мыслители. Из кого же тогда получаются философы? Из тех же ученых. Быть ученым необходимо, чтобы заниматься философией, но не достаточно для этого. Откуда же берется этот достаток философствования? Конечно, не из внушения и не из потребности в получении знания. Тогда из чего? Проще простого, из не внушаемости. Тот, кто не внушаем, может быть философом. Что значит «не внушаем»? А то и значит, что не поддается соблазнам и иллюзиям. К тому же не относится потребительски к знаниям и не считает последние целью своего становления человеком.
Философ занимается мышлением не для того, чтобы все узнать, а для того, чтобы понимать, не обладая знанием.
Читая Чехова. Читая рассказы, повести и пьесы Антона Чехова, нельзя избавиться от впечатления всеобъемлющей скуки, поражающей воображение равным образом как романтического, так и классического, читателя. Его поражает, прежде всего, стиль этого популярного в буржуазных кругах писателя. Это стиль самой скуки буржуазного образа жизни мещан или разночинцев (так во времена Чехова звали скучных людей). Этим он и хорош: не стиль, конечно, а сам писатель, диагностировавший как врач своим стиле(то)м болезнь современности – капитализм. Скука и есть истина капитала, включая и самого человека как капитал. Как мне смертельно скучно жить с вами, господа буржуи! Герои Чехова достойны того, чтобы их поставить в один ряд с Бюваром и Пекюше Гюстава Флобера. В этом ряду персонажей буржуазной эпохи они заключительное звено в качестве развесистой клюквы скуки, от которой сами смертельно устали и все ноют и ноют, эти никчемные дамы и господа. О чем же они ноют, о чем обыкновенно ноют люди? Об упущенных возможностях на пути к удовлетворению своих низменных желаний. Самую главное из них они, эти частные собственники (частники), называют «с-частьем».
Несведующие наблюдатели. Среди наблюдателей за жизнью людей есть категория лиц, которые не ведают о том, что они наблюдатели. Это люди. Но это не простые, обычные люди. Они необычны, как необычны пророки, святые, гении, мыслители, мистики, маги. Но их необычность иного рода. Она пассивна. Это медиумы. Здесь медиумичность берется в более широком толковании, чем это принято в популярной (экзотерической или вульгарной) эзотерике. Не они выбрали себя, а их выбрали в качестве свидетелей, да, нет, регистраторов хода вещей неведомые им парки, ткущие нить судьбы. До поры до времени судьба их бережет. Для чего? Для регистрации неумолимого хода часов мирового времени, отчитывающего каждому существу причитающую ему меру жизни. Эти медиумы есть хроникеры кармы, находящиеся сами под присмотром, под наблюдением. Может быть, они об этом догадываются. Только их мучительные догадки никогда не приведут их к разгадкам. Всякие попытки догадаться приводят их автоматически к ложным толкованиям. Таковы все так называемые «эзотерики». Таковыми становятся и пророки, и гении, и маги с мистиками, как только начинают заниматься мастурбацией, то(л)ковать на своем токовище, «доить своего козла» (не буду дальше продолжать в том же духе, иначе окажусь неприличным). Скажу только: толкование есть симптом импотенции. Обыкновенно гениальные писатели прибегают к само-истолкованиям, когда обос... или исписались в попытках самооправдания. Только у одного Будды хватило смелости отказаться от толкования. Но к чему это привело? К образованию религии, целого мира толкования того, о чем молчал Будда. Молчал он, как известно знающим, о чужом желании, точнее, о желании иного, нам чужого. В том то и дело, что желание иного есть желание чужого, нам не принадлежащего. Так импотенты мечтают о потенции. О чем молча мечтал Будда? Естественно, о потенции. Он, истративший свою потенцию со многими наложницами, понимал, что жизнь рано или поздно кончится. Так как же сделать так, чтобы она не кончалась? Нирвана – вот она, эта экстатическая эрекция без конца. Нирвана как конец, предел мечтаний импотентов. Искомая активность пассивных созерцателей-наблюдателей. Полное отождествление себя с концом, со смертью. Жизнь как потенция, ставшая импотенцией, то есть, живой смертью. Импотент – «живой труп» Льва Толстого.
Примечание к несведущим наблюдателям. Письменные размышления о несведущих наблюдателях были построены на принципе перевода метафизической точки зрения на язык научной терминологии мета-психологического объяснения. На самом метафизическом языке суть размышления может быть выражена так: изначальная нехватка бытия вызывает стремление живого и сознательного сущего (человеческого существа) к его не просто накапливанию, но и инвестированию в высшие сферы существования, по традиции называемые сферами души, разума, духа. Если сфера души имеет имманентный характер, а сфера разума – явно трансцендентальный, то сфера духа уже скрыто подразумевает трансцендентный характер. Для несведущих наблюдателей доступной сферой оказывается душевная сфера, предполагающая не только мир чувств как мотивов и предпочтений, но и рассуждений, необходимых для выбора предпочтений, а также волевых актов, вытекающих из этих предпочтений. Две другие сферы им недоступны. Хорошо ли это? Конечно, последнее дело - стремиться к недостижимому. Человек вполне может ограничиться своим человеческим, душевным. В этом и заключается его предназначение.
Разум – для лично (индивидуально) разумных существ. Человек же лично существо душевное; только вместе с другими людьми человек как родовое существо или человечество способно быть разумным. Но и в этом случае он разумен не всегда, а лишь иногда, случайно, вольно, но никак не закономерно по необходимости. Дух же ему уже не пограничен, как разум, а заграничен, находится по ту сторону его человеческой жизни.
Размышление о смерти. Обыкновенно человек настроен на жизнь без начала и конца, ибо она представляется ему безосновной основой всего, имеющего начало и конец. В этом качестве основы она есть нечто единое и неизменное в многообразном и изменчивом мире вещей (сущих, включая существ). Простой человек не может и помыслить, что его больше не будет. Почему? Да, потому что это немыслимо. Если об этом думать, то получается лишь абстрактное понимание, которое нельзя наглядно представить. Представление окоченевшего собственного трупа не вяжется с самим собой, таким живым и сознающим. Обычно же человек считает, что то, что нельзя себе представить, то немыслимо. Он мышление понимает как представление, о котором у него есть мнение. Мнение – это мнимость или кажимость, то есть то, что кажется, видится, представляется. Значит. мышление, представляющее мышление есть такое видение, которое является видением.
Представляющим мышлением наделены не только бытовые люди, но и мистики. Только последние имеют такое мышление в расширенном варианте. Это так называемое «экстрасенсорное мышление» или сверхчувственное мышление. Замечу: сверхчувственное не в смысле внечувственное, но чувственное, только в превосходной степени. Ошибочно такое мышление называют «ангельским». Однако у ангелов или духовных существ обострены не чувства, а разум. У разумных существ разум имеет обычное (притупленное) состояние. У человека его вообще нет. Зато у него есть рассудок как пристройка к миру чувств. Опыть же ошибочно, на человеческий манер некоторые мыслители называют разум «бесконечной чувствительностью». Это явная редукция к человеческой душевной способности.
Дело в том, что с древних времен у людей шло развитие не духа, а души. Человек лично становился богат не только в материальном, но и душевном смысле, если можно так выразиться. Прежде, в античное (древнее) время, уже не говоря о языческой (магической) архаике, человеческая личность понималась либо как физическая подставка (личина, образ, идея) духовных существ (богов и демонов), либо как персона-маска, играющая социальную роль в жизненном сценарии. Позже, уже в средневековье и Новое время, человек наполняется собственно человеческим содержанием, наполняя им в христианстве таковым самого единого бога.
И, наконец, в современности человек становится индивидуалистом, социальным атомом. Причем уже не органическим, а механическим, точнее, технологическим атомом. Личность атомизируется. Следом в новейшее время расщепляется над субличностные аспекты, возвращаясь в хаотическую констелляцию архаического человека. Возрождается варвар, но уже современный, цивилизованный, технологический (технический, искусственный).
Такой же технический, искусственный характер носит восприятие смерти, обрастающей соответствующей смертельной технологией. Появляется идея виртуальной личности, которая как гибкая (вариативная) программа (софт) работает на жесткой (детерминистической и инвариативной) матрице (харде). Размышления о смерти оцифровываются в схему виртуальной жизни после физической смерти в качестве сетевой программы, которая оживляется в интерактивном режиме коммуницирующих пользователей информационных сетей. После смерти от человека остается информационный остаток, который хранится в сокровищнице информации как подставке архаической (буддистской) сокровищнице знаний в виде файла личных данных.
Для обычного или повседневного, массового человека нормально не думать о смерти, а думать о жизни. Но что такое норма? Это линия, перпендикулярно разделяющая крайние точки прямой пополам. Крайние точки – это точки прямой начала-минимума и конца-максимума. Нормальный человек равноудален от рождения и смерти. Как известно противоположности совпадают: начала совпадает с концом на пределе, но диаметрально расходятся в норме-середине. Обычный человек – это средний, посредственный человек, далекий от противоречий жизни и смерти, невинности и вины, святости и низости, избрания и проклятия, добродетели и порока, добра и зла, красоты и безобразия, истины и лжи и пр. Он далек от абсолюта, ибо близок относительности. В плохом находит хорошее, в хорошем – плохое. В нем смешаны крайности в равной пропорции. Обычно смешение и есть норма, нечто среднее. Однако в нем нет чистоты настоящего качества без примеси. Предпочтительно, конечно, положительное качество, а не отрицательное, как например, жизнь, а не смерть, - причем в чистом, а не в смешанном, виде. Но что такое жизнь в чистом виде? Это то, что реально, а не иллюзорно, что есть, а не то, что таким только кажется.
Для обычного человека реальным выглядит бытовая жизнь, которой и для которой он живет, используя для этого все то, что лежит в стороне от середины, от посредственности, соответственно в качестве средства. Цель – быт, средство – бытие как одна из крайностей жизни. Другая ее крайность – не-бытие. В быту бытие становится не-бытием, ничем, а не-бытие чем-то, более важным для бытового, семейного человека всем. Быт превращает человека в некто, в условную единицу, вещь среди вещей. Из-за быта все теряет свою цену. Жизнь становится бытом. Все, что не может быть им, становится смертью. Реальность
