"МАМА, НЕ ЧИТАЙ-2", ИЛИ СЧАСТЬЕ, ПОРЕЗАННОЕ КУСОЧКАМИ

такое объяснение прокатило. Но когда мне самой довелось долго работать фрилансером, воспитывая маленькую дочь, то я поняла, что это вполне совместимые вещи и без всякого детского сада. Тем более, при былой, мягко говоря, щадящей рабочей нагрузке моей матери. Просто ей было удобнее, ей так хотелось, я никогда не была приоритетом в её мире, в её делах, мыслях и потребностях. Если можно было от меня безболезненно избавиться, то так и тому и быть.
        Зато меня не водили в садик по субботам! Мама гордилась этим и всем рассказывала, как они «жалеют ребёнка». Я радовалась, какие у меня добрые родители. Почти все другие дети и субботу проводили в казённом заведении, как же мне их было жалко! Чуть повзрослев, и эту загадку разгадала: жалели мама с папой исключительно себя. У отца по субботам был выходной, ему хотелось поспать подольше, а ведь именно он всегда отводил меня в садик, после чего ехал на службу. В субботнее утро никому из родителей этот геморрой не был нужен. Вот и всё. А у других детей в те годы, кстати, многие и папы, и мамы работали по субботним дням.
        Нет у меня особенно хороших воспоминаний о детсаде, не любила я его. Особенно за то, что битых два с половиной часа должна была мучиться в постели – я не могла спать днем. Кажется, всего лишь раз мне удалось внезапно уснуть в садике. Помню, очень удивилась, проснувшись. Мечтала о школе, как о спасении от дневного кошмара лежания в кровати.
        Но тех огромных снеговиков, которых нам лепили воспитательницы, не могу забыть! Они приводили меня в экстатический восторг! У них были по- особенному сделаны глаза и рот: использовалась какая-то краска, очень яркая и стойкая, ей ничего не делалось на морозе. Такое впечатление, что это была специальная краска для льда. Снеговикам делали огромные круглые тёмные глаза и улыбающийся красный рот. Большие снеговики, просто гигантские! Ужасно любопытно, какого же роста они были на самом деле?
И что же была за краска, так манившая, притягивавшая меня, почему-то казавшаяся волшебной. Нам её не давали даже поиграть. А я помню капли от неё на белом снегу и как я смотрю, не отрываясь, на застывание ярко-синего чуда в виде огромных, жирных капель. Синими были глазищи снеговика.
Зима в детском саду, пожалуй, была не так уж плоха. Тем более, что к Новому году всегда устраивались представления, для которых нам выдавали костюмы, а однажды меня, как самую активную, читающую и, видимо, развитую девочку, сделали Снегурочкой! Это было такое счастье, возможно, первое в моей жизни. Только парик Снегурочкин ужасно кололся (он был изготовлен из серебристого «дождика»), а потому Снегурочка постоянно чесала голову, будто у неё вошки. Обувью Снегурке послужили белые ботиночки для коньков: ботинки уже купили, коньки ещё не приделали. Повезло. Потому что белой зимней обуви маленького размера в детском садике не смогли отыскать, а у нас дома сроду такого не водилось. Вариант с босоножками не проходил…
Эх, детский сад! Пожалуй, если бы меня не заставляли днём спать и не подавали иногда гадкую еду, может, мы и подружились бы с тобой. Впрочем, с едой тоже не однозначно: я любила манную кашу, посредине которой аппетитно таял квадратный кусочек сливочного масла, обожала картофельное пюре с таким же квадратиком, а уж изредка подаваемая на завтрак тёртая морковка с сахаром вообще вспоминается изысканным десертом – я аж жмурилась и с наслаждением лопала! Не всё так однозначно плохо было с едой. Дневной сон – вот это враг-вражина, безусловный и ненавистный!
У нас не было воспиталок-садисток. Дуры были, как сейчас вспоминаю. Но не злобные.
- Личность неприкосновенна! – подняв палец вверх внушала мне одна из них. Будучи дежурной по сбору игрушек перед дневным сном, я стукнула девочку-вредину, которая строила мне рожицы, вертела попой и дразнила: «Не отдам куклу! Не отдам!» Я же была преисполнена важностью своей миссии надзирательницы за порядком, чувствовала большую ответственность и ужасно разгневалась на подобное неповиновение властям. Ну и… О, как орала та вредина! Неужели ей было так больно?
Меня наказали. Заставили накрывать столы перед полдником (как я была рада, что меня, неспящую и, как обычно, извертевшуюся под одеялом, подняли раньше для этой цели). Я с удовольствием «хозяйничала», нацепив, как положено, передничек.
А потом воспитательница решила со мной серьёзно побеседовать. Говорила она долго, я её плохо слушала, потому что мне всё давно стало ясно: бить никого нельзя даже если есть, за что. Да поняла я, поняла! Но лекция была внушительной и закончилась фразой «Запомни: личность неприкосновенна!» Ух ты! Мне так понравились эти слова, показались такими красивыми, потому что взрослыми, и я мысленно их повторила пару раз, чтобы не забыть ни в коем случае.
- Ты всё усвоила? – строго полюбопытствовала воспитательница.
Я очень убедительно кивнула и ещё разок молча попробовала на вкус удивительную фразу «личность неприкосновенна». Вот так на всю жизнь и запомнила, и, видимо, усвоила. Странная какая-то была воспитательница: во-первых, явно чему-то не тому учила советских детей, во-вторых, неужели она всерьёз полагала, что девчонка всё поняла про личность? В пять лет? Кажется, я ещё слово «личность» не вполне понимала. А тут ещё и «неприкосновенна»…

                                                                                РАДОСТИ И ВОСТОРГИ
     Зато Мой Дом был чистой беспримесной радостью!
     Например, если поговорить… ну, скажем, о виниловых пластинках, то, будь я поэтом, написала бы благодарственную оду на многих страницах о моих глампластинках, которые покупал папа. Какое же спасибо ему за это!
     «Хмуриться не надо, Ла-а-ада! Хмуриться не надо, Ла-а-ада! Для меня твой смех награ-а-ада, Ла-да!» Смутные воспоминания щенячьего восторга от этой песни. И ещё от «Как хорошо быть генералом!». И от «В нашем доме поселился замечательный сосед». Это то время, когда всё вокруг ещё очень большое, взрослые такие огромные, а я пока не умею обращаться ни с проигрывателем, ни с мягкими белыми пластиночками из «Кругозора» - всё это делает папа. Я только слушаю, изо всех сил подпеваю и подтанцовываю, чем часто веселю взрослых. Рассказывали, как года в четыре я распевала «Как тепель не веселиться, не глустить от лазных бед…»
     Понятное дело, те пластинки покупались не для меня. Но я их обожала.
     Чуть позже «фанатела» от «Бременских музыкантов» - вот это уже было подарено лично мне. Так получилось, что сначала я познакомилась с аудиовариантом, а мультфильм увидела позже. «Музыкантов» на проигрыватель научилась ставить сама, безбожно царапая звукоснимателем чёрный винил.
     Сказки, в основном музыкальные, воспитывали и развивали мою природную музыкальность и уносили в фантазиях далеко и надолго. Я с наслаждением заигрывалась под чуть шипящие звуки винилового чуда из радиолы под названием, кажется, «Латвия», и нехотя выходила из образа. Уже игра давно закончена, уже все взрослые дома, меня зовут ужинать, а я всё ещё где-то в сказочной стране. И потому прихожу за стол немного таинственной принцессой. Правда, этого никто не замечает.                   

     С каким умилением много-много лет спустя увидела то же самое в подрастающей дочке, выходившей из своей комнаты на зов к обеду в украшениях и нарядах, но, главное, с «выраженьем на лице»: она была кем угодно, но только не шестилетней Алиской, в её голосе сквозили взрослые интонации, она смотрела на меня сквозь полуприкрытые глаза, чуть презрительно, ведь она – Королева, а я мешаю.

     Ещё до того, как сама стала читать книги, я научилась обращаться с пластинками и слушать сказки, полностью погружаясь в мир звуков – мне не нужен был видеоряд. Я всё себе представляла настолько ясно и ярко, что с пластинкой «Бременских музыкантов» и без мультика обходилась. Или, к примеру, «Звёздный мальчик» - страшная сказка, слушая которую каждый раз – каждый! – я дрожала и забиралась с ногами на диван, чтобы никто из-под него не смог меня схватить! После этого даже фильм не произвёл должного впечатления. Грампластинка и моё воображение оставили куда более мощный по уровню страха след в воспоминаниях. Прямо «пластинка ужасов» получилась.
     Оперы «Белоснежка» Колмановского и «Красная Шапочка» Раухвергера служили прекрасным поводом нарядиться в тряпки и танцевать до упаду, изображая главных героинь и просто наслаждаясь движением, танцем. Хорошо танцевать умела с малолетства (в отличие от пения слабеньким голоском, хотя петь тоже ужас как любила и старалась). Я придумывала движения, подражая балету, но всегда внося нечто своё, понимая, что балет – это слишком «высоко» и прекрасно, я так не умею и упрощаю, порчу сложную балетную хореографию. Это безобразие необходимо было компенсировать интересными движениями, их сочетаниями и пониманием музыки. Маленькая Катя вполне справлялась с задачей, превращая балет немножко в диско-танец. Совмещая. Прямо как Барышников!                           
     А уж когда в доме появились диски оркестра Поля Мориа, я окончательно поняла, что хочу стать танцовщицей и больше никем. Эта мечта так и осталась мечтой: для балета мои ноги не годились (сильное плоскостопие), поэтому балет не рекомендовали специалисты, а на меньшее моя мамочка была не согласна. Либо балет, либо ничего, ибо любые прочие танцы – «глупости». А вы как думаете!? Есть Большой театр, а есть дешёвые деревенские потанцульки, середины не предусмотрено. В крайнем случае, речь могла идти о фигурном катании, но там, как выяснилось, плоскостопие тоже мешает.

     В мои девять или десять лет произошла история, врезавшаяся в память с невероятной силой – соответственно мощи того впечатления, которое я тогда получила. Расскажу, как открыла для себя оркестр Поля Мориа и его музыку.
     К брату пришли друзья (видимо, однокурсники), родителей не было дома, меня, разумеется, выставили из «гостиной». Я сидела на диване, что-то читала, в соседней комнате шумели парни и девушки. Они слушали музыку, наверное, танцевали. И вдруг…
     Вдруг раздались звуки такой красоты, что книжка выпала из моих рук. По коже побежали огромные мурашки, дыхание перехватило. Это было необыкновенно! Никогда прежде не слышала ничего более прекрасного! Когда музыка закончилась, я тихонько расплакалась и ещё долго пребывала в ступоре.
     Мне жизненно необходимо было узнать, что это, поэтому, когда друзья брата засобирались уходить, я вихрем ворвалась в ту комнату и бросилась к проигрывателю: рядом лежала пара неизвестных мне больших дисков.
     - Что это было, что у вас играло? Какая из пластинок? Чьё это? Откуда? Как узнать? – и буквально вцепилась в брата, рискуя получить в ответ и хамство, и подзатыльники.
     - Да пошла ты!
     И неизменное брезгливое:
     – Отвянь! Вот эти пластинки, они мои.
      -  Твои! - я аж подскочила от радости.

     Когда все ушли (и брат тоже), тут же включила один из дисков – «Мелодии зарубежного экрана. Оркестр Поля Мориа». И – о чудо! – та музыка оказалась самой первой! Мелодия из «Крёстного отца», волшебно аранжированная Полем Мориа. Сам фильм в СССР был под запретом, композиция называлась «Говорите тише», но из какого фильма