выпал по биологии. Игорь слабо разбирался в биологии. Его не интересовали внутренности и состав живых организмов, его увлечением были человеческие души. Он никогда не смог бы описать куст, мимо которого прошагал, или деревья, которые растут за домом, или одуванчик, на который помочился. Зато он мог бы в подробностях расписать процесс внутренней деградации биологички. Часть первая: бросил муж. Часть вторая: стала искрить феминистскими комментами в соцсетях. Часть третья: начала срываться на школьниках. Часть четвертая: обрезала волосы, у нее были действительно роскошные волосы, в противовес обезьяньему лицу; теперь же осталась одна обезьяна. Часть пятая: есть подозрение — квасит.

Игорь тучей проплыл к своей парте, посиневший от двух двоек. Класс проводил его привычными ободряющими смешками. Капец, смешно. Он плюхнулся рядом с невозмутимым, наполовину-девственным Романом Гунько. Несмотря на столько лет соседства, они не проделали и нескольких шагов к сближению, оставались соседями, которые «здрасьте-здрасьте». Ромку устраивало. Игоря тоже.

Когда на последнем уроке тонкая, иглоподобная географичка влепила ему третью «пару» за то, что он придумал, будто белый медведь живет в Антарктиде, больше никто не смеялся. Класс наблюдал за Игорем с тревогой, как за больным СПИДом. Сопровождаемый панихидным молчанием, он вернулся за парту, и лишь Леха Воробьев негромко обронил:

- Мещеряков, готовь ремень.- Но в голосе не слышалось издевки.

После школы, шагая в сторону дома, Игорь вспомнил тетю Нину. Слава небесам, что сегодня не было физики! Он бы точно словил «пару» по физике, потому что именно так работают черные дни. А потом ему пришлось бы тащить эту новость на загривке тете Нине. Ведь встречи выходного дня они не прекратили с наступлением первого сентября. Тетя Нина посчитала, что Игорь делает весомые успехи, и призвала к продолжению.

Домой идти не хотелось, Игорь решил дать кругаля, проветриться. Он полагал, что будет и дальше думать о тете Нине и ее гладкой коже, ему нравилось думать о ней. Но вместо этого он думал о Викторе Петрове. О том, что этот человек очень грустный, хоть и успешный. О том, что Виктор Петров боится Кабу — боится даже больше, чем Игорь. Он попросил у нее, это стопроцентно. Но не стал расставаться с мечтой и довольствоваться пресными, безрадостными благами, он посмел достичь цели; такое не прощается. Каба ждет своего дня, и Виктор Петров это знает, и Игорь ничем не может ему помочь, потому что в этом условно сплоченном мире, где докапыльщиков рать, и все друг друга торкают, колонны автомашин, море соцсетей и форумов, куча общественных организаций и коммуникационных каналов, - в этом перенаселенном мире у каждого — своя Каба. А еще Игорь отдавал себе отчет, что совершенно забил на любые рекомендации Виктора Петрова. Он продолжает жить, как жил. Ни в чем он не пытается реализоваться. В физике, разве что.

Игорь уже давно развил свои «боковые» чувства до остроты кошачьих усов. Хватило уголком зрения зацепить компашку пацанов возле подъезда, и все его индикаторы загорелись, как на Фукусиме. Он не взглянул на них, на этих ребяток, он шагал по чужому району; они оставались тенями. Но они были угрожающими тенями, это как пить дать.

Игорь двинул прочь. И тут же пожалел об этом: пока его просто изучали, но теперь он сам дал повод для знакомства. За спиной раздалось бодрящее:

- Э, куда пошел?! Слышь? Сюда иди! Э, ты, слышь? Как тебя там, слышь, замороженный?

Судя по тембру голоса, пацан примерно его возраста взывает к моральной ответственности. Игорь не повелся; вжав голову в плечи и делая вид, что не слышит, он семенил прочь, сдерживаясь, чтобы не задать галопчика. Он держал курс в сторону детской площадки, рассчитывая на то, что там — мамаши с колясками. Даже если не заступятся, то хоть гвалт поднимут.

- Куда втопил, не узнал, что ли?!- вдохновленно неслось сзади.- Как тебя там, э! Сюда иди, ебты! Мне бегать за тобой, что ли?