академия, Шляхетский корпус, Академия художеств и Московский Университет (со времён Хераскова) - находились под неусыпным и жёстким интернациональным контролем и бдительным интернациональным оком. Там процветали сугубый либерализм и космополитизм, культ Запада и золотого тельца и совершеннейшее безверие. Все ключевые командные посты там занимали масоны - марионетки мировой “закулисы”, верные слуги тайного мирового правительства с берегов Темзы и Альпийских гор, что после правления Петра I (прозванного “великим” для отвода глаз) тотально хозяйничало в России. Оно сосало из России природные богатства, деньги и кровь в виде бесконечных губительных для нас войн в Европе - и при этом при всём мешало Россию с грязью, откровенно принижало нас в глазах остального мiра, отнимало у нас Великую и Славную Древнюю Ведическую Историю и Культуру. Оно же через своих многочисленных ставленников при Дворе доводило до абсурда, до идиотизма даже любое доброе начинание кого бы то ни было из верхних эшелонов власти, умело меняя задуманные ориентиры на прямо-противоположные. Задумку М.В.Ломоносова, например, создать в Москве первый российский классический Университет, проникнутый державно-патриотическим Духом, оно исказило и испохабило до неузнаваемости. Какой там державно-патриотический дух?! откуда ему было взяться?! - если российские академии, университеты и лицеи при Романовых были сознательно и очень умело превращены в “помойку”, в источник духовной проказы и эпидемий! И чего удивляться теперь, что они поставляли Империи в течение 200-т лет озлобленных неврастеников в основном, убийц-террористов, диссидентов и лишних людей. Всё, вот вам и весь “почётный” список!... {1}
Поэтому не так уж и не прав был гениальнейший и прозорливейший В.В.Розанов, с грустью утверждавший когда-то вперемешку с глубокой болью, что “вовсе не университеты вырастили доброго русского человека, а добрые, безграмотные няни”. Солидаризировался с ним в этом вопросе и бывший масон Жозеф де Местр, ещё при жизни Александра I предсказывавший, что Россию погубит “Пугачёв, который выйдет из Университета”. А лакей мировой закулисы Герцен, вспоминая университетские годы, писал: “Мы были уверены, что из этой аудитории выйдет та фаланга, которая пойдёт вслед за Пестелем и Рылеевым, и что мы будем в ней”.
Хорошенькая там у них, вероятно, собиралась компания, не правда ли - у Герцена с его дружком Огарёвым?! Русским патриотично-настроенным юнцам, во всяком случае, любившим и ценившим свою родную страну больше жизни, - таким, как М.Ю.Лермонтов, например, бросившим Московский Университет после второго курса, - там делать было совершенно точно нечего.
[Подробнее об этом: почему университеты России были превращены Романовыми в логовище Революции, - читайте в моей работе «Династия Романовых-Захарьиных в критическом ракурсе. Беглый исторический взгляд на наше прошлое»]…
6
Не избежали сей жалкой участи - разлагающего атеистическо-космополитического иудейского влияния - и Благородный пансион с Царскосельским Лицеем, увы. Лицей, например, задумывался в 1811 году как школа для “юношества особо предназначенного к важным частям службы государственной”. А в действительности, как и другие высшие учебные заведения после-петровской России, он превратился в рассадник масонских и вольтерьянских идей, в один из центров воспитания молодёжи в духе политического нигилизма и вольномыслия. Царскосельский лицей (Александровский после 1844 года) подготавливал лицеистов не столько к государственной службе на благо Родины, что прямо заявлялось в его уставе, сколько как бойцовых собак натаскивал их к вступлению в тайные противоправительственные общества и организации, конечной целью которых было: разрушить все троны и алтари, уничтожить все светские власти и Церковь, ниспровергнуть все госучреждения, сословия и состояния. То есть, под лозунгом свободы мыслей, убеждений и совести атомизировать народы России, как горох по стране рассыпать - и тем самым оставить русского человека один на один с холодным и хищным миром. Чтобы потом, одинокого и беззащитного, поработить его, заставить на лукавого дядю работать. Одинокий, он ведь не сможет никому дать отпор - ибо “один в поле не воин”. Это - общеизвестно! Вот какова была итоговая для каждого лицеиста цель, которая не высказывалась открыто, понятное дело. Приходится ли удивляться после этого, что многие воспитанники Лицея стали впоследствии декабристами.
Друг Пушкина декабрист-лицеист Кюхельбекер и вовсе был в эпицентре тех кровавых событий, стрелял в Великого Князя Михаила Павловича на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. И если бы не заступничество трёх матросов, успевших выбить из его рук пистолет, мог бы запросто брата Царя и убить - не за что. И этим повторить “подвиг” подельника своего Каховского, в припадке ярости предательски застрелившего генерал-губернатора графа Милорадовича, героя Отечественной войны, соратника Багратиона по итальянскому походу, кого сам Суворов трепетно и с любовью называл “Миша”.
Да и самого Пушкина обработали в Лицее в интернационально-разрушительном духе так основательно и умело, что потребовалась двухлетняя ссылка в Михайловское и последующая беседа с Императором Николаем I, чтобы Поэт (по молодецкой дурости и доверчивости вступивший в масоны) вернулся на великодержавные русские рельсы, сделался патриотом России и верным её слугой, каким и был по рождению и по духу.
В составленной позже по просьбе Николая докладной записке «О народном образовании», сугубо консервативной по содержанию, он уже самым решительным образом выступает против того, “чтобы в учебных заведениях существовали порядки, похожие на те, которые существовали в Царскосельском лицее, в котором он обучался”. В записке Поэт осуждает, что во “всех училищах дети занимаются литературою, составляют общества, даже печатают свои сочинения в светских журналах... Должно обратить серьёзное внимание, - пишет он, - на рукописи, ходящие между воспитанниками. За найденную похабную рукопись положить тягчайшее наказание, за возмутительную - исключение из училища, но без дальнейшего гонения по службе”.
Похоже, в его родном Лицее подобной похабщины и крамолы было хоть пруд пруди. А иначе не стал бы он возводить на Alma Mater напраслины…
7
И с Пансионом та же была “петрушка”. Хоть это упорно теперь скрывается. Так, в сочинениях либеральных историков, в слащаво-вышелушенных биографиях из библиотеки Флорентия Павленкова, например, подвергшихся строгой масонской цензуре, все желающие могут прочесть этакую благостную картину, что Благородный пансион Хераскова со дня основания стал якобы заведение особенным и единственным в своём роде за всю историю существование Императорской России. Потому что задачи якобы были уж больно грандиозны и высоки - не много и не мало! Преподавателям и воспитателям Пансиона вменялось в обязанность не только-де вознести своих питомцев к вершинам гордого человеческого разума, научить их думать самостоятельно, самостоятельно жить и творить, но также и воспитать и просветить духовно, приоткрыть им тайну загадочной русской души - в лучших её проявлениях, разумеется, - тайну Божественной Доброты и Премудрости.
Это всё на бумаге и на словах, на которые либералы наши горазды. А на деле… на деле провинциальный молодой вертопрах, попадавший и обучавшийся в Пансионе, по свидетельству Н.К.Шильдера, биографа Императора Николая Первого, подвергался массированной идеологической обработке на протяжении всех годов обучения, после которой он с необходимостью “должен был порицать насмешливо все поступки особ, занимающих значительные места, все меры правительства, знать наизусть или самому быть сочинителем эпиграмм, пасквилей и песен предосудительных на русском языке, а на французском знать все дерзкие и возмутительные стихи и места из революционных сочинений. Сверх того, он должен толковать о конституциях, палатах, выборах, парламентах, казаться неверующим христианским догматам, а больше всего представляться Филантропом и русским филантропом”.
Вот и выходит, что на деле там упорно старались готовить саботажников будущих и нигилистов, завсегдатаев масонских лож и революционных партий; ну и сатириков-хохмачей безусловно, ниспровергателей народных обрядов, святынь и традиций… И не удивительно, опять-таки, что московский Пансион по количеству декабристов не уступил петербургскому Лицею, если не превзошёл его. Из его стен вышли, например, братья Н.С. и П.С.Бобрищевы-Пушкины, П.Г.Каховский, Н.М.Муравьёв, В.Ф.Раевский, С.П.Трубецкой, А.И.Якубович. И все эти люди были в момент восстания на первых ролях, все - из числа самых идейных и убеждённых. А.И.Якубовичу была и вовсе доверена “почётнейшая” и “ответственейшая” роль застрелить Николая I Павловича, с которой он, слава Богу, не справился…
8
Если же отвлечься от духа, царившего в пансионе Хераскова, обязанного рождать по задумке будущих революционеров в России и саму Революцию, во внутренней жизни и распорядке там всё было устроено достаточно разумно и грамотно - это правда. Тут Михаилу Матвеевичу должное нужно воздать: организовал он дело добротно, с размахом - на манер Шляхетского кадетского корпуса, в котором когда-то учился. Шесть классов наличествовало в Пансионе, тридцать шесть предметов преподавали в них. Познавательно-информационный диапазон - широчайший: от математики и артиллерии, ботаники и фортификации до Закона Божия, мифологии и сельского домоводства. Представляете себе - размах! А ведь ещё преподавались история, литература, различные языки; были и уроки искусства: музыки, живописи.
Особое внимание, как ни покажется странным, уделялось изучению русского языка - новаторство, прямо скажем, дерзкое и диковинное по тем лихим временам, когда в различных государственных учреждениях страны и даже и при Дворе постылую чужеземную речь можно было слышать куда громче и чаще, чем слово родное, русское. Это можно объяснить только тем, на скромный авторский взгляд, что и сам Михаил Матвеевич писал на русском, писали на русском и его собратья по убеждениям и перу, по принадлежности к тайным сектам и обществам - Татищев, Кантемир и Фонвизин, Радищев, Сумароков и Новиков; равно как и их многочисленные последователи-эпигоны - Эмин, Попов, Чулков, Захарьин, Львов, Николаев, Княжнин и другие. А всем им, естественно, как людям творческим, нужна была публика и аплодисменты, и грамотные читатели. Отсюда - и такое внимание к простонародному языку, сугубо меркантильное и корыстное, как кажется. И в Московском Университете благодаря Хераскову (в бытность его директором) лекции студентам с 1 января 1768 года велено было читать на русском языке - к большому неудовольствию немецкой профессуры, привыкшей читать на латыни.
Возвращаясь к Пансиону, скажем, что обилие и разнообразие предметов, по логике вещей, должно было бы сильно пугать и озадачивать юных воспитанников, что ежегодно приезжали учиться в Москву, образовательно напрягать их и даже перегружать. Однако ж в действительности никого это совсем не пугало и не перегружало, потому как
