Натворила вместе с Сивиллой. Две заговорщицы, погубившие школу Олимпия и его хозяина Харония Диспиция Магму, Ардада и Ферокла. И всех слуг и рабов этой виллы.
- Я твой теперь пленник - произнес, еще раз Ганик, отпуская ее, уже шею. И отпрянул назад на постели.
- Любимый пленник - произнесла, она ему снова, чуть уже не теряя от удушья сознание.
Луцилла соскочила на задницу перед ним.
Но он ее сильно ударил правой рукой по лицу. И она упала навзничь на постель, разбросав свои голые руки, молча, запрокинув сильно голову вверх подбородком, и разметав растрепанные длинные вьющиеся русые свои девичьи волосы, даже не издав ни звука. Только повернула голову влево. И из носа Луциллы потекла струйкой кровь. Капая на цветные ткани большого любовного ее ложа. А он запрыгнул на нее верхом, целуя ее, и слизывая ту текущую кровь, только повторял ей бес конца – Прости, прости, прости, любимая моя.
- Ничего, любимый - она, закрыв свои глаза, произнесла Ганику. И заползала под ним, извиваясь как дикая в смертельной агонии змея. Нагая и беспомощная. Но счастливая. Даже под тяжелым ударом его гладиаторской руки. Лишь простонав в ответ тяжко и с дикой сексуальной страстью, открыв свои синие влюбленные девичьи и безумные глаза, глядя на него с неистовой любовной жаждой сумасшедшей самки, самки жаждущей только любви. Любви безраздельной и любви безумной. Проливая свою кровь из разбитого носа на свою постель, прижимая к его мужской широкой мускулистой груди свою с торчащими острыми возбужденными сосками трепещущую в тяжелом дыхании грудь. Обхватив его за мощную Ритария раба гладиатора шею, своими голыми в золоте браслетов и бриллиантовых колец и перстней руками. Луцилла впилась своими окровавленными такими же, как и нос, разбитыми губами в его Ганика мужские губы.
- Любимый! - простонала тяжко она, закатывая свои синие безумные страждущей нового соития молодой самки, красивые глаза и разбрасывая свои девичьи в стороны голые ноги.
- Любимый! - повторяя свона и снова ему Ганику. Целуя его, и марая лицо гладиатора Ритария своей текущей из разбитого носа кровью.
- Любимый! Любимая! – раздавалось над, их двух влюбленных друг в друга, вздрогнувшей вновь от близости двух любовников расстеленной в шикарные цветные ткани постели. В полумраке среди каменных разрисованных цветными фресками стен спальной комнаты Луциллы Вар и Ганика.
Он Ганик вновь овладел ей, как первый раз на этой постели. Как первый раз, когда пришел в себя и увидел ее перед собой.
Он любил ее. Любил, забывая все настоящее и прошлое. И все, что его теперь окружало. Он просто любил ее, просто любил…
Он уже здесь позднее от рабов виллы, тоже услышал о каком-то дворцовом заговоре против Цезаря Тиберия. И что был какой-то бунт на арене самого Рима. Слышал со слов рабов этой виллы, и что там прямо на арене все были практически схвачены и арестованы. Все рабы ланисты и гладиаторы, кто остался, еще жив. Но ему было уже все равно. Потому что он хотел ее. Хотел любить и ничего не мог с собой теперь поделать.
***
Он слышал, будто была попытка убийства самого Тиберия. Кто-то метнул копье в его сторону прямо с арены во время Мартовских гладиаторских игр. И чуть не убил его мать Ливию. Вполне возможно, что пока он болел и был в отключке в Олимпии, всех тогда же и схватили. Всех его товарищей и друзей. Всех из всех школ Рима. И где-то держат. Может Луцилла Вар все же лжет ему. И он, как ни знал ничего, оказавшись здесь, так и не знает ничего. Может он вот так, оказался не удел и провалялся под присмотром женщин виллы Харония Магмы.
- «Но тогда, они где? Их, что ли тоже схватили?» - подумал Ганик - «А его пригрела для себя Луцилла Вар. И поэтому он не с ними в тюрьме. А как он тогда оказался здесь под боком у самой сенаторской дочки? А может, без него Хароний проигрался Вару на арене Рима, и он откупился им? Откупились от этого ублюдка Лентула Плабия Вара? Откупился, как откупился деньгами за смерть Мисмы Магония. И неизвестно где Мисма теперь и что с ним? Может, сам Хароний заплатил им живым Лентулу откуп. Просто продав без денег его Луцилле, дочери Сенатора. Хароний мог на такое пойти, хоть и был в хороших отношениях с ним. Но если вспомнить то, что говорил Ардад про то, что они замыслили против Мисмы Магония, чтобы от него избавиться, то и могли избавиться и от Ганика, спасая свою шкуру. А Ардад, например, мог, отказаться от него, из-за своей возлюбленной рабыни негритянки египтянки Лифии. После того, как он с ней сошелся, там, в Олимпии, он мог просто охладеть к Ганику. Это было мало, вероятно, но могло, и так быть» - такие уже мысли роились в голове Ганика.
Он Ганик просто ничего не знал. Может, Хароний Магма продал его Лентулу за всех в Олимпии. Откупился именно так, принеся прихоти Варов, этакую дань.
- «Хароний мог, но Ардад!» - думал уже в отчаяние Ганик - «Ардад его самый близкий друг по арене. Его учитель. Они даже никогда не ссорились с ним и друг другу не угрожали. Они были так близки, как отец и сын. Хотя тот был эфиоп негр, а он… Кто был он?» - Ганик вдруг впал в ступор. Потом отбросил это от себя.
- «Где все рабы и слуги виллы Олимпия?» - он подумал сам про себя.
Он их не видел здесь ни одного.
- «Может их отправили в каменоломни Лентула Плабия Вара? - он подумал – «А его отдали этой Луцилле Вар. Пока, он был без сознания. И не мог сам все решить и защитить себя».
Сначала Ганик не мог в это поверить, но, постепенно привыкая к Луцилле Вар, и жизни на огромной загородной вилле Варов, он стал все больше в это сам верить и верить в то, что сказала ему Луцилла.
Сивилла продала его Вару и его дочери Луцилле. Позарилась на деньги и сбежала из дома Харония Диспиция Магмы. Предала любимая женщина, за лоскуток бумаги на которой была печать свободы. Теперь было уже все равно. Он вообще посчитал, в конце концов, что все предали его. Все. Все его бросили, а он их всех любил, как родных. И готов был даже умереть за всех. А они предали его. Предали, как предала сама любовница Сивилла.
- «Сивилла» - подумал Ганик - «Что ты наделала. Какая же ты все-таки сука. Это мне плата за твою ревность или любовь? Или за то и за другое сразу?»
Ганик молчал и думал о Сивилле и о том, как они любили друг друга, и как она его предала, рванув из дома Харония Магмы на свободу.
- «Долго ли ей гулять так? Возможно, скоро попадется, за любую провинность, снова в рабство, и тогда либо каменоломни, либо крест» - он молча думал.
Ганик сейчас совершенно не глядел на нового хозяина и его друга из Римского сената. Он стоял у него в кабинете. Одетый в чистую белую раба короткую тогу, которую подарила ему сама возлюбленная Луцилла Вар, и это зацепило Лентула Плабия Вара. Его лицо передернулось от злобы.
Лентул пригласил, как хозяин дома его к себе, когда он осмелился в отсутствие любимой Луциллы Вар выйти из ее комнаты и из-под надзора двух ее служанок, просто оттолкнув их с дороги. И пошел по второму этажу огромной расписанной красивой росписью фресок загородной виллы.
Там в том кабинете сидел за своим столом и в своем золоченом большом родовом богатом римского сенатора домашнем кресле сам Лентул Плабий Вар. И его друг и подельник по грабежу виллы ланисты Харония Диспиция Магмы и дома гладиатора Ганика Марк Квинт Цимбериус.
Он старался не смотреть в их сторону, а лишь стоял недалеко у колонны главной залы, почти в дверях кабинета Лентула Вара.
Лентул Плабий Вар взял с золотого разноса золотой бокал с вином и, пнул, ногой своего старого раба Перфирия. Тот упал и рассыпал то, что было на том разносе. Оба Сенатора дико и злорадно рассмеялись над уже весьма дряхлым стариком рабом.
- Пошел отсюда, уболюдок - прошипел Лентул Плабий Вар рабу - Надо было от тебя, еще тогда избавится, когда ты при Тиберии наступил мне на мою сандалию и тогу, да руки не доходят старый мешок с дерьмом.
Еще раз принесешь с опозданием, отправлю на рудники. Понял, Перфирий.
Старик раб, быстро торопясь, все подобрал с мраморного пола главной залы. И быстро так же торопясь, молча, не издавая ни звука, поспешил с глаз долой, пока не случилось хуже.
- Надо будет его отправить в каменоломни и избавиться от старика - произнес Лентул Плабий Вар обращаясь к Марку Квинту Цимбериусу – Все же приобрести нового и молодого на рынке. Поручить, это не забыть, сделать Арминию Репте.
- Да, желательно гораздо по моложе - произнес, смеясь, как-то натянуто, Марк Цимбериус - Этот старикашка засиделся у тебя в рабах.
- Я и говорю, что руки не доходят - повторил Лентул Вар и продолжил разговор - На рудниках моих, там одни отходы. И не выберешь себе нужного раба. Придется в городе покупать на рынке рабов.
Перфирий быстро собрал посуду и был таков, проскочив, потупив в пол свой старика взор измученных глаз, он проскочил мимо стоящего у выхода из кабинета Ганика. А тот искоса проводил того сочувственным взором синих своих глаз.
- Значит, Германику конец – произнес Лентул Плабий Вар – Оно и верно и даже правильно со стороны Цезаря Тиберия – Лентул перевел снова разговор в нужное мему русло - Соперников надо истреблять в самом начале. А Тиберий и так несколько затянул с расправой.
Лентул посмотрел на Ганика ледяным взором, и не отрываясь.
- Согласен со мной, раб или нет? – Вар теперь обратился к Ганику – Раб, я жду ответа.
Ганик глядел в глаза Лентулу и молчал.
- Надо вот этого молодого еще пока ублюдка раба к прислуге моей пристроить! - он добавил всколзь к своему обращению и скривил ехидную и злобную звериную улыбку.
- Наглый взгляд - произнес Марк Квинт Цимбериус – Смелый. Сразу видно не не приучен к покорности.
- Надо у Луциллы моей его себе прибрать! – произнес Лентул Вар.
Но Ганик ему нагло и не боясь, ответил - Не знаю, хозяин. Как посмотрит на это моя личная хозяйка, ваша дочь. Я всего лишь
