На склоне лет

молодец. Утешил.
        - Теперь самое важное – своевременно управиться со своим заданием, пока не заглох от стужи дизельный генератор моей «Харковчанки». В противном случае нам придется добираться назад на свои двоих. Это, как ты понимаешь, почти невыполнимо.
        Мой полярный друг был прав. 
        И в самом деле вскоре мы добрались до места без видимых приключений. Правда, как только мы вылезли из кабины наружу нас встретил явно недружественный ветер, который раскачивал тело из стороны в сторону. К тому же температура явно спала еще на пять градусов ниже. Я посмотрел на часы на руке. На них высветилось табло барометра с указанием температуры - 60°С. Да заметно стало прохладнее. Мороз пощипывал кожу на лице. При глубоком дыхании кололо в груди. Я почувствовал, что мне стало труднее дышать. Давало о себе знать наше высокогорное расположение. Конечно, это было некритично. Тем более, что уже шла четвертая неделя нашего пребывания на станции, и мы прошли необходимую, но все-таки не достаточную акклиматизацию к суровым условиям Антарктики. К счастью, Антарктида все еще медлила и не показывала нам свой крутой характер.
        Гряда гор, на которую мы наткнулись, терялась в полярной ночи. Естественно, вершин не было никакой возможности увидеть. Вам, Юрий Николаевич, конечно будет невдомек понять за каким лешим мы отправились в турпоход в горы в полярную ночь. Я сам с трудом понимал такой странный, если не сказать безумный, смертельно опасный турпоход. Я еле уговорил Волгина подняться в горы, дойдя, разумеется, не до вершины, но только для того, чтобы почувствовать на собственной шкуре, что такое подъем в горы в полярную ночь, да еще на Антарктиде. Насколько я знаю, в этом районе Антарктики такой подъем никто еще не совершал. Разумеется, начальнику станции мы сказали только то, что поедем наметить маршрут восхождения на месте. Одних карт не достаточно для этого. Подъем же в горы совершим сразу после полярной ночи перед самым отлетом с ледяного континента.
        Идея совершить восхождение в горы мне пришла во сне. Мне явилась во сне прекрасная женщина. Она представилась самой Антарктидой. И пригласила меня к себе в ледяной дворец, который стоит на самом верху именно тех гор, которые расположены ближе всего к нашей зимовке. Вот мы и отправились туда, следуя ее указанию, вернее, приглашению. Грех отказываться от приглашения такой прекрасной дамы, в чьи владения мы явились как непрошенные гости на зимовку. Тут же она сама пригласила меня. Надеюсь, она будет не против того, что я взял с собой напарника, - без него мне будет трудно выполнить ее просьбу.
        - Друг мой, Ваня, знаешь, о чем я сейчас подумал? – вдруг спросил меня Волгин.
        - Не знаю, но догадываюсь. Ты подумал о том, что за каким лешим я пошел с этим ненормальным в поход. Угадал?
        - Верно. И как ты догадался?
        - Нет ничего проще. Я сам об этом думаю. Впрочем, не поздно еще повернуть назад и вернуться сюда весной.
        - Это после полярной ночи?
        - Естественно.
        - Да, дела. Тогда зачем мы, вообще, сюда поехали? Глупо. Все же раз мы оказались здесь, нужно разведать нам эту местность вокруг, в том числе и вверху.
        - Ничего нам не нужно и тем более тебе, Семен. Ты можешь подождать меня в машине, пока я полезу в гору и обратно не вернусь с маршрута, который мы проложили на карте.
        - Щас. Одного тебя я не отпущу туда. Пойдем вместе, но, если что-то будет не так, то мы сразу вернемся к вездеходу.
        - Ну, конечно, Сема, - как ты скажешь, так и сделаем.
        - Я только одного не пойму: как пришла тебе в голову такая идея пойти в полярную ночь в горы? Что за блажь?
        - Это не блажь, Сема, а сон. Мне приснилась Антарктида в образе прекрасной женщины. Может быть, это сама покойная королева Мод явилась мне во сне. Так вот она пригасила меня в свой дворец, стоящий на вершине этой горы.
        - Так вот, оказывается, чему мы обязаны – твоему сну? Тебе, значит, явилась женщина во сне? Это что – эротическая фантазия, ее сублимация? Ты хочешь бабу, но так как здесь нет бабы, то она является тебе во сне в виде покойной королевы Мод. Ты так удовлетворяешься, что ли?
        - Лучше я не рассказывал бы тебе свой сон. Я не знал, что ты разделяешь точку зрения Фройда на природу желаний человека и его фантазий.
        - Несмотря на то, что я водитель, мне тоже интересно знать, что люди знают, даже такие ученые, как этот Фрейд. Я все же давным-давно, но закончил высшее образование.
        - Кто бы в этом сомневался, только не я. Молодец.
        - Слушай, вот ты говорил о том, что догадался. Может быть, ты уже догадался о том, что будет с нами?
        - Ну, так далеко я видеть не могу, но какое-то метафизическое чувство у меня есть. Мы отправились сюда не просто так. От того, что мы там найдем, зависит многое в нашей жизни.
        - И что мы там найдем? – спросил Семен, ежась от холода, и добавил, хлопая себя по замершим плечам, уже полностью облачившись в альпинистское снаряжение, - Говори скорей, а то мы совсем замерзнем.
        - Точно я не знаю. Может быть, даже смерть. Что делать. Мы все смертны и все там будем, - ответил я, совершая последние приготовления перед восхождением.
        - Где там?
        - Там. Во дворце королевы Мод. Это я пошутил.
        - Ну, у тебя, и шутки, Иван. Мне не смешно. Больше так не шути.
        - Хорошо. Мне только теперь подумалось, что не следует отговаривать человека от задуманного. То, что он задумал, становится его судьбой. Если он умрет, то этого и следовало ожидать. Почему же люди не отпускают его в своих мыслях, горюя о том, что его уже нет с ними и никогда больше не будет в том виде, в каком они знали его? Ведь ему тоже тяжело расставаться с ними? Еще тяжелее. Он оказался там, к чему еще не готов, никто не готов к тому, что его ждет. Безутешное горе близких может отвлечь его от предназначенного ему пути в ином мире, привязав к нашему миру, в котором он уже не жилец.
        - Это, конечно, интересно, но мало внушает нам оптимизма, который нужен, чтобы осуществить то, что мы задумали. Что там гадать о том, что еще не наступило?
        - Правильно, - ответил я, но никак теперь не мог отказаться от мысли, от размышления о том, что связано с миром мертвых.
        Может быть, эту мысль мне подсказала все та же королева Мод, ее видение, ее идея. Это мне нисколько не мешало машинально делать, как опытному горному туристу и альпинисту, то, ради чего мы появились на том месте.
        Я задумался о том, что то, что ждет нас в ином мире, не похоже, совсем не похоже на то, что мы мним себе о нем. Вместе с тем я полагаю, что человек ждет то, к чему он стремится. Чего желает. Ведь человек есть существо желания, душевное существо, а никакое не разумное. И он получит по вере то, чего желает, рано или поздно, когда разуверился и устал ждать. Надо только уметь ждать. Вера, она и есть способность чаяния, как говорил апостол, извещение, весть об уповании, об ожидании, которое невидимо, уверенность в нем, невидимом, как в видимом, его оглашение, высказывание, утверждение в нем.
        Вот взять хотя бы то, что человеку трудно удержать в сознании то, что ему открылось, и быть с ним в момент решения его судьбы. Зависит ли она от того, что ему открылось? То ли ему откроется, что открывалось прежде? Это при том, что он не всегда на высоте своего положения, в сознании, а тем более, в самосознании. Или то, что будет, не нуждается в своем осуществлении в его сознании? Если нет, тогда зачем, вообще, мы нужны? Неужели только в качестве пассивных париев, материала судьбы, на котором она разыгрывает саму себя? Что будет с нами? Или наше изменение есть только исчезновение и больше ничего, нет шанса на продолжение?
        Кто есть тот, кто вершит судьбу? Он, Бог, есть «кто» или «что»? Он в нас как Кто, как Я, или как что, как искра Самого Себя, уже наша душа. Как Он, Его часть, может быть нашей, моей душой? Как я могу стать Я? Могу ли? Он может стать мною, моим Я? Насколько он есть в нас?
        - Знаете, Иван Ефремович, это зависит от того, являемся ли мы его воплощением. Что по-вашему означает известное выражение сравнения нас с Ним: «человек есть образ и подобие бога»?
        - Не знаю, Юрий Павлович, но думаю, что человек имеет образ Божий в душе.
        - Этот образ есть душа? 
        - Нет, Душа это то, что внутри человека. Внутри него, в душе есть Я, внутренний человек. Так он есть образ Бога-Духа. Как этот образ мы есть отражение Бога, его подобие. Наше Я подобно божественному Я, но не есть Оно.
        - Значит, в нас есть не сам бог, а Его отражение?
        - Да, мы есть отражение отражения – мы снаружи есть отражение того, что внутри нас, а оно, в свою очередь, есть отражение того, что есть внутри Него.
        - Выходит, объективно мы есть отражение нашего Я, которое есть отражение божественного Я. Божественное же Я есть отражение Самого Бога?
        - Нет, не так. По этой логике вышло бы так, что Бог был Собственным отражением, отражением Своего сознания. В реальности Бог есть то же самое, что Я Бога. Я Бога есть Его сущность, которая совпадает с Его существованием как с тем, что мы обычно называем «богом».
        - Так вы, Иван Ефремович, следовательно, реалист, вроде святого Фомы.
        - Это лучше вам, Юрий Павлович, знать, как философу. Мне же остается согласиться с вами.
        - Хорошо, мы еще не договорили, но потом можем вернуться к нашей беседе. Прошу вас продолжайте, мне интересно услышать, что было дальше             
        - Что было дальше? Дальше было то, что мне самому верится с трудом. Кстати, Юрий Павлович, я давно хотел у вас спросить о том, зачем мы пишите, для чего? Вы же не популярный писатель? На что выживете? Не на печатный же лист?
        - Я живу на зарплату учителя. Да, я не популярный писатель. Пишу для души, а не для славы или тугого кошелька.
        - И вас читают?
        - Надеюсь, что читают.
        - И для чего?
        - Как для чего? Для души.
        - Для чего же читают популярных читателей?
        - Естественно, для чтения, для информации. Для чего еще? Чтение нужно для контроля над сознанием.
        - Для самоконтроля?
        - Если бы. Впрочем, может быть, и для самоконтроля, если люди стали узлами общей коммуникационной сети. 
        - Классику?
        - Классику можно не читать. Она и так есть, читает ее кто-то или никто не читает, вообще. Она не нуждается в читателях. Она уже находится в вечности.
        - В Боге?
        - Нет, в культуре. Про вечность я сказал абстрактно.
        - Ну, хорошо. Вам лучше знать. Продолжу.
        Мы пошли не в гору, а обошли ее и стали подниматься по пологому склону, как и планировали, составляя на станции маршрут похода. Мы поднимались по склону три часа, начав восхождение в два часа дня. Дошли до отметки на карте на высоте четырех тысяч восемьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Таким образом, мы поднялись на семьсот двадцать три метра, если судить по моим часам со встроенным альтиметром.
        - Да, три часа идти в горы по морозу - 60ºC в полярную ночь при стоковом    ветре. И это все еще перед восхождением. Тут при морозе в - 30 ºС через полчаса зуб на зуб не попадает и холодеет внутри, - невольно прервал его я, делясь своим впечатлением от мороза.
        - Да, тут мороз не мороз. Там, Юрий Павлович, как