Хочется легкого, светлого, нежного,
раннего, хрупкого и пустопорожнего,
и безрассудного, и безмятежного,
напрочь забытого и невозможного.
Хочется рухнуть в траву непомятую,
в небо уставить глаза завидущие
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать все живущее.
Хочется видеть изгиб и течение
синей реки средь курчавых кустарников,
впитывать кожею солнца свечение,
в воду, как в детстве, сигать без купальников.
Хочется милой наивной мелодии,
воздух глотать, словно ягоды спелые,
чтоб сумасбродно душа колобродила
и чтобы сердце неслось ошалелое.
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
хоть на мгновенье упасть в это дальнее...
Только за все, что промчалось, заплачено,
и остается расплата прощальная.
Эльдар Рязанов
С ЧЕГО БЫ ЭТО ВСЁ?
Накатывает волнами – до ужаса банально, но именно так. Резкими, сильными волнами израильского Средиземного моря, капризного и не очень приветливого. Местное море умеет хлестать по щекам звонкими пощёчинами, раздражённо, даже зло. А иногда бывает впечатление, что оно плюёт тебе в лицо. Хотя и обидно, но безопасно, если, конечно, не лезть в стихию при волнах больше полутора метров. А если полез, как дурак, тяжёлая махина воды вдруг обрушивается сверху, сбивая с ног и безжалостной силой утягивая на дно, что смертельно опасно и для некоторых заканчивается фатально. Пару раз я попадала под эту беспощадность, и самый кошмар – это когда понимаешь, что больше не можешь дышать. Всё!
Примерно с той же мощью накатывают воспоминания. И в точности так же сбивается дыхание почти до паралича – от неожиданности, от удивительной реальности воспоминаний; кажется, что сходишь с ума, потому что, продолжая пребывать в сегодняшней минуте, всем телом ощущаешь прошлое, затягивающее, растворяющее в себе.
Должен быть особенный момент. Тихо, опущены жалюзи. Чувствую себя расслабленно, возможно, чуть-чуть сонно. Незаметно смежу веки и...
…И вот кажется, что сейчас я, словно в американском кино про путешествия во времени, растворюсь в настоящем, «всосусь» в прошлое и окажусь на московской улице, политой июньским ароматным дождём! И побегу на здоровых и юных ногах. Домой? К себе? Дальше моя фантазия проваливается в черноту, слышны искрящие тормоза, как от аварийной остановки поезда, с противным звуком - дзззззыыыыуууууушшшшшччччч! Потому что непонятно: либо, попавшая туда, юная и здоровая, я обладаю своим нынешним сознанием, знанием и пониманием, и что тогда мне делать со всем этим в молодом теле, рядом с тамошними, тогдашними людьми, глядя на них ещё пока что снизу вверх? Или я – опять та же, какой и была в тот момент, в тех же предлагаемых обстоятельствах, но в таком случае, какой в этом смысл? Всё опять повторится сначала – плохое в том числе. Зачем?
Непонятно. Есть о чём подумать, правда? Шучу, разумеется. Разве кто-то предлагает подобный выбор и есть такая возможность?
«Живите здесь и сейчас, живите в отсеке сегодняшнего дня!» - внушал мудрый Карнеги. Учил-внушал, а выхлоп нулевой. Живу где и когда угодно, только не сейчас.
И я просто погружаюсь в воспоминания…
...Шум листвы за окном – той дачной листвы из Подмосковья, а мне десять лет. Чириканье и крик тамошних птиц – сейчас таких не слышу, в Израиле водятся другие. Стук дятла по дереву. Шум поезда со станции, которая очень далеко, но почему-то поздним вечером всегда слышен перестук колёс – за долгие годы так и не удалось разгадать эту акустическую загадку. И вот опять будто доносится до меня – ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух – далеко-далеко, словно из тумана.
Гром и запах майской или июньской грозы. Звяканье трамвая по Вятской улице, куда выходили окна нашей квартиры. Трамвай шумный, звенящий, гремящий, но я была ещё слишком юна, чтобы мне это мешало.
Сумерки, которых совсем нет здесь, на юге. Длинные, мерцающие, завораживающие сумерки средней полосы. Лето... Девичьи грёзы в сумерках.
Отражения в огромных чистых лужах после первых гроз. В них, в обычных лужах, всё вокруг казалось загадочным и волшебным, а я всегда чувствовала себя немного Алисой, которая заглядывает в Зазеркалье. Иногда подолгу смотрела в лужи! Будто ждала чего-то или кого-то – кролика с часами, например. Или киношного перетекания своего тела в Королевство кривых зеркал. Лужи в детстве и юности не раздражали, не мешали, ведь они были частью некоего чуда, которого я всегда ждала.
Я всегда ждала волшебства, веря до последнего… До чего – последнего? Хороший вопрос, но без ответа. Не помню точно, когда я перестала верить и ждать. Нет, речь не о Деде Морозе и Бабе-Яге, мои чудеса (которые для меня безусловно существовали!) – это, к примеру, инопланетяне среди нас, путешествия во времени, встречи через века…
Когда я перестала верить во всё такое? И перестала ли?
Сильнее всего память смакует лето, и ещё конкретнее – дачный период. Вечерние кузнечики, от которых можно оглохнуть. А во время захода солнца вместе с наступающей темнотой, с музыкой, доносящийся из чужого магнитофона или радио, отчего-то приходит ощущение огромности жизни и нетерпеливое ожидание чудес, которые судьба мне приготовила и непременно подарит. Какой громадной казалась будущая жизнь, каким таинственным и удивительным представлялся мир!
«Лето, лето, лето, лето твоих рук, твоих глаз – па-пам! Па-па-па-пам!» - надрывался на чьей-то даче магнитофон: им там, наверное, было громко, они танцевали, но для меня звук за несколько сот метров от субботней подмосковной вечеринки был тихим, нормальным для того, чтобы прикрыть глаза, тихонько подпевать и мечтать о тех руках и глазах.
Всё это тривиально. Через такое проходит любой человек, и, возможно, каждого однажды настигают волны воспоминаний – до деталей, до маленьких нюансов, до запахов и, казалось бы, совершенно незаметных и пустяковых звуков вроде щелчка выключателя в комнате на даче. На веранде звук совсем другой, потому что там установлен выключатель иной системы: мягкий поворот пумпочки из вертикального положения в горизонтальное. До ощущений в пальцах помню. Поворачиваешь эту пумпочку, чтобы ложиться спать, и будто в театре переключается освещение сцены при смене декораций: помещение наполняется электрическим светом от уличного фонаря. Этот свет всегда казался немного пугающим. Приятно пугающим, как будто смотришь страшный японский мультфильм «Корабль-призрак». Я плотно задёргивала занавески, но они были слишком тонкие, электрический свет пробивал жалкую защиту. Сейчас ни за что не уснула бы – не от страха, просто слишком светло! Теперь даже в темноте приходится надевать специальную повязку на глаза. А тогда... Сон приходил быстро, был крепок, сладок и казался очень коротким: только закрыла глаза – опа! – а уже утро, бушует солнце, заливаются птицы.
Банально? У всех есть подобные воспоминания про лето, про дачу, да? Но ведь лишь своё собственное ёкает в груди, только тобой пережитое, только твоё! В то же время у людей одного поколения есть много общего, и по этой причине любые мемуары авторов твоих лет имеют огромную ценность, ибо каждый, читая, испытывает радость узнавания. Вспоминая при этом своё, ты прикасаешься к общему, что и делает прошлое не просто прошедшим временем, а нашим временем. Может, последним объединяющим нас фактором.
Больше между нами нет ничего общего и уже никогда не будет. Огромная трещина разделения человечества на два (три, четыре) подвида, имеющих не просто разные базовые установки и убеждения, но даже разные инстинкты (надеюсь, читающие это учёные мужи будут снисходительны ко мне), прошла и по моему поколению тоже. Ещё как хрястнуло.
Но сейчас не об этом.
Лучше о том, о чём вспоминая вместе, мы точно не передерёмся вусмерть, а наоборот – хотя бы на время примиримся и увидим своих бывших друзей-приятелей дорогими нам людьми из далёкого прошлого. А потом расстанемся навсегда, уйдя на противоположные стороны баррикад.
Из нашего общего… Запах книг, превращавших любой будний день в маленький праздник. Вы помните запах книг? Вернее, запахи, ведь книжки так по-разному пахли.
Например, изданные давно, в 50-60-е годы: у них был особенный пряный аромат, ассоциировавшийся для меня с чем-то незнакомым, совсем новым, но очень значимым, о чём я узнаю при чтении. До замирания сердца любопытно! Книжки 70-х годов издания – новенькие, яркие, пахли иначе. «Будет клёво!» - вот так я назвала бы тот запах. Или «Ожидание приключения». Переводные книги – фантастика, детективы – всегда имели нотку горчинки порочного западного парфюма. И так далее. Я всегда нюхала книги – обложку и странички отдельно. Жмурилась, получая от этого почти животное удовольствие.
Мне не нужна была общественная библиотека (в доме было огромное количество книг), но в первом классе нас всех строем повели туда (теперь я понимаю, что правильно сделали), велели записаться и что-нибудь выбрать почитать. Вы помните запах тех библиотек? Я бы сейчас год жизни отдала, лишь бы попасть на аттракцион: «Запахи книг разных эпох. Запах районных библиотек».
Недавно довелось понюхать книжку из моих ранних лет. У меня закружилась голова и горячо брызнули слёзы: книжка пахла детством.
Мои детские книжки! Помню каждую на ощупь.
Всё чаще замечаю, что мои глаза становятся совершенно мокрыми после накативших волн памяти. И в носу как-то простудно. Правильно: большие волны – это морская вода, должно быть мокро и солоно.
Интересно, почему в определённом возрасте за …сят (в «сятном» возрасте) начинается обострение воспоминаний? Почему всплывают мельчайшие детали и подробности прошлого, от которых охаешь и закрываешь лицо ладонями? Сорок лет не думала, не помнила, и вдруг... Наверное, слишком долго мы живём, нам уже, по мнению матери-природы, нечего тут делать, только чужое место занимаем, вот она и морочит нам голову дурацкими мыслями – дразнит, издевается, сживает со свету.
Для особо чувствительных читателей: это была шутка.
Не знаю, как у других, но рискну предположить, почему со мной так случилось. В социальных сетях или в разговорах с друзьями меня вдруг поймали на том, что я часто стала говорить о прошлом, вспоминая разные моменты жизни с неожиданной нежностью и любовью. И это после всего мною написанного? «А что случилось, Рина, откуда вдруг ностальгия, неужели тебе хочется вернуться ТУДА – в совок и твоё невесёлое прошлое?»
Законное недоумение, когда знаешь, каким было это самое прошлое и что оно сделало со мной.
Задумалась. Поняла. Попыталась объяснять, но что-то у меня не очень ловко это вышло. Трудная задача оказалась – оправдаться за внезапную нежность к нелюбимому былому. Рискну ещё раз.
РАЗБОР ЗАВАЛОВ
Это случилось в мои сорок с большим гаком. Прежде не было ничего похожего: я не любила вспоминать ни прошлое, ни детство с юностью, ни их приметы. Более того: старательно вымарывала из памяти, не разрешала себе погружаться в воспоминания, потому что любая картинка "оттуда" тянула за собой какую-нибудь боль. И неслабую такую, мешающую жить боль. Так зачем заниматься мазохизмом?
Не
Вариант с иллюстрациями размещён здесь:
https://rina-shpiller.livejournal.com/674.html
«Дайте музыку, скорее музыку, скорее музыку, музыку, всё кувырком!» - эти слова незатейливой песенки 70-х лучше всего характеризуют натуру девочки, девушки, молодой женщины, старательно пытавшейся жить с радостью и удовольствием.
Нечто вроде эпиграфа
Воспоминания-дубль 2, совершенно бессовестно занявшие место в мозгах не по рангу и заставляющие меня жить почти что в двух мирах одновременно, посвящу последней трети прошлого века и своему поколению, которому эти мемуары могут быть близки. Несмотря на то, что многие из сверстников меня так и не поняли, уже не поймут и никогда не найти нам общего языка, им тоже посвящаю эту книгу. Не было бы их, не было бы многих прозрений. А я, несмотря на все свои пороки, человек благодарный.
Общего, кроме мировоззрения, с огромным количеством людей моего времени, у меня, в сущности, очень много. И даже пусть теперь между нами пролегло нечто куда большее, чем всего лишь расстояние – нас навечно и космически далеко друг от друга развели слишком разные убеждения – но то, что было общим в прошлом, осталось и никуда не денется.
Наше детство. Наша юность. Тогдашняя наша страна.
Когда стану вспоминать иных, игравших важную роль в моей прошлой жизни, а теперь ставших чужими, непонятными, порой опасными, будто с другой планеты существами, то изменю их имена. Если же кто-то по-прежнему милый и близкий, свой-родной, то нечего и прятать хороших людей, правда?
Если бы эта книжка выходила в печатном варианте, я бы наполнила её огромным количеством ностальгических фотографий из детства и юности, коих теперь можно «нарыть» в сетях неимоверное количество и в созерцание которых я иногда погружаюсь на долгие часы. Это превратилось в особый род душевного мазохизма, потому что вызывает слёзы, боль от потери навсегда, но какое-то сладостное желание этой боли не отпускает, заставляя шмыгать носом и тоннами изводить бумажные салфетки. Изображения Москвы 70-х, наших дворов, тогдашнего быта… улиц, знакомых домов и исторических мест… широких проспектов, не заполненных автомобилями, кособоких скамеечек у беззащитно открытых подъездов… Разумеется, сотни комментариев в интернете к этим фотографиям от так называемых «совкодрочеров», ненавидящих весь мир и сегодняшний день по сравнению с «прекрасным СССР», пропускаю мимо мысленного взора и сознания. У этих людей другая болезнь, не моя. И тоскуем мы о разном. Нам друг друга сроду не понять.
Кто бы мне сказал ещё лет тридцать назад, что я буду плакать над этими картинками! Фыркнула, постучала пальцем по лбу и ни за что не поверила бы.