МАЛЕНЬКИЙ ПАМЯТНИК ЭПОХЕ ПРОЗЫ

верху, очень средней руки чиновники, пострадали, пожалуй, больше других. К делёжке главного пирога их не подпустили, а делать они ничего не умели. К счастью, у свёкров оставались приличные накопления, но сын с довольствия был снят.
- Мы не знаем, что с нами случится завтра, - мрачно заявил Тимуру отец. – Нам ещё надо как-то старость протянуть, ни на что и ни на кого не надеясь. Будем экономить и жить очень скромно.
- Что ж получается, - растерялся мой муж, - и живу я в Белкиной квартире, и её мама нас подкармливает. Нехорошо как-то.
- Дошло, наконец? А у нас с матерью нет больше работы и прежних плюшек с икоркой, которыми, заметь, и ты с удовольствием угощался! Так что идите с твоей драгоценной и работайте, ежели стыдно. Мама с папой вам больше не помощники. Что смотришь, как солдат на вошь? Кто торчал у Белого дома за каким-то лядом? Кто верещал за перемены, скулил о свободе? Получили? Жрите, не обляпайтесь!
Старость… Видали? Пятьдесят лет мужику. Совок, обидевшийся, что у него пироженку отобрали. Хнычет. Так я думала про свёкра, когда вечером за ужином растерянный Тимур пересказал разговор с отцом. Он был так расстроен, что почти не ел, вяло ковыряя вилкой свои любимые макароны с сыром.
- В чём-то твой отец прав – надо самим зарабатывать.
Тимур удивлённо посмотрел на меня.
- Бросить институт?
Я пожала плечами.
- Не знаю… может быть. Или совмещать – утром учимся, вечером работаем. Мы первые, что ли?
Отматывая назад ленту памяти, со временем я приду к пониманию, что, очевидно, именно в тот момент и наметилась едва заметной ниточкой первая трещина, позже расползшаяся до размеров непреодолимого оврага.
- Такое никогда не входило в мои планы, - буркнул Тимур.
Вот оно как! В планы не входило, оказывается. Как и в планы его родителей. И ещё нескольких десятков миллионов человек. Так и тянет спросить, а что в их планы входило? Что такое невообразимо важное, никак не поддающееся коррекции?
Мне не понравились слова Тимура. Как будто их произнёс чужой, непонятный человек. Помню, как меня разрывали противоположные чувства: с одной стороны, хотелось продолжить разговор про «планы», в которые не вписываются независимость, работа, свобода, с другой – инстинктивно я чувствовала, что ни к чему хорошему такая беседа не приведёт. Поэтому просто закрыла тему.
Наивность! Можно подумать, если игнорировать опухоль, она рассосётся. Всё равно пришлось возвращаться к тому же самому и не раз.
В моей голове, закравшись туда однажды, накрепко засела мысль, что стыдно нам с мужем агитировать за рынок, самим при этом бесплатно учась, тратя свободное время, которого предостаточно, на кино, танцы и чтение художественной литературы, не стесняясь брать деньги у родителей.
До меня начало доходить, что если за свободу платит кто-то другой, то это всё что угодно, но не свобода! А мы такие же наивные и глупые, какими были, например, первые комсомольцы, подкованные марксистской идеологией, но ни черта не понимавшие в реальной жизни. Но мы-то чем лучше? Митингуем, на баррикады лезем, проповедуем – а что делаем полезного, созидательного? Учимся и живём по-социалистически бесплатно, родители же, по нашему мнению, обязаны нам в клювики вкладывать еду и развлечения.
Я себя бранила, на чём свет! Подумалось, что слишком поздно ко мне приходит прозрение, я тупая, что ли? Но, приглядываясь к сверстникам, пугалась, что, возможно, нахожусь в одиночестве. Нет, нельзя домысливать за других, надо разобраться, поговорить, понять! И я решилась.
В очередной раз, когда мы шумной студенческой кодлой ввалились в кафе после занятий, расселись, сдвинув столики и собрались кайфовать ближайшие пару часов, подумалось, что настал самый подходящий момент для разговора. Лекции в тот день уже закончились, на улице лил холодный ноябрьский полудождь-полуснег, мы пили горячий кофе и ели пирожные. Когда беседа естественным образом коснулась нехватки карманных денег, потому что непростые времена, я тут же встряла с заранее приготовленной фразой:
- Когда нет денег, надо идти работать.
- А учёба? – на меня обратились удивлённые взгляды.
- А заочка? – вопросом на вопрос ответила я. – А после учёбы что-то поделать, к примеру, вместо посиделок в кафе?
Хмурый Тимур смотрел куда-то в сторону и щурился, будто что-то разглядывал. Будто у него близорукость.
- Не учёба получится, а чёрт знает что, - твёрдо произнёс он. – Чтобы стать хорошим специалистом, надо учиться по-настоящему, а не «заушно».
- Да… да… - закивали ребята.
Полина сидела напротив меня. Мы смотрели друг на друга и, похоже, впервые чувствовали взаимное непонимание.
- Белочка, твой порыв благороден и правилен, - осторожно начала Поля. – Но ведь на самом деле, если мы сейчас все дружно бросимся разгружать вагоны, то… дальше-то что?
- Если доводить до абсурда, то, конечно, я порю чушь, - раздражённо ответила я.
- А вокруг полно хорошо оплачиваемой работы, да? Люди с дипломами не знают, куда им податься! – заметил кто-то.
- Сразу нужна хорошо оплачиваемая? А на другом полюсе – вагоны? То есть, середины нет. И, кстати, - я повернулась к Тимуру, – напомни, на кого мы все учимся? На инженеров? Хирургов? Каким таким «спецом» ты не сможешь стать, регулярно не посещая лекции? – сильное раздражение заставляло мой голос дрожать. Спасибо Демону – с выражением лица хотя бы всё в порядке. Пожалуй, то была первая наша с Тимуром публичная стычка. И вообще стычка.
Помнится, я здорово разозлилась тогда на всех приятелей: то жалуются, что карманных меньше стало, что родители скисли и скулят, а когда им показывают путь к собственным деньгам в обход обедневших предков, им тут же становится дико некомфортно и хочется доказывать, почему это плохая идея.
- Чем вас, господа… лорды, не устраивает подработка в том же Макдональдсе? – продолжала я. – Не вагоны, нет.
- Мне мать такую подработку устроит, что можно будет из дома бежать, - пробурчал один из «прозаиков». – Она давно сказала, чтоб даже не думал дёргаться на работу, убьёт! Я, видишь ли, обязан закончить дневное отделение института, как все нормальные люди. Как они с отцом в своё время. Сестре то же самое внушает, аж орёт: Машка в десятом классе сейчас, придумала потом пойти поработать, год подумать, определиться, а потом на вечернее поступать… когда решит, куда. Так мать устроила такой цирк с конями… мне пришлось перекуривать это дело в подъезде. Вот… Деньги – дело десятое, и потом придут, когда будет диплом. Это не я, а маман так говорит.
- Маман так говорит! – воскликнула я – Себя слышишь? Вам… нам сколько лет? Родители жили совками, бабки-дедки жили совками, и для вас это пример? Вам нравится зависимость? При этом все такие за капитализм и свободный рынок! Пусть всё изменится, но ничего при этом не менять, пусть оно само как-нибудь! А это так не работает.
- Лично я ни на что не жалуюсь, - вызывающе произнесла одна из будущих великих писательниц. – У нас дома всё окей, никаких потрясений, все при деле и меня не обижают. На кой хрен мне идти вкалывать? Чтобы что? Уставать? Чтобы быть хорошей в твоих, Белочка, глазах? Вот мне совсем незачем.
- Ну, это здорово, что у вас всё в порядке, давай порадуемся за тебя и твою семью! Может, у всех так? Может, я вообще придумала проблему? – я смотрела на ребят и чувствовала себя всё менее уверенной и правой. – Кто так же доволен реальностью и не видит никакого смысла в моих словах?
- Ну… я.
- И я.
- По-моему, высосано из пальца, Белка!
- Да всё нормально, выгребем, никакого криминала!
Даже те, кто в последнее время плакался на нехватку «мани на сигаретки», вдруг изменили точку зрения. Нет, они решительно не собирались что-то менять, им по большому счёту было хорошо и комфортно. А деньги… Возьмутся откуда-нибудь. Родители выкрутятся, всегда же выкручивались.
- Не знаю, может, если репетитором по языку к какому-нибудь двоечнику-лоботрясу, - вдруг виновато поглядев на меня, тихонько заметила Полина. Ну вот же!
- Да, Полинка, да!
- Но, честно говоря, жалко тратить на это время, - тут же всё испортила подруга. Впрочем, ей как раз не было никакой надобности: её родители в новые времена стали востребованы, как никогда прежде. В самом деле – ей-то чего дёргаться, если можно не дёргаться?
- Так ведь гадко это – у родителей тянуть, - ответила я вслух своим мыслям, глядя при этом на Полину.
- Это нормально, - та уверенно смотрела мне в глаза. – Так всегда бывает, пока люди растят детей, они вкладываются в их образование, тратятся на них… чтобы потом всё окупилось сторицей.
- Но не во время социальных потрясений, - я говорила уже совсем тихо, не надеясь ни до кого достучаться. – Не во время революций и войн, когда всё рухнуло и многих погребло под руинами. А мы живём, будто за окном Манхэттен. Так нельзя, ребята.
Меня никто не услышал. Вернее, не захотел. Даже Тимур и Поля. Впервые я чувствовала отчуждение от компании и друзей. Вот только не могла понять: меня отчуждали, от меня отгораживались, или я поняла, что мне не очень комфортно с ними? Может, сразу два в одном.
Случилось у меня большое разочарование во всех институтских приятелях сразу и в каждом по-отдельности. Поведение Тимура и Полины сыграло роль ледяного душа, после которого я больше и не могла, и не хотела пребывать в наивных иллюзиях.
Буквально через пару дней я приняла твёрдое решение перевестись на заочку, найти работу и перестать брать деньги у мамы.
- Вам не хватает? – запсиховала мама, которой я первой об этом сообщила. – Я могу давать больше, почему ты молчала?
- Нет, ма. Не поэтому. Просто я так хочу. Мы с Тимуром уже большие дети, должны сами.
- Господи, ты такая же, как отец!
- И отлично, горжусь, - я улыбнулась, вспомнив рассказы мамы о папиной убеждённости, что никто не обязан ему помогать. Человек из совка, а поди ж ты. Или сиротство и детский дом лучше воспитывают ответственных граждан? Какая жуткая, чудовищная по своей сути мысль, ну-ка брысь от меня!
- Значит, тебя не переубедить, - вздохнула мама.
Тимуру я сообщила о своём решении воскресным утром, когда мы нежились в постели. Лучше бы муж меня ударил, честное слово, чем то, что произошло.
- Вот как, - глухо произнёс он и замолчал на несколько минут. Напрягшись, я ждала, что будет дальше. – Это потому, что ты меня решила посильнее унизить, тебе мало было, да? Чтобы в глазах всего света я выглядел, как последнее чмо?
Чего угодно ожидала, только не этого. «Какая же ты дура!», «Подумай ещё раз, это глупо!», «Дорогая, я с тобой!», «Ты такая молодец!» - подобные варианты реакции Тимура крутились в моей голове. Но то, что он квакнул… Я именно так и подумала – «квакнул». Волосяная трещинка стала шире.
- Ты идиот? – ничего другого мне в голову не пришло. Тимур вскочил и, как и был, в трусах начал метаться по комнате.
- То есть, ты при таком раскладе – хорошая, правильная, работать идёшь, чтобы нас содержать, а я – ничтожество, слизняк, сидящей на шее то у родителей, то у жены. Так?
- Э… ты сам всё это сейчас сказал, я и не думала даже!
- Врёшь! Думала! Именно так и думала!
- Ты это точно знаешь? Знаешь, что я думаю? Ясновидящий? Тогда ты должен видеть, как я удивлена тем, что тебя волнует исключительно твоё реноме! Ты думаешь об этом, а не о сути! А теперь ясновидь дальше, я буду молчать, зачем мне вообще разговаривать.
Тимур матюгнулся,