сначала не обнаруживать их на привычных местах, а чуть погодя находить – совершенно не там, куда я их определил. Например, тапочки. Я человек не то чтоб шибко аккуратный, но некоторые заморочки, характерные для моего знака Зодиака – Девы, имею. По крайней мере, в трезвом виде стараюсь сохранять определённый минимум порядка и даже страдаю, когда его нарушают. К примеру, тапочки я по приходе домой должен непременно находить перед коридорной тумбочкой-калошницей, а не на одной из её полок или пуще того – под ней. Протирали прихожую и они мешали? – Отлично! Но по окончанию следует всё вернуть на свои места… По-моему, ни одна из моих жён или долговременных подруг подобного разговора не избежала. И все, следует отдать им хоть в этом должное, быстро привыкали к такому маленькому и безвредному чудачеству… Когда в первый раз я обнаружил тапочки лежащими не на месте, я не рассердился и даже ничего не сказал Ленке. В конце концов, они были на виду, а я уж не такой принципиальный зануда!.. Но на следующий день они нашлись уже только в комнате, чего не могло быть по определению, потому что ботинки я надеваю в прихожей, сидя на этой самой калошнице, и, соответственно, тапочки оставляю всегда там же. У меня в сердце что-то ёкнуло, и я снова ничего никому не сказал, но именно потому, что самому стало страшно…
Дальше – больше. Кто-то, в моё отсутствие, стал перекладывать книжки и тасовать дискеты на моём столе. Там одновременно лежит не так уж много, и я точно помнил заведённый мной же порядок. Ни Гурьян, ни Ленка к столу и приближаться не могли: они не умели пользоваться компьютером и страшно боялись ненароком что-либо повредить. Даже пыль со стола Ленка вытирала только в моём присутствии и предварительно испросив разрешение. Между тем компьютер без меня кто-то явно включал! Знаки на «Рабочем столе» слегка менялись местами… Я начал прятать силовой шнур, но придя однажды после этого домой, обнаружил, что шнур найден, подсоединён, да так и оставлен…
Отвратительное это чувство, когда понимаешь, что собственная квартира перестала быть убежищем! Что кто-то спокойно посещает её в любое удобное для него время, копается в твоих вещах, сидит в твоём кресле… По-моему, даже открытый обыск не так унижает, как эти тайные посещения. При официальном обыске ты всё-таки видишь, что происходит, ты предполагаешь, чего ожидать, у тебя, наконец, есть какие-никакие свидетели – понятые. А так получалось, как будто меня кто-то насилует во сне. Мерзкое, повторяю, ощущение…
Конечно, крепости нервам оно мне не добавило. «Володя, что ли, шалит», - думал я. – «Что ж теперь, замки менять? Так ведь я ему и от нынешних замков ключей не давал. Значит, и менять бессмысленно. А чего делать-то? Мало ли, что ему в голову взбредёт»… Пока же я просто перестал выходить из дома, даже за сигаретами. Изнутри дверь закрывалась ещё и на массивную щеколду, и это меня несколько успокаивало. Жильцы мои уехали в отпуск на месяц, а Ленку и Гурьяна я обучил условному стуку: два – один – два. Правда, ничего им так пока и не рассказал. Понимаете, Сергей Леонидович, я уже и сам не мог быть уверен, что мне ничего не чудится. Наверное, это обычное для подобных случаев состояние. И, понятно, не слишком приятное…
И вот, дня через три, когда мы все вместе сидели на кухне и смотрели телевизор, началась следующая фаза. Внезапно раздался стук в дверь. Он был громким, требовательным, но совершенно не «парольным». Мы давно уже решили вообще никому не открывать дверь, когда все дома. Мало ли, пожалует какой-нибудь участковый – объясняй ему, почему у меня живут без регистрации! Или отшитый в своё время бомж зайдёт по старой памяти. И почти наверняка – с выпивкой. А нас и так алкоголизм достал уже до печёнок… В общем, мы с Гурьяном даже не пошевелились. Только любопытная Ленка прокралась к глазку, всмотрелась… «Там никого нет», - прошептала она, вернувшись в кухню, и в ту же секунду опять раздался стук. Стук, а потом смех. И опять стук…
Это было страшно так, что не передать. Мы все замерли на своих табуретках. Потом Гурьян взял в руки молоток и двинулся к двери. Я схватил отвёртку и пошлёпал за ним. Гурьян бесшумно отодвинул засов, провернул ключ в замке и тут же резко распахнул дверь. Площадка было пуста, только посередине её ещё дымился сигаретный окурок…
Нечего и говорить, что мы опять свалились в спасительный запой. Правда, теперь выбегали в магазин только по двое, а Ленка запиралась на засов и высматривала нас с балкона. Что интересно – за всё время запоя никакие посещения нас не тревожили. Мы даже довольно быстро смогли развеселиться. Я, как водится в таких случаях, вёл исторические беседы, Гурьян вспоминал тюремные и бомжевские случаи, Ленка, тоже как всегда, углублялась в свою деревенскую родословную. Впрочем, друг другу мы не мешали, даже, если случалось, говорили одновременно. Главное – мы были вместе и никакая «непонятка» нас не тревожила… Потом, на удивление согласованно и гармонично, мы выползли к пиву, а там уж и к кефиру, к чаю и даже к борщу. Казалось, всё прошло. О стуках в дверь мы и не вспоминали. После нескольких дней запоя, знаете, реальность размывается и не то что недавние события – вся жизнь кажется в какой-то степени привидевшейся. По этой же причине я так и не поделился своими страхами перед таинственными посещениями. «Кто его, на самом деле, знает, - думал (если позволено так будет выразиться) я. – Может, это Альцгеймер грядёт, а ты на барабашек хочешь спихнуть!..»
Ну, Варька даёт!.. Даже не знаю, удобно ли Вам об этом рассказывать. Получается вроде как заклад, ябеда. Но, думаю всё-таки, Вы о повадках своих медсестёр представление тоже имеете, раз уж такими непростыми делами взялись заниматься. Правда, видеокамеры или «жучка» в палате я не обнаружил. Может, они и есть, но, раз не нашёл, значит как бы их и нет. Пукнуть, стало быть, свободно не возбраняется… Вообще не представляю себе, как человек может жить, зная о постоянном наблюдении. По-моему, он непременно должен просто для себя представить, что ничего такого нет, если уж не нашёл или не может ликвидировать, иначе ведь действительно с ума можно сойти… А Вы, я полагаю, и без всяких «жучков» прекрасно ориентируетесь в поведении своих подопечных. Это не комплимент, Сергей Леонидович, это констатация факта, скорее уж вынужденная. Я ведь тоже Ваш подопечный, и у меня иногда морозец по коже пробивает, как подумаю, что за выводы конструируются у Вас, пока Вы меня пользуете и изучаете…
Да, так вот Варька. Сегодня, как всегда, выставил руку, попытался расслабиться, чтобы не так уж остро Варькино наплевательство ощутить, а она предплечье обмотала (как всегда, конечно, небрежно, почти болезненно), а потом – раз! – наклонилась и начала рукой меня массировать – в эрогенной, так сказать, области…
Я, Сергей Леонидович, человек, конечно, уже не молодой, но ещё вполне в силах. По крайней мере, к Ленке приставал почаще, чем ей действительно хотелось, несмотря на её еле-еле тридцать. Короче, ощутил я прилив и Варьку рукой к себе прижал. И за, так сказать, бедро прихватил. Бедро у неё, должен отметить, оказалось точёным. Жирка в самую меру, чтоб ущипнуть можно было со вкусом… Прилив продолжился и усилился, и я уже встал и к Варьке было развернулся, чтобы достойно, лицом к лицу, встретить испытание, но тут в дверь впёрся охранник Витя. Занадобилась ему зачем-то Варвара!.. Он, конечно, ухмыльнулся, увидав нашу позицию, но Варьке – хоть бы что. Она руку у меня из трусов, как ни в чём не бывало, выдернула, умело вывернулась и пошла, пошла к двери, как в море лодочка, так что мне даже неловко стало – штаны-то пижамные, оттопыриваются легко и заметно…
Ну, в общем, решил я перед сном освежиться на воздухе, чтобы ночью юные грёзы не мучили. Вышел в наш внутренний дворик, прогулялся вдоль чудесных хризантем, присел на скамейку, закурил. И чёрт меня дёрнул голову, стало быть, в небо запрокинуть, на звёзды полюбоваться. Звёзды-то присутствовали, крупные, летние, но одновременно уж очень резко бросилось в глаза, что дворик ограничен с четырёх сторон стенами. И соотношение между площадью дворика и высотой стен (судя по прилегающим окнам, три полноценных этажа) таково, что чувствуешь себя в замкнутом пространстве. Совсем не так, как, к примеру, на улице Зодчего Росси в Санкт-Петербурге. Там, вроде, тоже: пенал и пенал, два длинных здания по бокам и театр в торце, но пропорции-то выверены. Если не ошибаюсь, 230 метров в длину и по 23 в высоту и ширину. Стены, при всей их высоте, не давят. А в нашем садике, выходит, давят… Вот такие дела, Сергей Леонидович.
21 сентября
Да, из запоя мы, значит, выползли. Ленка опять на рынок к своему вьетнамцу вернулась, Гурьян собирал железки и провода, я же настолько отошёл, что начал устраиваться на работу. И вот тут однажды, когда я как раз направлялся на собеседование, у подъезда меня поймал наш участковый Камил. Вообще-то у него есть фамилия и звание майора, но так уж все его привыкли звать, и он, не чинясь, откликается. Простой человек! Любой какой-нибудь таджик, снимающий угол или комнату у нас в квартале, прекрасно знает, сколько участковому надо давать в месяц для порядка – чтобы не приставал с договором найма, с проверкой документов у гостей и т.д. А «ночные бабочки», принимающие клиентов в своих съёмных квартирах, по-моему, к Камилу просто неравнодушны. Судя по всему, от них он получает денежную дань прямо в опорном пункте. Я пару раз, приходя по паспортному делу, наблюдал, как они весело пробегали пощебетать в его кабинете. И видок у барышень был бойцовый – как на встречу с хорошим клиентом. Уж не знаю, навещает ли он их непосредственно по месту работы. Чего не видел – того не видел. Наверное, в таких случаях Камил переодевается в штатское и становится рядовым московским азиатом – плюгавеньким, чёрненьким, стремящимся к максимальной незаметности…
Впрочем, я его таким никогда не видел. На этот раз, как и обычно, он был в своей форменной тужурке, которую носил с каким-то непередаваемым шиком. При виде Камила в форме неизбежно и парадоксально возникали одновременно две ассоциации, казалось бы, плохо совместимые: «шериф» и «комиссар». И сам Камил это явно чувствовал, поводил небрежно плечами…
- Как живёшь? – спросил он, как всегда, доброжелательно, хоть и дежурно. – Не одиноко без бабушки-то? (Бабушка моя померла несколько лет назад, и с тех пор многое менялось в моей жизни в разные стороны)
- Твоими молитвами, - ответил я, не вдаваясь в подробности.
- Тогда хорошо! – радостно воскликнул Камил. Конечно, он знал, что у меня живут бомжи, но ни разу за всё время не потревожил меня ни единым вопросом. Подозреваю тут два мотива – рациональный и трансцендентный. Во-первых, взять ни с меня, ни с моих жильцов было нечего, жалоб на нас не поступало, доказывать же, что я чего-то там в режиме регистрации нарушаю, было бы слишком обременительно для ленивого сына гор. Во-вторых же, надеюсь, Камил всё-таки чувствовал разницу между мной, москвичом в
Вернусь позже дочитать)