счастью, не намекнул, обошлось. Цыганочка в паре с девочкой своего друга. Поездка со своей уже девочкой к какой-то её старшей сестре и потом почему-то в Фили, и купанье, и растиранье собственной рубашкой этой девочки в отгороженной (!) пляжной раздевалке. Прибытие домой поздно вечером на вторые сутки после выпускного и вальяжное курение прямо в постели – и назло родителям, и сил уже не было. Пробуждение (своевременное!) от едкого дыма, валящего из прожжённой дыры в одеяле… Ничего этого там, в этой школе, видимо, не предусматривалось. Я не усидел, подошёл поближе и разглядел, как два мордоворота-охранника шмонали входящих парадных выпускников на предмет алкоголя. Те покорно поворачивались, позволяя обыскивать. Конечно, никаких охранников в моей школе на моём выпускном не было и в помине… Грустно течёт жизнь, Сергей Леонидович, и пойду-ка я спать, а перед сном вспомню её, свою школьную любовь, Женю Петрову, какой она была и какой уже никогда больше не будет.
25 сентября
Я рассказал Свете о психиатре, который меня тестировал. Она сначала вежливо посмеялась, а потом начала убеждать меня в полезности и значимости подобных тестов.
- Я ведь в мединститут собираюсь на будущий год, читаю много – и по психатрии тоже… А удачный тест позволяет пробраться в ваше бессознательное и даже подсознание…
Ну, ей-то я выдал всё, что сам понимал, о вторичности рационального мира и первичности исключительно жизни Духа. Не думаю, впрочем, что она прониклась – молода ещё и зашорена, конечно, всяким школярством. Я и сам-то стал понимать это, только, так сказать, «земную жизнь пройдя до половины» и даже более того. Кстати, когда я начал читать разнообразных философов, не доступных для меня доселе, не переставал удивляться: как же они-то были такими умными ещё в юности, какая же у них была, если можно так выразиться, предварительная подготовка!.. В разговоре попутно выяснилось, что Светик очень любит пьесы Чехова и смотрела большинство из них по несколько раз в разных постановках. И даже процитировала – с чувством: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её».
- Но ведь Чехов же ясно написал, что «Чайка» - комедия! – не выдержал я. – А ешё поговаривал: «Этот купец Алексеев (то бишь, Станиславский) ни черта не понимает в моих пьесах!» У него только «Иванов» да «Три сестры» обозначены как драмы, а остальное – комедии! Кажется, ещё «Дядя Ваня» - «сцены из деревенской жизни», то есть уж точно не драма! А играют как драмы… Я когда-то посмотрел всё, но чтобы по второму разу всякие режиссёрско-актёрские изыски улавливать – увольте!..
Надо сказать, что я Чехова очень люблю. И прозу его, и те комедии, которые поставлены именно как комедии. Гениальный «Медведь» например. А нытьё героев в тех драматических спектаклях, которые ставятся по его комедиям, меня просто раздражает. Даже неловко в этом сознаваться интеллигентному, можно сказать, человеку, но так оно и есть. Я их перечитывал, искал разгадку, представлял, как можно было бы поставить именно комедию… Вот, может быть, как такие дачные, что ли, спектакли с любительским составом. И всё действие происходит на подмостках, выстроенных на сцене театральной. Как марионетки, что ли, или театр теней… Не знаю, не режиссёр. Знаю только одно, но совершенно гениальное, по-моему, воплощение ВСЕГО Чехова на материале его ранней пьесы «Платонов», о которой, как известно, Комиссаржевская сказала молодому автору, что ему пьесы уж точно писать не следует. В первый раз я увидел этот фильм в тот год, когда он только вышла. Сначала просто – буквально! – рыдал. И во второй раз (на следующий день, шёл он в кинотеатре «Пламя», и больше, кажется, нигде) рыдал, смущаясь соседей… После четвёртого просмотра подряд я постарался взять себя в руки и понять, от чего же я так рыдаю. Мне и лет тогда было меньше, чем большинству героев пьесы – жизнь только начиналась, а вот поди ж ты! Там именно ВЕСЬ Чехов, зрелый, умудрённый, мужественный. Цыгане (в отличие от пьесы-основы) так ведь и не приехали. И самоубийства героя не состоялось, он просто ушибся, потому что, оказывается, у обрыва мелко. «И всё останется по-прежнему, Платонов со мной, я с Платоновым»… Ну, не буду распространяться - всё-таки не рецензию пишу. Кстати, я прямо-таки с удовольствием на каком-то из просмотров уловил фактическую ошибку сценаристов. Платонов кричит: «В тридцать пять лет Наполеон был генералом!» Раньше он стал генералом, лет, кажется, в двадцать восемь. А как раз в тридцать пять, в 1805 году, произвёл себя в императоры!.. Но такая ошибочка только на руку всей концепции… Что-то из этого я воспроизвёл и для Светика. Ушла она задумчивая…
А я, расчувствовавшись, стал вспоминать мою Рыжую Коленку. Даже не вспоминать (на, ети их мать, бессознательном уровне я про неё всегда помню), а просто – в который уж раз! – пытаться сформулировать (никуда же от привычки к рациональному постижению мира не деться), что же с нами произошло. И прежде всего – со мной, любимым…
26 сентября
Сегодня одержал-таки победу над плотью. Варьке – не дал! Она совершенно этим не смутилась, только, язва такая, бормотнула: «Конечно, понимаю, старость не радость» и ушлёпала из палаты. А я, между прочим, хотел… Да вот не стал, потому, прежде всего, что полночи думал про свою Ленку, про нежное её сердечко, которое она так плотно прятала под грубостью, да что там говорить – и прямым хамством.
Написал когда-то (повторюсь) прекрасный чешский писатель: «приплыла в корзинке по реке»!.. Вот это оно и есть – приплыла, и никуда уже не денешься. Я и ей говаривал: мол, у нас с тобой любовь просто-таки абсолютная. Рассмотрим по пунктам. Во-первых, никаких так называемых «общих» интересов: из тех книжек, которые я уважаю, она прочитала только «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Старик и море» (потому и запомнил, что больше не читала практически ничего), ничем, из того, что мне интересно, не интересуется, только вот готовит хорошо и вообще хозяйка хорошая. Но – вспомним моих предыдущих «грамотных» жён! Ну да, они читали побольше, всё-таки экзамены сдавали в вузах, но разве, положа руку на сердце, их интересовало то, чем я занимаюсь? Им просто вид иногда приходилось делать, что, дескать, разделяют мои заботы, иначе было бы уж вовсе неприлично. А Ленка – плевать хотела на приличия: смотрит себе боевики и стрелялки, а например, более-менее содержательное кино игнорирует. Особо не любит комедии и мелодрамы, хотя способна прослезиться, например, на какой-нибудь «Долгой дороге в дюнах». Теперь во-вторых. Секс. Ленка вообще со мной, по крайней мере, вела себя вполне фригидно – ну, правда, до поры до времени, пока цветок не заблагоухал (я это уже описал в соответствущем сочинении в этакой лирически-сказочной манере) А предыдущие? – Чем дольше живу, тем больше у меня сомнений появляется на тему того, насколько всё это было им приятно. Ну, приятно-то было, но, кажется, и вполне приличествующие ситуациям притворства тоже имели место. А Ленка – и на притворства плевать хотела. Когда была ко мне равнодушна – так и не пыталась чего-нибудь этакое изобразить... И наорать могла по любому поводу. Потом, правда, когда чувствовала себя неправой, как бы извинялась – особым образом: например, соорудит новое вкусное блюдо или рубашку мне купит, или что-то в этом роде… Вот и получается, что любить её мне вроде бы и не за что. Но тут же становится особо ясной другая мысль, банальная, тысячу раз повторенная в веках, но для каждого (да ведь и не для каждого, далеко не для каждого) становящаяся как бы собственным постижением: любят не за что-то, а почему-то! Просто за эту, приплывшую по реке в корзинке чуфырлу я, оказывается, могу и жизнь отдать, а уж рискнуть ей (жизнью) – вообще как два пальца об асфальт! И получается, что любовь моя к Ленке (но ведь, очевидно, и её ко мне) совершенно дистиллирована, очищена, освобождена почти от всех рациональных ценностей… То есть и получается – абсолютная любовь…
Вернёмся, однако, к нашим баранам. В начале осени всё опять возобновилось: и стуки в дверь, и смехи на площадке. Теперь всегда кто-нибудь один оставался дома, поэтому посещений больше не наблюдалось. Но жить так было нельзя. А тут ещё риэлтор позвонил, Олег Артурович.
- Не надумали? – по-моему, он что-то жевал. – А то я бы подъехал – уже с потенциальным покупателем…
И я, наконец, решился. Купил две бутылки пива и сел на лавочке – демонстративно напротив охранников Дома, демонстративно же на них поглядывая. И действительно – сработало! Минут через двадцать из Дома вывалили знакомые – за которыми я наблюдал в кафе, только без третьего, того, который тогда был в тренировочных штанах. Они подвалили ко мне, и белобрысый прогудел вроде бы даже сочувственно:
- Ну, пойдём!..
- Сам ведь хотел, - пискнул тонкогубый (этот-то уж точно – со злостью)…- Пиво-то оставь!..
Дальнейшее, Сергей Леонидович, отложу на завтра. Не хочется всякую мерзость вспоминать на ночь глядя.
27 сентября
Сегодня была Светик. Как всё забавно разложилось! С Варькой отношения чисто физиологические, но и давление она меряет почти болезненно, а после интимного общения с ней сам себе, в общем-то, неприятен… Кстати, ни о какой измене своей Рыжей Коленке я ни секунды (даже «когда не думает никто») не то что не помышлял, а… Как бы это выразиться? Вот, говорят, у древних китайцев женщина как удовольствие стояла на пятом месте: после еды, питья, удаления шлаков (то есть попросту говна) из организма и отливания из него же лишней жидкости. Варька как раз это пятое место и заслуживает – тут до каких-то помыслов и дело не доходит. Полагаю, что никто особо не размышляет, испытывая позывы кишечника или мочевого пузыря. А со Светиком – отношения исключительно платонические, то есть отнюдь не физиологические, но измерения она производит (физиологический момент) просто-таки нежно, и уж ни о каком пятом месте в наслаждениях речи тут быть не может; вот с ней бы я, пожалуй, Ленке хотя бы отчасти и изменял, если бы вообще отношения развивались в этом направлении.
Сегодня мы с ней поговорили вроде бы ни о чём – так полутона, полунамёки, полуцитаты… С ней это можно, и от этого легко.
А мне эта лёгкость сегодня просто необходима, потому что приступаю к описанию самых неприятных моментах во всей этой истории.
Ну, конечно, пошёл я, как суслик или как барашек, за этой парочкой. Ощущение возникло такое же, как тогда, когда меня везли на каталке на операцию по поводу аппендицита. Пустяк вроде бы, но ведь и помирают иногда!.. И страшно было именно от неведомого. Ну, например, ни разу до этого я не испытывал общий наркоз. Как это – вдруг заснуть? А где-то я читал, что когда наркоз дают, начинают задыхаться… (К слову – всё тогда оказалось чудесным, и вообще это теперь не наркозом называют, а потенциированием – если я ничего не путаю, и я мило шутил с хирургом во время операции, и даже
Вернусь позже дочитать)