На склоне лет

Так что условия зимовки на станции "Восток можно сравнить с теми условиями жизни, в которых окажутся будущие марсиане, - настолько там холодно и безлюдно. Прямо не человеческие, неземные условия жизни.
        До станции я добирался на самолете Ил-76 из Кейптауна через станцию Новолазаревская целых два дня. Я уже порядком подустал, добираясь до Кейптауна через Эмираты из Москвы. А тут еще пришлось задержаться на берегу, где уже собрался отряд полярников на зимовку в составе двенадцати человек. Как раз с ними я должен был перезимовать долгую полярную ночь. Она начинается там уже в марте месяце. Со многими из них я был лично знаком. Особенно я сдружился с транспортником, то есть, водителем дизельного вездехода «Харьковчанка-2» Семен Ильич Волгин, который по совместительству занимался еще ремонтом электрооборудования станции. На станции зимой мало куда на вездеходе можно было поехать. Может быть, только на место бурения льда над реликтовым озером электромеханическими снарядами на грузонесущем кабеле и для метеорологических и геофизических исследований. Этими исследованиями занимались два гляциолога – доктор географических наук Сергей Владимирович Пущин и кандидат тех же наук Виктор Борисович Кольцов вместе с буровым мастером Петром Павловичем Шестопаловым, которого в шутку звали «ППШ» или «Папашей».
        В свою очередь Пущина и Кольцова мы звали «поэтами» соответственно одного – «золотым» по «золотому веку русской поэзии», а другого – «народным». Так мы развлекались на станции своим знанием культуры, ведь на зимовке бывает так скучно и без женщин, что прямо хочется выть волком на невидимую луну. Кстати в районе станции, как на Марсе, нет ни одного живого существа, - ни пингвина, ни тюленя, ни случайно залетевшей птицы, - кроме, разумеется полярников. Но они не в счет.
        В состав экспедиции еще входили доктор экспедиции, профессор, доктор медицинский наук Петр Ефимович Шульц, геофизик Матвей Николаевич Студеный, биолог и океанолог Михаил Андреевич Кондратьев и я собственной персоной как климатолог.
        Начальником этой зимовки был бывалый полярник Александр Петрович Гаряев. Его замом был связист и компьютерщик Степан Шаевич Кроль. Были еще техник-дизелист Тимофей Эдуардович Коровин и повар Василий Осипович Горбанько, который, кстати, держал на камбузеа своего тезку - кота Василия. С ним на пару на станции нас развлекал кенарь связиста, который сидел в клетке в кают-компании жилого блока и развлекал нас своим щебетанием и пением.
        С Семеном Волгиным мы сдружились на почве занятия горным туризмом и альпинизмом. Когда-то, еще в студенческие годы я увлекся горным туризмом. Именно там, в горах меня и заинтересовала странная способность человеческого организма переживать низкую температуру на фоне кислородного голодания. Именно этот интерес лег в основу моих научных занятий климатом. И в этот раз, на последней зимовке мы решили заняться горным туризмом и сходить к ближайшим антарктическим вершинам, пока еще полярная ночь не вступила в свои права и температура не стала такой низкой, что не позволила бы нам осуществить задуманное.  Не буду говорить о многом, так как настоящая жизнь на зимовке и тем более в Антарктике, где просто некуда пойти, была бы полной скукотищей, если бы не борьба с погодой, с самой дикой, фантастической природой вблизи у самого Южного Полюса. Вот почему мы так горели с приятелем идеей подняться на одну из вершин небольшой горной гряды, лежащей сравнительно недалеко от станции. Так что вполне при большой сноровке можно было добраться до нее на «Харковчанке».
        Особенно тяжело для суровых мужчин многомесячное пребывание в замкнутом пространстве без женщин, без их ласкового обращения. Но что делать: они могут стать яблоком раздора между соперниками. Тем более, зимовка – это вам не космическая станция, где люди специально многократно подбираются на психологическую совместимость. И хотя коллектив у нас был вполне научный, но люди есть люди, даже если они интеллигенты. И у них есть свои причуды и капризы, которые в суровых условиях «ледяного безмолвия» могут стать серьезной причиной выяснения человеческих отношений. Это я говорю не о себе, - я давно привык обходиться малым и особо не дорожу человеческими связями, будучи по характеру мизантропом и одиноким человеком. Но вот другие люди могли порядком надоесть своими никому не нужными разговорами да личными отношениями.
        Помню как-то я был на немецкой станции Ноймайер что находится в земле королевы Мод, так там вполне согласно жили душа в душу как муж и жена два огромных мужика. Один из них был собственно, а другой – африканцем, этаким Африком Симоном. Правда, кто из них был мужем, а кто был женой, я так и не понял, настолько они были мягкими и толерантными У нас, насколько я знаю, такого нетрадиционного рода или ориентации отношений не наблюдалось. Хотя намеки на них я ловил иногда во взглядах некоторых представителей нашего пола друг на друге в связи с отсутствием женщин. Ну, скажите, кому особенно хочется получать сомнительное удовольствие в одиночку, просматривая порнографию эту, так сказать, литературу или кино «прямого действия»?
        И все же женщины бывают на Антарктиде, но они, как правило, являются еще большими, если можно так выразиться, «роялистами (мужиками), чем сам король (мужик)». Жизнь на Южном Полюсе способна на многое. 
        Вот поэтому в свободное от своей научной работы время я занимался туризмом вокруг станции, если позволяли суровые условия южной полярной ночи. В турпоход мы пошли на вездеходе с моим приятелем Волгиным к ближайшей каменной гряде в конце марта. Стояла относительно теплая погода, всего – 131°F, что конвертируется в – 55° по Цельсию. Это я вам скажу для Антарктики относительно теплая погода. Холодная погода начинается с шестидесяти градусов ниже нуля. Дул небольшой юго-западный ветер (зюйд-вест). Путь был немалый. К тому же приходилось постоянно объезжать многоэтажные торосы. Мы не заметили, как прошло целых шесть часов, пока мы травили байки.
        Волгин рассказал такую драматическую историю: «Было это лет десять назад. Пошел я в горы вместе с ребятами летом. Тогда мы штурмовали Эверест».
        - Это когда несколько человек так и осталось на Эвересте?  - заинтересовался я.
        - Ну, да, - с паузой ответил он, круто объезжая торос, уходящий в самое небо (он возник прямо перед вездеходом за стеной косо падающего снега). – Дело не в том, что погибли люди. Как ты знаешь, это обычное дело в горах. Суть да дело в том, что я оказался причастен к этому печальному эпизоду. Не знаю почему, но я вовремя не сообщил информацию о том, что ожидается ухудшение погоды на вершине. Там и так дует шквальный ветер, да температура опускается к нижним величинам чуть как не здесь. В «красной зоне» перед самой вершиной катастрофически не хватает воздуха. Мы не решились повернуть назад, потому что у нас уже не было времени для того, чтобы повторять восхождение. Мы понадеялись на русское «авось»: авось, пронесет. Вот и пронесло нескольких над склоном. Не все они уцелели. Это осталось на моей совести.
        - Понятно. Ты, Сема, – настоящий друг и альпинист.
        - И не говори. Но с трудом верится в то, что я сделал это не нарочно.
        - Да, не кори ты, Сеня, себя понапрасну. Что толку? Потерянного не вернешь.
        - Да, ты прямо мудрец, Иван Ефремович. Настоящий полковник царской армии.
        - Что армии, Сеня. Целого фронта.
        - Да, здесь, как на фронте.
        - Откуда знаешь? Ты там был?
        - Конечно, был, в Чечне.
        - Сколько?
        - Три месяца.
        - Участвовал?
        - Приходилось. Там было жарко, здесь холодно.
        - Там занимался восхождением?
        - Было дело. Как в 1942. О нем мне говорил дед.
        - Да, трудно было воевать с «Эдельвейсом»
        - Ты-то откуда знаешь?
        - Читал.       
        - Вот про этот самый «Эдельвейс» мне дед и рассказал. Он служил в одной из «сменных рот», сдерживая наступление этих самых горных стрелков с шевроном в виде горной лилии на Марухском перевале то ли в Абхазии, то ли в Черкессии осенью 1942 года. Так он тоже до войны был альпинистом. Вот и встретил в бою знакомого альпиниста с Австрии. От тоже его узнал. Поэтому и не застрелил раненного деда, крикнув своим, что дед убит.
      - Как деда звали?
      - Тоже Семеном.
      - Да, знатная у вас образовалась фамилия альпинистов по имени «Семен».
      - Верно.
      - Так что же случилось на Эвересте?
        - Ты все о том же. Как ты знаешь, на Эвересте каждый сам за себя. Один Бог за всех. И это Эверест. Секрет этого заключается даже не в том, что там низкая температура и сильный ледяной, ледниковый ветер, а в разряженной атмосфере, в которой просто нечем дышать. От нехватки воздуха кружится и болит голова, идет кровь носом. Образуются тромбы на венах. Они могут разорваться, лопнуть  Один опытный врач говорил мне, что может начаться отек мозга.
        Наверное, я уже находился в таком болезненном состоянии, когда услышал новость об ожидаемом снегопаде и не придал ей большого значения, настроившись на подъем. Когда же до меня дошло, то было поздно. Уже начиналась метель. Мы приняли решение идти на вершину. Хотя следовало тут же спуститься вниз в базовый лагерь или в лагерь по маршруту. Как сказал мой знакомый: «На Эверест не возвращаются».  Эверест не прощает опрометчивых. У тебя есть только одна попытка попасть на него. Поэтому нам на спуске и прилетело. Мы покорили вершину, но заплатили высокую цену за покорение вершины. На спуске у одного просто не хватило дыхания. Это при том, что у него в баллоне еще был воздух. У двух других оборвалась веревка и они упали в глубокую расщелину, из которой их было не достать. Не было ни времени, ни сил. Вот так.
        - Да, не судьба. Одному трудно.
        - Я был не один. Кто тал остался были опытными альпинистами. Они все поняли. Впереди был спуск в ураган.
        - Ясно. «Сам погибай, а товарища спасай».
        - Да, теперь это сказка, но в советское время она могла стать былью.
        - Слушай, Семен, да ты писатель, - заметил я и дружески хлопнул его по плечу.
        - Осторожно, - предупредил меня приятель, смущенный моим замечанием, и пояснил, - иначе перевернемся и окажемся в положении тех, спасать которых некому.
        - Это почему? Ведь я предупредил Гаряева, что мы отправились в горы. И потом мы на связи.
        -  Проверь.
        Я стал по совету Волгина проверять связь, но никак не мог установить ее. Видимо здесь действовала некая аномалия. Здесь и нужно было закончить наш турпоход в горы и вовремя вернуться на станцию. Но тут, как и везде, сработала несгибаемая воля к достижению искомого результата. Тем не менее я предложил напарнику вернуться, ожидая от него прямо противоположного ответа. Его я и получил.
        - Вот еще. Мотор в порядке. Из снаряжения н нас все под рукой. Если что и случится, то помочь себе мы сможем только сами. Где они будут искать нас? Горы – понятие растяжимое. Запомни, друг, трудности начинаются не в начале, а в конце маршрута, при возвращении, когда кислород на нуле, организм обезвожен и потерял десяток килограмм.   
        - Вот