Вдова не простила… Саша Арбатский поменял свою комнату в Москве на дом в деревне, соблазнившись большой доплатой. Дом оказался развалиной, а деньги быстро кончились… Витю Ржавого выписала из квартиры дочь, когда он отсиживал за небольшую кражу, потому что сил у неё больше не было терпеть его пьянку… Гурьян избил жену за измену и сел… Наташа вдрызг разругалась с бывшим мужем, разменяла квартиру, а полученную комнату продала, чтобы уехать в Крым, но так и не доехала даже до вокзала...
За полтора года через мою квартирёнку прошёл чуть ли не взвод. Кто-то приходил на день-два, кто-то пытался закрепиться. В конце концов осталось двое уже как бы постоянных, как бы уже и не совсем формальных жильцов. Первый – Гурьян, жертва женской неверности, отсидевший пять лет, потерявший московскую квартиру и прописку. Он довольно быстро всех конкурентов вытеснил по одному за различные провинности перед обществом (утаивание денег, питьё в одиночку, лень и т.п.) А взамен преподнёс мне подарок – Ленку. Непосредственно перед этим она побиралась у близлежащего женского монастыря. И ей неплохо подавали, хотя была она и молода, и симпатична, и вполне здорова! Ну, разве что запылилась немножко… Ленка, конечно, действовала не одна – кто бы ей позволил в одиночку-то! В их стае было пятеро. Сорокалетняя Райка, отсидевшая за убийство. Райкин хахаль Женя, бывший спортсмен – член сборной СССР по гандболу, ныне хромый. Единственный по-настоящему блаженный среди них, мальчик для битья, Сашка. И, наконец, Дик – Райкина восточноевропейская овчарка. Комнату всем им предоставляла дворничиха – за это они кололи лёд, сгребали снег – в общем, полностью убирали её территорию. Дворничиха же занималась какими-то своими торговыми делами, а им дополнительно выдавала каждый день бутылку водки. На последующие бутылки и еду они успешно зарабатывали у монастыря. Ну и помойками не брезговали… Гурьян встречал Ленку и раньше, знал извивы её биографии. Это слишком отдельная тема, и в отдельном месте я уже рассказывал о Ленке подробнее и в другом, сказочном, хотя, конечно, тоже имевшим объективные основания варианте. Характер, ясное дело, это судьба, однако и обстоятельства ей достались такие, что не приведи Господь. Гурьяна сексуальная жизнь давно не интересовала, но Ленку он жалел. Вытаскивать её надо, полагал он, и я был с ним совершенно согласен…
Вот они-то и стали жить у меня постоянно. Гурьян на нижней койке двухэтажной кровати, когда-то купленной мной для детей, Ленка – на верхней, я – на диване за шкафом. Время от времени, то с вечера, то по утрам Ленка меня навещала (Гурьян, разумеется, в это время находился где-нибудь на кухне или вообще отсутствовал)… Новые лица появлялись всё реже и мимолётней. Никому из нас троих это было не нужно: Гурьян и Ленка не желали новых конкурентов, а я к тому времени поправил своё финансовое положение, сдав вторую комнату. (Муж с женой приехали из российских глубин в Москву зарабатывать себе на дом, обстановку и машину и пахали как Карлы, появляясь только тихо переночевать). В принципе я мог бы уже обойтись без подпитки со стороны, но эти двое стали к тому времени не просто жильцами. Мы потихоньку, как говорится, приручили друг друга. Один, Гурьян, занял нишу товарищеских отношений. Правда, разгильдяй был жуткий (хотя среди бомжей ходил в неформальных лидерах). То выпросит у меня мой собственный паспорт (у него-то давно не было) для оформления на якобы хорошую работу и отдаст его навсегда мошенникам – фальшивым работодателям. То приведёт кого-нибудь с действительно интересными продуктами, какими-нибудь, к примеру, тигровыми креветками. Я соблазнюсь, впущу, а этот залётный кекс между делом стащит у меня со стола мобильник. Но я уж и ругался на Гурьяна, так сказать, по-семейному, отходчиво… Другая, Ленка, вроде бы могла считаться моей любовницей. Правда, баловались мы с ней редко – она к этому занятию была почти равнодушна. Я утешал себя тем, что, по её рассказам, дело было не во мне. Просто такая уж натура. Первый её тоже ругал за фригидность… Что говорить? Привык, привык я к ней, и частенько высматривал теперь её с балкона, когда она возвращалась с вещевого рынка, где стала в конце концов работать. Конечно, без всяких трудовых соглашений, без оплачиваемых выходных, отпусков, по двенадцать часов в день… Но это была Ленкина мечта: накопить побольше, прибарахлиться, набрать подарков и заявиться однажды в посёлок под Курском, где жили её родители и её сын и откуда она убежала несколько лет назад после предательства любимого…
Постепенно оформилась договорённость: никого больше в квартиру не приводить! Помимо всего прочего, гости с улицы часто притаскивали с собой элементарных вшей. Меня эти эктопаразиты почему-то обходили (обпрыгивали?) стороной, а Гурьян и Ленка, давно отмывшиеся и отстиравшиеся и даже, на мой взгляд, немного перебарщивающие с чистоплотностью, часто после такого гостя вдруг замирали, обнаружив где-нибудь на шве уютно устроившуюся особь. И снова, чертыхаясь, начинали кипятить бельё и яростно втирать в волосы чемеричную воду…
Разумеется, товарищ и разгильдяй Гурьян первым эту договорённость и нарушил. Когда б он знал, чем это кончится!..
Завтра, клянусь, приступлю наконец к событийной части. Мне самому уже надоело тянуть кота за хвост. Если бы это предназначалось для обычного читателя, я бы, конечно, довольно много подсократил. И вообще перестроил бы композицию: начал бы с чего-нибудь ударного, завлекающего, а уж потом обратился бы к предыстории. Но отчёт есть отчёт. При всей – признаю! – аморфности стараюсь хотя бы порядок изложения сохранить.
А Варьку я сегодня шлёпнул особенно смачно и руку на попке задержал. Она поелозила бёдрами – понимай, как знаешь: то ли хочет отстраниться, то ли, напротив, кокетничает. Жаль, что утром мне положены только таблетки. И Света, и Варька приносят их в блюдечке и мельком ставят на тумбочку, к кровати особо не приближаясь.
19 сентября
Как же я сразу не учуял тогда опасности! Как не понял, что дьявол занялся мной самым нешуточным образом?!. Одно оправдание – нетрезв был, и весьма. У нас с Ленкой и Гурьяном затянулось празднование Троицы. Кстати, не знаю, причина это уличной жизни или следствие (а может, одновременно и то, и другое), только бомжи все, как один, алкоголики. Ну, на улице-то с алкоголизмом особо не поборешься. Нервишки требуют подпитки, и просто холодно бывает, и, наконец, в «обходах на пробивку» непременно встретишь кого-нибудь знакомого с бутылкой. А угощают они друг друга обязательно, потому что каждому когда-нибудь придёт нужда и самому угоститься… В общем, ничего особенного, у нас в стране алкоголиков миллионы не считанные, я и сам алкоголик. Только тут мы втроём прямо как с цепи сорвались – до этого воздерживались довольно долго. Гурьян даже успел начать движения по восстановлению паспорта: взял выписку из домовой книги, где он когда-то, до тюрьмы, был зарегистрирован, и почти совсем собрался ехать на «прожарку» - на дезинфекцию. Без справки оттуда направление в социальный приют не получишь. А в приют надо устроиться обязательно – хотя бы формально, чтобы взяли на постоянную работу… Но и на этот раз, как уже семь лет после отсидки, не суждено было Гурьяну приблизиться к паспорту. Загудели, одно слово!..
Пропили всё, что было и у меня, и у Ленки. Даже Гурьян, человек обычно безденежный («натурой» вносил свою долю), выудил из джинсов четыреста рублей. Они как раз на хлопоты по паспорту и были отложены… Потом наступил черёд кредитных изысканий. В магазине меня, конечно, знали. Нынешняя хозяйка Галя ещё лет двадцать пять назад вела винный отдел. Он работал тогда до девяти, а не до восьми вечера, что в то суровое время было большим плюсом – обычно подобное дозволялось только большим гастрономам… Дня три мы ещё прожили, потихоньку оттягиваясь, но совсем выйти из штопора так и не удалось. Слишком усердно мы потребляли зелье в течение аж недели. Однако и Галя остановилась в своём милосердии всего лишь на несчастной тысяче рублей. Четвёртую, не то пятую бутылку водки, с добавлением кваса и сигарет, дала уже с большим скрипом…
Тогда-то Гурьян и решил проведать некоторые лежбища давних уличных знакомых. Там уж он обладал кредитом, и вопрос был только в наличии денег или непосредственно искомого продукта. Ленка увязалась за ним в надежде быстренько перехватить где-нибудь хотя бы глоток. Она жадная была на выпивку, когда развязывала. И, надо сказать, честно пропивала с компанией всё накопленное. Потом, правда, мучимая угрозами совести, по три-четыре месяца держала строжайшую экономию, нещадно ругаясь, если я или Гурьян «позволяли»… Я с ними не пошёл, потому что вообще уже еле ходил. Валялся в постели, попивал неожиданно найденный кефир, потом незаметно задремал…
«Короток и тревожен сон алкоголика!» - говаривал один мой хорошо знающий предмет приятель, и был до паскудности прав... Я проснулся от стука в дверь. Мои жильцы ключей с собой не взяли, ибо были научены горьким опытом невозвратных потерь. Да и я, в качестве хозяина, категорически запретил им по нетрезвости брать ключи с собой. (Попутно, для внимательного читателя, каковым Вы, Сергей Леонидович, конечно, являетесь, замечу, что дверной звонок у меня не работал, но совсем не из-за пьянства, а просто стал отчего-то замыкать, и я его взял и отрезал)
Я проковылял до двери, посмотрел в глазок… Физиономия Гурьяна, присунутая им почти вплотную, закрывала весь обзор. Да, собственно, не физиономия целиком, а один нос, карикатурно увеличенный смотровыми линзами, и глаза, уже явно блуждающие, «с поддачи». Я отпер.
- Мы с гостем! – Гурьян отодвинулся от двери, давая мне возможность рассмотреть диспозицию. Позади находилась Ленка, тоже с блуждающим, малоосмысленным взглядом. А рядом с ней – гость!
- Мы с Володей одну в гаражах выпили, а ещё три с собой принесли, - доложил Гурьян. – Он сегодня металл сдал хорошо. И пожрать нашли – вот, сосиски, лечо, йогуртов херова туча, торт!..
Этого Володю Гурьян мне показывал как-то раз с балкона. Ну, бомж и бомж, разве что чистенький. Но я уже знал к тому времени, что бомжи отнюдь не обязательно грязны, потрёпаны и небриты. Это только совсем опустившиеся, и их далеко не большинство, просто они заметней… Да что – мне их всех разглядывать, что ли? Я тут, понимаешь, страдаю с похмелья, а народ принёс и выпить, и закусить – так чего ж я буду выпендриваться? Володя значит Володя. Звоночек, может, и прозвенел, только я-то его не расслышал…
В общем, понеслось. Помню, мне сначала понравилась Володина услужливость. Он был помоложе и с готовностью вскакивал, чтобы что-то принести, порезать, открыть. Вообще он был симпатичен, только в первый вечер у меня в голове всё плясало, поэтому ни до каких сопоставлений и ассоциаций дело не дошло. А дошло вдруг до того, что я неожиданно, этаким невещественным манером, каковой случается в глубокой нетрезвости, обнаружил себя в странной ситуации: я в ванной комнате, вместе с этим Володей, и дело определённо движется…э…э… к сексу нетрадиционному.
Вернусь позже дочитать)