Дети выжженной пустыни бездуховности

выяснять, и если человек не утверждает, что он прилетел из будущего или появился в нашей вселенной из некого параллельного мира, то его совершенно не обязательно вот сразу принимать за откровенного враля или за сумасшедшего.
Если свой пусть и сильно побитый жизнью, то надо бы его принять, а если чужой, то пошел он вон!
И не надо играть в игры пытаясь найти в чужом своего.
А то так ведь можно и до полного абсурда дойти!
Получается, что после того как рядом, скажем, прошел сосед с цепями на груди и весь в татуировках, еще уж долго ведь можно затем сиротливо шмыгать носом, и впрямь захлебываться от нахлынувших от самого сердцу слез и все это оттого, что он такой, а мог бы быть совсем, ну совсем другим.
И все эти инсинуации льются у кого-то за спиной и слезы эти и впрямь исходят от самого сердца.
И все это лишь оттого, что у кого-то, видите ли, есть ум и способности, и хотя он выражает их на своем собственном языке, но все равно сквозь все эти внешние атрибуты, проскальзывает огонь мысли, и где-то внутри него похоронена высокая душа.
Даже при более реалистическом в плане элементарной логики подходе к данной проблеме, окажется куда важнее переживать за людей, которые уже себя доказали в правильном и здравом смысле этого слова, а теперь вдруг скатываются вниз с достигнутых ими вершин.
Например, подсев на иглу.
Но бывало ведь и так, что всеми путями вытаскивая кого-то из этой тьмы, любящий человек сам же становится наркоманом, просто попробовав быть с кем-то на одной волне, а потом разница между ними естественно, что быстро стирается.
Вот это и есть тот самый пример, когда нельзя ни в коем случае опускаться до чьего-то уровня, а то потом уже назад точно не вырвешься.
Но часто бывает и так, что люди с этаким самым дичайшим отвращением отходят от того у кого, они обнаруживают какое-либо явное отклонение от всех общественных норм, хотя оно и совсем незаразное.
Причем сладостные грехи вызывают в них чувство тайной зависти, а те, что грязные - чувство глубокого омерзения или презрительной насмешки.
Вот как пишет об этом Лев Толстой в его романе «Анна Каренина».
«Левин помнил, как в то время, когда Николай был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал в религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись».

Вот можно подумать, что человек жизнь сам себе строит, а не подстраивается под нее!
Конечно, есть разница между теми или иными людьми и одни бы не выдержали и единой бури, но они-то плывут по жизни на огромном красивом лайнере, которому не страшны никакие мелкие катаклизмы, а другие выходят в житейское море на утлой лодчонке, и у столько бурь им еще в детстве довелось пережить, что их нравственное начало стало несколько иным, чем были те еще первоначальные их качества.
Это вовсе не означает втаптывания чьей-то души в мерзкую грязь, но все ж таки ею относительное закабаление, потому что в тисках первобытной дикости любой человек быстро перенимает многие ее душевные задатки.
Вот как пишет об этом Артур Конан Дойл в его повести «Затерянный мир»
«Я шел самым последним и невольно улыбался, глядя на своих товарищей. Неужели это блистательный лорд Джон Рокстон, который не так давно принимал меня в розовом великолепии своих апартаментов в "Олбени, устланных персидскими коврами и увешанных по стенам картинами? Неужели это тот самый профессор, который так величественно восседал за огромным письменным столом в Энмор-Парке? И, наконец, куда девался тот суровый, чопорный ученый, что выступал на заседании Зоологического института? Да разве у бродяг, встречающихся на проселочных дорогах Англии, бывает такой жалкий, унылый вид»!

Так что как нетрудно понять опуститься до самого низменного уровня – это ведь не так уж и сложно, но, однако есть существенная разница между внешними проявлениями и внутренним устройством чьей-либо души!
У человека цивилизованного вполне может быть дикое и гнилое нутро, а у истинного дикаря вполне гуманистические представления о том, что же надо делать, если ребенок находится в опасности.
Но это понятное дело не в целом, но однако есть у человека культурного такая черта столкнувшись с первобытностью, он становится ее куда кровожаднее дабы доказать все свое над ней полнейшее превосходство.
Вот тому яркий пример:
Тоже из «Затерянного мира»
«В душе каждого, даже самого заурядного человека таятся неведомые ему бездны. Я всегда славился своим мягкосердечием; стоны раненого зайца не раз исторгали у меня горькие слезы. Но теперь меня обуяла жажда крови».

И откуда взялась вся эта неуемная жажда крови?
Вполне естественно, что чужая дикость поднимает из глубин подсознания свою собственную брутальность, а цивилизованность делает ее организованной, обдуманной и куда более проворной.
Однако рассуждая логически крайне трудно осудить за это человека, которого привели в ярость, а выпить стакан воды, чтобы охладить свой вскипятившийся ум, у него попросту совершенно не было ни времени, ни сил.
Однако тянущаяся годами последовательность длительной травли - это уже нечто совсем иное!
И кстати совершенно выходящее за рамки попытки создания больших и очень даже болезненных неприятностей одному конкретному человеку.
Чувства неуправляемые разумом всегда несут гигантский вал общественного зла, ибо они совершенно неиссякаемы, в своем безоглядном, безоблачном, или же черном, как грозовая туча скудоумии.
Причем речь идет не какой-то там банальной рассудочной деятельности, что должна управлять высокими чувствами, а о именно наиболее главном во всяком человеческом естестве.
Может ведь и такое случиться, что у большого начальника террористы украдут сына и пригрозят ему, что коли он не даст им возможности совершить страшный теракт, то они попросту перережут его отпрыску его маленькое горло.
И тогда этот самый человек, решив спасать жизнь сына подобной ужасной ценой, целиком пойдя на поводу у своих нерадивых чувств, вовсе не совершит ничего достойного понимания или даже элементарного сочувствия.
Поскольку если у человека чувства в определенной ситуации подминают под себя разум, то кто же это вообще может то гарантировать, что это не произойдет с ним в некой совершенно иной ситуации.
А ведь с людьми, которые воруют детей с той целью, дабы их родители устроили теракт, договориться всерьез никак нельзя, такие головорезы вполне способны добавить еще один труп, с них это станется.
Дело то уже сделано, а то чего греха таить вдруг еще чадо на их след наведет.
Кому это надо!
Но только вот у человека, который в подобной ситуации будет думать одним лишь сердцем, такие мысли в голове, могут буквально напрочь отсутствовать.
А при всей той огромной доле ответственности и любви, которую хорошие люди испытывают по отношению к своим детям, выкупать их существование ценой многих других не менее ценных жизней - это же ни для кого вовсе вот непростительный грех.
Если, конечно, речь не идет о простой продаже наркотиков, которые за раз никого не убивают и вообще могут достаться в основном лишь тем, кто уже и без того давно всецело потерян для общества.
А все же, в случае, когда речь идет именно о теракте, что перевесит чашу весов? Автор имеет в виду человека уверенного, что он блюдет интересы родного ему общества, а не всякую продажную сволочь!
Кстати, люди ответственные за очень многие чужие жизни могут и всего-то что ненароком ошибиться, причем, столь ведь прискорбным образом, что результатом их страшного промаха станет жизнь и здоровье тысяч и тысяч людей!
Однако принять во внимание факторы, не являющиеся общим местом в обыденной жизни, зачастую очень даже непросто.
Прежде всего - это происходит оттого, что чем выше величие лучезарной мудрости, тем глубже и непреодолимее трясина ее вполне искренних, дремучих заблуждений. От одного только того, что опыт накопленных побед, давит тяжелым прессом на душу, заставляя человека признать, что все в этом мире подвластно орлиному взору его проницательных глаз.
Хотя то, что непонятно не обязательно темно, а может быть только уж в темени зачато.
И вот действительно выбор места своего рождения - это буквально во всем совершенно несоразмерная роскошь нашим самым элементарным и наискромнейшим человеческим запросам.
А раз уж нельзя выбрать себе более подходящее место для зачатия своей жизни, то и правильные моральные принципы вовсе-то не выйдет приобрести в книжной лавке на углу.
Но так оно ведь окажется, куда только полегче чем, что-либо угодно другое во всей этой непростой жизни…
Вот, к примеру: взять за шиворот во всем виноватого, да и швырнуть его на съедение голодным волкам, хотя они все равно не столь уж и страшны по сравнению с сытыми свиньями, по выражению Игоря Губермана.
Только вот сами ошибки чреватые дикими последствиями есть часть нашего всеобщего и повседневного существования, но в отличие от сознательных действий направленных во зло их надо бы рассматривать, хоть в чем-то, но все ж таки во вполне определенном и конкретном ключе - совершенно иначе.
Вообще в этой жизни нет, и не может быть ничего труднее выбора образа действий (в самой непростой ситуации), и это именно он создает яростные бури ничем необузданных эмоций, а заодно и глубокие внутренние противоречия в недрах всей несоизмеримо сложной для простого и поверхностного понимания весьма многогранной человеческой натуры.
Те, кто желают ее упрощать, попросту живут красивыми иллюзиями, поскольку в будущем упрощение придет за счет повсеместно возродившейся естественности, но на совершенно новой культурной основе.
Зачатки этого есть и сегодня, но этого на всех явно так не хватает, а, значит, всерьез надо бы учитывать, то самое промежуточное состояние, когда новое может перехлестнуться с чем-либо очень даже старым, отжившим, но и сегодня вполне реально где-либо существующим.
И в тех тяжелых случаях, когда сама жизнь ставит людей в тупик, они попросту обязаны решать и действовать без всякого промедления и задержки, если конечно речь не идет об их жизни и смерти.
А вот в любви иногда вполне же стоит пойти на значительный компромисс учесть совершенно иные полностью чужие своему сознанию представления об ее духовной сути.
Потому что весь этот мир или даже большая его часть - это вовсе не все, что может быть однозначно верно воспринято, и осознано исключительно на одной лишь только основе собственного жизненного опыта.
Он иногда бывает тяжким как гиря, а это подчас накладывает непосильный отпечаток сапога на душе хорошего человека.
А, кроме того, жизнь иногда вытаскивает неизвестно из какого рукава козыри, когда, казалось бы, все уже было совершенно потеряно, а иногда топит в мелкой лужице кем-то пролитых, горьких слез.
Причем как раз-таки того, кто явно мог бы начать жить по-людски после всех бед и невзгод, в течение всей его нелегкой жизни.
Может то была и не лужица, но, приняв во внимание все, то зло, что люди не злые и жестокие, а обычные люди всецело причиняют друг другу, оно