МАЛЕНЬКИЙ ПАМЯТНИК ЭПОХЕ ПРОЗЫ

бумажную журналистику, в женские журналы какие-нибудь – тебе ж нужно писать! – удивлялась я.
- Мне так нравится магия радио, - признавалась Вера. – Возможность работы со звуком, с музыкой…
- А почему не подашься в полноценные ведущие? – ещё больше недоумевала я.
- Там надо держать руку на пульсе событий, политика, экономика – вот это всё… не люблю, - морщилась Вера.
Позже она откроет мне настоящую свою мечту.
Почему мы сблизились? Честно говоря, я даже не заметила, как. Постепенно, слово за слово, день за днём, и мы подружились.
Вера – невысокая, примерно с меня, худенькая тридцатилетняя брюнетка с глазами цвета крыжовника. У неё была забавная верхняя губа: пухлая и немножко выступающая вперёд над нижней, что придавало её облику вид детский, наивный и беззащитный. Вера жила с шестилетним сыном и мамой. Замужем никогда не была. К счастью, её мама всё ещё работала главным бухгалтером небольшой мебельной артели, собиравшейся расширяться до серьёзного предприятия – не хухры-мухры! Так что, добытчик в семье имелся. И он, то есть, она, не попрекала дочь куском хлеба.
- Раньше попрекала, - вспоминала Вера. – Ух, какие у нас были бои и контры! Пока Виталик не родился. А она ведь всю жизнь о сыне мечтала. Мать просто с ума сошла по внуку, и теперь главный её страх – вдруг я уйду и Виталика заберу. Поэтому кормит-поит-одевает, но, зная мой характер, ни слова упрёка от неё не слышу. Я ведь когда-то уходила… и мне было лихо. Она знала и ждала, что я попрошу о помощи. Но я скорее сдохну, - от болезненных воспоминаний у Веры пролегала длинная и глубокая морщина между тонкими бровями. Выражение лица делалось сердитым, и я не решалась выспрашивать, что да как. - И сдохла бы! Пришлось ей тогда меня почти силком из ужаса вытаскивать… из больницы, куда я попала уже беременной. И хорохорилась я, и истерила, и поначалу от любой помощи отказывалась: сама ж виновата была, сама глупостей наделала. Значит, сама и выбираться должна. В общем, знает она меня, поэтому теперь ни гу-гу, – тучки рассеялись, на Верино лицо вернулась улыбка. - Между нами никаких обид. Вот только жаль, что она всерьёз думает, что потеряет Виталика, если я вдруг на что-то рассержусь. Обидно даже! Знаешь, я ведь сроду её этим не шантажировала, как ей в голову пришло?
На самом деле непонятно, как такое могло прийти в голову. Для меня скоро стало очевидно, что Вера Леонова воплощает два понятия в чистом виде – порядочность и добродушие. Ждать от неё подлянки или манипуляции – то же самое, что бояться зверского нападения котёнка и с ужасом на него поглядывать.
Образование у Веры дурацкое – институт культуры, библиотечный факультет, и она сама над этим много смеялась. Не могла толком ответить на вопрос, зачем его получала. Надо было учиться хоть где-то, надо – и всё. А она в свои семнадцать не поняла, чего хочет. Ох, какая знакомая история! Писать Вера тогда ещё не пробовала и растерялась. Поэтому пошла в первое учебное заведение, о котором сказала мать.
- Поступай куда угодно, хоть в… институт культуры! Только учись. Потом разберёмся.
- Четыре года глупо потерянного времени, - подытоживала Вера.
- Как я тебя понимаю! – горячо поддерживала я – мне ли не знать!
В один прекрасный день Вера, уже в статусе моей подруги, смущаясь, открыла свой секрет:
- Я пишу. Не знаю даже, получается ли. Пока что есть несколько рассказов, задумала роман…
- Здорово! Дай почитать!
- Ох, не дам! Не обижайся. Я ещё никому не давала.
- Почему?
- Мне кажется, пока не то, - Вера погрустнела. – Ещё работать и работать.
- Ну, хоть что-нибудь! – торговалась и канючила я. – Что получилось лучше, чем остальное, по твоему мнению.
- Да ничего не получилось пока, - покачала Вера головой.
- Не верю. Твои передачи – блеск! Ты просто не можешь плохо писать. Не можешь, не получится у тебя!
Вера посмотрела на меня немного снисходительно:
- Зарисовки для радиопередачи – вовсе не литература, понимаешь? Тебе, как будущему литературному критику, необходимо усвоить это в первую очередь.
О себе я Вере мало рассказывала. Она не знала про моё поэтическое прошлое, зато иронично улыбнулась, услышав, где и на кого я заочно учусь.
- Сильно! Впечатляет.
Да, ирония была абсолютно уместна. Пожалуй, недалеко я ушла от института культуры.
Может, она не давала мне читать свои сочинения именно потому, что я училась на критика? Может быть…
Ещё Вера, конечно, знала, что я замужем. Мне хотелось познакомить её с Тимуром – свести двух будущих писателей, но получалось, что мы дружили исключительно на работе: у неё никогда не было времени на «гости» и «погулять».
- Каждую свободную минутку – Витальке! – объясняла она. – Мне бы вообще хотелось быть рядом с ним всегда, постоянно! Писать дома и воспитывать его. Но нельзя же просто сесть на мамину шею и ехать. Если бы нас содержал муж…
- Ты бы согласилась?
- А почему нет? Понимаешь, ребёнок – это счастье! Нет, ты пока не понимаешь.
Конечно, не понимала тогда, что естественно.
Иногда мы ходили в ближайшее кафе пообедать или просто выпить кофе, посидеть и поболтать. Чуточку посплетничать, обсудить мужчин, повспоминать школу и сравнить, что изменилось за девять лет – как раз наша разница в возрасте. Вере кондового совка досталось в разы больше, ей было, что рассказать.
Впервые у меня появилась совсем взрослая подруга. Я гордилась. Но что она-то во мне нашла?
- Ты умная. Поначалу было удивительно: когда ты назвала свой возраст, я подумала – как так? Дети этого года рождения уже научились разговаривать? – мы засмеялись. - А мне нравится с тобой болтать, прямо не ожидала, - призналась Вера, и мою радость сумел сохранить в тайне лишь Демон.
Так вышло, что я к Вере заезжала не раз, она любила приглашать меня к себе в гости после работы. Жили они не так уж далеко от радиостанции, совсем рядом с метро Павелецкая. Когда удавалось освободиться пораньше, а Тимура всё равно не было дома, Вера уговаривала меня поехать к ней поужинать вместе с мамой и Виталиком.
Помню самый первый раз. Я разглядывала уютную и просторную квартиру в сталинке: высокие потолки, три большие комнаты, огромная ванная. «Мама грохнула в эту квартиру все-все свои накопления, - пояснила Вера. – Раньше мы жили в Чертанове в жуткой двушке».
Чисто, вкусно пахнет, свежий ремонт и красивая мебель. Мама Алла Андреевна – типичная бухгалтерша советского розлива: с высокой залакированной вусмерть причёской, полная, голосистая и очень уверенная в себе. Но при ближайшем рассмотрении оказалась добродушной и жизнерадостной женщиной. Внешне – ничего общего с Верой.
- Да не разглядывайте! – засмеялась она, заметив, как я перевожу взгляд с неё на худенькую, тёмненькую, узколицую Веру – и обратно. – Не моё дитё, подкидыш. А вообще папкина она. Очень на отца похожа… - Алла Андреевна опустила глаза. - Верин папа умер от рака десять лет назад.
- Мой папа тоже умер, только из-за сердца, почти три года назад… - тихонечко сказала я.
- Ох, детка!
Но скорбная пауза длилась не больше полуминуты. Алла Андреевна, словно мультяшный персонаж, моментально переключилась на радость и рассказала, как забирала сегодня Виталика из садика, «с вечными его выкрутасами и кандибоберами» (Виталик тем временем шумел в своей комнате, играя с машинками и рычал КАМАЗом).
Кстати, у Вериного сына была её самая трогательная черта лица – чуть выдающаяся вперёд верхняя губа. Наверное, когда вырастет, будет прикрывать её усами – обычно мужчины в таких случаях так поступают. Иначе в их облике проступает слабость и даже беззащитность – какому юноше это понравится? В остальном же он удивительно походил на бабушку, которая этим очень гордилась.
Наблюдать за этой семьёй было интересно, особенно в общих чертах зная историю. Мне представилось, как когда-то конфликтовали две настолько разные женщины, и как их навсегда помирил малыш, устраивающий цирковое представление из любого обыденного события, к тому же улыбающийся бабушкиной улыбкой.
Однажды бабушка решила навсегда устроить жизнь своей небольшой семьи, чтобы всем стало уютно и надёжно, поэтому продала плохую квартиру в плохом месте, купив взамен хорошую. Надеясь, что всё плохое осталось там, там… И сотворила из нового жилья практически рай, насколько это было в её силах.
Вот такая счастливая семья, где единственный мужчина – маленький ещё человек, которому предстоит вырасти и стать опорой для двух обожающих его женщин. В их доме было хорошо, мне нравилось там бывать, как нравилась Вера, новый персонаж в моей жизни. Снова «химия»?
В тот первый вечер в её доме мы вчетвером ужинали вкусной жареной картошкой с грибами, пили крепко заваренный чай с вафельным тортиком. За круглым столом под большим кухонным абажуром в форме луковки сиделось уютно и никуда не хотелось уходить. Неожиданно для себя я пожалела, что с нами нет моей мамы. Не про Тимура подумала, нет. Мне представилось, как здорово, если б мама оказалась с нами за этим столом. Все нашли бы общий язык, мы бы дружили с Верой, а наши мамы друг с другом. С чего такое в голову пришло? Наверное, хотелось, чтобы мама была рядом там, где мне по-настоящему хорошо, где, как мне кажется, ей тоже понравилось бы. Хотя я могла стопроцентно добросовестно заблуждаться насчёт возможного маминого восторга.
Маме я подробно рассказала про новую подругу, которая мне очень нравится. Тимуру тоже доложила, но он, как мне показалось, пропустил всё мимо ушей. И ещё в моих планах поселилась идея познакомить Веру с Полей и Людой. С Мариной вряд ли имело смысл… Но, по словам Веры, ей найти свободное время для девичьих посиделок совсем непростая задача.
Может быть, и так. А, возможно, что не сильно она и рвалась к новым знакомствам, в том числе с моими друзьями. По-моему, это и было главным препятствием, а вовсе не отсутствие свободного времени. Я могла бы глупо обидеться по молодости, но мне не захотелось обижаться. Кажется, до меня начало доходить, как данность и абсолютный закон, что друзья и близкие необязательно должны «вариться» вместе вокруг меня. И – о, ужас! – они могут совершенно друг другу не нравиться. Но в этом нет трагедии. Лишь немного жаль.
Тем временем моя карьера рванула ввысь ракетой, и получилось это неожиданно, случайно, даже нечаянно.
Однажды мне подсунули для формальной редактуры текст рекламы, которую нужно срочно записать. Такое случалось регулярно, и уже не первый раз у меня зубы ныли от тошнотворных «Покупайте наши носки, они сделаны из хлопка», «Самый лучший в мире автосервис находится по адресу…» и прочего зазывного шлака.
Помнится, у меня побаливала голова, и я была особенно нетерпима. И если прежде, хмыкая и морщась, просто исправляла ошибки и ставила, куда положено, пропущенные запятые, то в тот день из меня излилась вся желчь, накопленная за долгое время.
- Да вы с ума сошли, госпожа Отдел рекламы! – я постучала пальцем себе по лбу, гиеной глядя на Леночку Викторову, двадцатилетнюю студентку-вечерницу. Между прочим, в прекрасном далёко она станет акулой рекламного бизнеса. Восходящие ступени её карьеры я наблюдала с самого начала. В какой-то степени невольно ей способствовала.
- А что не так? – нахмурила светлые бровки худенькая девочка в узких брючках, водолазке и кроссовках.
- Мало того,