Предсказание (начало)

сторонке, обтачивая готовые подковы, и думал о своем. О том, что он будет делать, когда на княжеский совет позовут? Что сможет сказать толкового? Вероятнее всего, ничего. А сидеть истуканом  или, как глупенькому, со всем соглашаться - это уронить себя в глазах бояр. И княгини. Тогда прикрепится к нему кличка: «женишок»
«Отказаться надо! - вдруг обрел Волох ясную мысль. – Поиграл в колечко – и будет!»
- О чем думаешь? – услышал Волох голос кузнеца.
Волох поколебался, потом сказал правду:
- Отказаться мне надо от жениховства. Какой из меня князь? Смех... и позор.
Гонич внимательно всматривался в его лицо: не кривит ли душой, а на деле ждет  слов вроде тех, что говорил староста? Потом сказал:
- Время еще есть. А пока учись...
Но Гонич не был бы самим собой, если б пощадил его. И однажды высказал ответ на загадку, над которой сам бился:
- Наверное, ты должен подарить ей сына. Вот он и будет настоящим правителем.
Такой ответ, в общем-то, примирил Волоха со своей судьбой. Пусть и жестоко для его гордости, но зато все становилось понятно. «Женишок» одним словом. Только куда его потом?

                                                                                         12 

Человек не может лишь грызть себя тяжелыми думами, должно же солнце сквозь облака пробиваться. И у Волоха было такое воспоминание. И к нему он обращался перед сном, как к согревающему душу. К последнему свиданию с княжной.
После того единственного совместного обеда они накоротке встретились в рощице, где виделись порядочное число лет назад. Впервые они стояли, держась за руки. Какое это оказывается удивительное ощущение - держать за руку девушку! Ладонь княжны утонула в его большой, разработанной в кузне длани. И он боялся, что она будет для княжны слишком шероховатой, мозолистой, потому неприятной. Но княжна сжала в ответ его ладонь. Такая мягкая и твердая одновременно. Они смущенно смотрели друг на друга, и слова не шли на ум, потому вместо слов они улыбались. Еще там, за столом, стало понятно, что порой слова излишни, все, оказывается, можно сказать глазами… и еще вот таким прикосновением рук.
Она уезжала.
- Когда увидимся в следующий раз? – прервал, наконец, молчание Волох.
- Теперь скоро. – И лукаво улыбнулась. – Боги благословили меня на женское дело.
Волох нахмурилось было, вспомнив телодвижение волхва, но тут же согнал тучку со своего лица. Смешно ревновать к обряду, каким бы он ни был. Может, и она когда-нибудь так же потянется к нему навстречу…
Мысль мелькнула метеором, обожгла так, что вспыхнули щеки, и Волох поторопился перевести разговор. Он, наконец, получил возможность задать мучимый его долгие годы вопрос:
- Ты знаешь, почему ведунья указала на меня как твоего будущего мужа?
- Нет. Перед смертью она сказала, где и как тебя искать. И уверила, что от этого брака будет зависеть благополучие княжества. Так и сказала: «Ищите отрока, чья семья пришла из дальних земель, где живет народ «волохи», оттого и у него такое же прозвище».
- И ей поверили?
- Все ее пророчества сбывались. Потому решили послушаться и на этот раз.
Тогда Волох задал еще один занимающий его вопрос:
- Я тебе тогда, в первый раз, сильно не понравился?
- А какой девушке такое понравилось бы? Послали неизвестно куда, к неизвестно кому. И вот вижу тебя… Думала, статного красавца увижу, и старше меня. А явился лопушок…
Волох на этот раз не обиделся на ее слова. Что делать, если он таким и был.
-  И я тебе, вроде, не особо приглянулась, - как бы невзначай обронила княжна.
У Волоха хватило ума не говорить правду, но и лгать он не собирался.
- Да я ничего толком не понял. Что ты хочешь от лопушка?
И они рассмеялись.
Может, еще повспоминали бы о своих коротких встречах, но впереди их ждала длинная жизнь, и они знали по взрослым, как те любили возвращаться в молодость со всем этим: «А ты помнишь..?» Так зачем спешить? Если бы они знали, что им осталось с полгода, не более…

                                                                                      13

Люди издавна знали, что раз в двадцать-тридцать лет в степях не весть почему вырастала огромная стая саранчи, которая бурей неслась по полям, сжирая все, что поднималось над землей выше локтя. А в лесах могли расплодится в немыслимом числе грызуны, после чего лисы, совы и прочие охотники жирели так, что плохо бегали и летали. Точно также время от времени в далеких краях собирались полчища человеческих хищников, и они устремлялись вглубь соседних земель, грабя и круша все на своем пути. Люди не удивлялись ни первому, ни второму, ни третьему. Они понимали: грехов к тому времени накапливалось столько, что богам ничего не оставалось как послать им наказание, указав, пусть и потаенно, путь к очищению. А какое очищение может быть лучше, чем  огонь и кровь? И люди брались за уборку нагаженного ими. Пылала степь, изничтожая саранчу; горел лес, очищая землю от грызунов; вооружались и выступали навстречу врагу мужчины, чтобы явить свою доблесть, а не пороки. И на место сгоревшего и погубленного вырастало новое – трава, лес, поколение. Трава становится гуще, земля плодородней, новое поколение – чуть умнее. Так было, есть и будет. Ибо люди греховны и не могут извлечь надлежащих уроков из наказания. Вернее, первое время они следуют стародавним наказам, но потом, с годами, все больше отходят от них, забывая, что пришлось перенести отцам и дедам по делам их.
Но боги милостивы и наказания всегда преходящи. Беды быстро заканчивались. Осенью исчезала саранча. Зимой погибало большинство грызунов, а враг уходил в свои пределы, уволакивая добычу. Вместо погибших нарождались дети, в капищах волхвы старательно привечали богов и духов, уверяя, что люди стали хорошими. И так до следующего потопа бед…
Стая человеческой саранчи называется ордой. Как река вбирает в себя ручьи, так и орда набирается из желающих пограбить и насладиться беспределом. И таких находится в избытке, ибо легче взять чужое быстро, чем создавать свое и долго.
Орда идет, уничтожая все на своем пути, чтобы, во-первых, напугать последующих, а во-вторых, чтоб не досталось другим. В одночасье эта сила уничтожает плоды трудов нескольких поколений. Лишь насытившись, орда становится разборчивей и начинает делить захватываемое на нужное и не нужное. А пока она голодна до наживы и крови – не стой на ее пути, беги! Убежав, жди, когда орда повернет назад и исчезнет за кромкой земли. Если же не уйдет, то – готовь подарки  с признанием повиновения.
Но это после того, как орда насытится. Так что надо знать время и меру, а для этого уже побывать под копытами орды. Однако княжество не ведала еще нашествия орды. И потому людей неожиданность пугало вдвойне. Им казалось - на Небе что-то не заладилось. Кара обрушилась несоразмерная их грехам. Враги не просто грабили, но сжигали все на своем пути, истребляя всех – от людей до скотины. К чему такие жестокости? Кому и за что они мстили – непонятно. Или злые духи помутили их разум? Иным духам уступали дорогу – временно, конечно – даже боги. Такое случается, когда меж богами вспыхивали ссоры, и силы уходили на борьбу меж собой, а на защиту людей ее не оставалось. Вот тогда, почуяв свой час, из глубоких расщелин и пещер в далеких горах, вырывались на свет с торжествующим воплем духи преисподни. Именно такое приближающееся время почувствовала ведунья, по прозвищу Захарья  и скрытым именем Синеслава. Но она не только предрекла большую черную беду, но и указала единственный путь к спасению. Княжеские вняли ее страстному предсмертному предостережению и согласились исполнить ее удивительный наказ, и отправили в неизвестную им доселе деревню последнее достояние княжеской семьи – дочь князя. На том и успокоились. В стольном граде думали, что у страны есть время. Княжна выйдет замуж, родит сына, тот вырастит и станет настоящим князем. Так они поняли наказ ведуньи: мол, пришло время обновить княжеский род. Влить в старые мехи новое вино. Ладно, так тому и быть. Однако ожидаемое, как водится, произошло внезапно, когда княжна даже не стала княгиней. Когда враг напал и стал крушить все и вся на своем пути, бояре не понимали и тому удивлялись: а чем мог помочь деревенский парень, только начавший изучать военное ремесло и не имевший понятия о княжеском управлении? Слишком все быстро завертелось, а княжеские свадьбы на скорую руку не играются. Оставалось одно – покориться судьбе, какой бы она б ни была и при этом не сидеть сложа руки. Судьба не любит покорных.. судьбе!
Однако, чтобы действовать надо много чего знать: с кем имеешь дело, как поступали в таких случаях предки, чтоб не допускать стародавних ошибок, и чем все кончилось, раз все когда-нибудь кончается. Но такого опыта у племен Беловодья не было. И не сказать, что совсем уж его не имелось. Боги всегда заботятся о Памяти. И посылают людям тех, кто способен помнить даже старо-стародавние времена. Их называли сказители. Чтобы людям легче было запомнить и усвоить прошедшее, сказители имели особый дар – складно вещать о днях минувших. Потому люди с их короткой памятью («Помнится, дед нашего старосты был отменным конюхом. Ан, нет, это евно брат был») могли при желании узнать то, что случилось за сотни зим до их рождения. От сказителей люди знали о великом граде Троя, о далеком Риме, и. наконец, о готах, что обрушились на соседей давным-давно, и погубили немало душ. Потому, когда пришли новые готы лишь сказители знали, что от них ждать. Но многим ли пришлось слышать их? Уж больно размножилось в мирное сытое время деревень и градов, чтобы обойти все. Правда, княжеский двор мог их слышать, и услышал!  После чего разные головы задумались. По-разному. Но это всегда так, когда подступает опасность. Одни готовы сражаться, другие прятаться, третьи договариваться, четвертые выждать и примкнуть к победителю, или преуспеть иным каким способом. Разные мысли приходят в разные головы. Дальше все зависит от правителя. Он должен показать, что мысли должны быть единообразными, такими, как у него. Иначе… Иначе на разномыслие есть острый меч, а на погосте все мыслят одинаково: не суетно и не о бренном. Но как быть, если княжий стол  пустовал? Княжна незамужна и молода, значит, в бой дружину вести некому. Нет твердой руки – нет и единомыслия.
Народ замер в сомнении и страхе. Дружина насупилась в ожидании военачальника. Боярский круг переговаривался, косясь на двери, за которыми могли прятаться слухачи. Да и друг дружку побаивались. Кому-то надо было брать на себя бразды. Кое-кто хотел бы, да другие не желали. Знали, если победит, тогда как его стеснишь с высотного места?  А проиграет, и себя погубит, и остальных. Оставалось обращаться к богам и уповать на их милость. И воскурили волхвы дымные костры, и обильно жертвовались дары, но все напрасно. Молчали боги. Но молчание богов порой означало больше, чем их внятные знаки. И кое-кто догадался, и сказал другим: знак уже был и нечего понапрасну тревожить запредельный мир. После чего зашелестело по устам одно полузабытое к тому времени имя: «Захарья… Захарья».
«Ах, вон что. А ведь точно! Она именно о нашем времени, умирая, глаголила, и пальцем грозила: «Не послушаете меня, быть беде великой», - говорили одни. «Так послушали же ее, обрели жениха, пусть и