Дети выжженной пустыни бездуховности

отбора. Неизвестной остается психологическая стойкость, глубина и серьезность стремлений, опыт прошлой жизни».

Опыт прошлой жизни не зря поставлен в самый конец, поскольку именно он и является тем основополагающим фактором, что творит над душой человека тот самый Страшный Суд, вовсе не дожидаясь пока протрубит труба архангела Гавриила.
Именно так оно и есть, а если бы это было хоть как-либо иначе и всякие восторженные моралисты действительно имели право вещать свои сентенции, основываясь на своем здравом смысле, то все зло давно бы уже исчезло, будучи полностью раз и навсегда попросту искоренено.
Однако с усилением роли культуры и просвещения в жизни людей его внезапно стало только лишь, куда весьма значительно больше.
И будь это хоть как-нибудь иначе оно бы тогда действительно было по полному праву всецело раздавлено и втоптано в прах веселой толпой, умиленно-мечтательных мудрецов того самого славного поколения, что уж предшествовало двум мировым побоищам, каковые ранее просто-таки еще и не знала вся история нашей цивилизации.
А между тем нельзя же мерить весь этот мир по себе и по своему собственному устроенному и благополучному быту.
Это и было основной ошибкой светлой души мечтателей…

Абсолютное большинство наивных, а не подлых по всей своей природе злодеев - это всего-то лишь люди, вовсе неприученные к славным благам цивилизации, а не какие-то вполне естественные отбросы общества.
Хотя и таких тоже возможно хоть как-то перевоспитывать, большая часть завязавших со своим ремеслом воров, указывали на то, что встретили за решеткой честного мента, и это оказало на них самое положительное должное влияние.
А вот, когда, кто-либо доказывает, какой же он все-таки хитрый и ушлый по отлавливанию блох на чужом теле никак при этом их не замечая на своем-то собственном организме…
Это ведь разве что людей внемлющих ему только так еще поболее развращает и разъедает им душу язвами мучительных переживаний.
А между тем им самим уж надо было вовремя головой подумать и уметь обвинить, заклеймить и себя в том числе, а не только кого-то другого по духу и образу мышления.
И вот еще: что, надо бы всерьез действительно суметь углядеть в человеке его истинно так подлинную натуру, а все кажущиеся в некой дымке своего собственного воображения отбросить в сторону, сразу же отметая его на корню, в том самом пиковом случае, когда надежды сами себя почему-либо вовсе-то никак не оправдывают.
При этом важно ведь еще суметь сделать человеку хорошо продуманные замечания. Подобным образом вполне возможно, в том числе и получить повод для какого-либо физического насилия.
Главное, чтобы эти высказывания делались вежливым и участливым тоном.
Причем именно в той манере, дабы из-за них одно только истинное по всей своей природе гадкое чудовище, свело бы весь этот разговор к каким-либо грязным оскорблениям.
Но не надо на этом хоть сколько-нибудь надолго и вправду зацикливаться, а если, что преспокойно идти себе далее по своему светлому жизненному пути, большим усилием воли раз и навсегда перестав замечать кого-то, кто только лишь путается под ногами, но мозгами своими так и не вырос.
Да и к тому же сам по себе человек вообще не столь уж и редко может на самом-то деле оказаться, одним только-то и всего сильнейшим проводником чужого зла, а не его вполне естественной первопричиной.
И тогда, что ж это получается?
Вот когда собаку бьют палкой по голове, а она за нее хватается зубами, то это ее естественный инстинкт, она ведь не может сообразить, что это всего-то лишь инструмент и он ни в чем таком вовсе ведь никак не виноват.
Хотя, конечно, Маргарита Николаевна была совершенно вне себя и как раз ее-то вполне возможно понять…
Как там было у Булгакова…
«Маргарита ударила по клавишам рояля, и по всей квартире пронесся первый жалобный вой. Исступленно кричал ни в чем не повинный беккеровский кабинетный инструмент».

Однако, невидимость можно ведь и как-нибудь по-иному на самого себя смело надеть, попросту управляя делом, издали пользуясь людьми как марионетками.
Конечно, никто не может сказать, что он ангел, а кто-то дьявол в юбке, но в том и разница между идеалистами потребителями и теми, кто готов удобрить собой почву для всеобщего блага.
ДА, у них бывает скверный и скотский характер, но это еще не делает из них истинных поганых врагов всего существующего общества…
И те, кто живут не по правилам, могут о них просто ничего и не знать…
А кто их вообще собственно придумал?
Все ведь так относительно и зависит от всех имеющихся жизненных обстоятельств.
Вот даже взять такую одиозную личность как карьерист Самохвалов, он человек, когда-то явно предавший свои истинные чувства во имя лучшего карьерного роста.
О да, он, конечно же, гад ползучий, но использовать служебную переписку для личных целей, как и бегать за женатым мужиком тоже, между тем, довольно-таки немалое свинство.
А дети? Для них же разлад в семье – это ведь весьма и весьма трагичное событие.
Но пока что еще очень даже многое в этом мире напрямую зависит лишь оттого, кто и как всецело расставил акценты.
Ну а с другой стороны вот если бы Самохвалов обнародовал, те письма, что Рыжова совала ему лично в руки или же оставляла их на его рабочем столе, то это и вправду очернило его с ног до головы и безо всяких там «акцентов».
Уборщицы, как правило, вовсе не столь любопытны, как любознательные секретарши, через руки которых проходит служебная переписка.
Если человек идет на дополнительную огласку того, что и так уже и без того давно всем известно, то он, конечно, подлец, но далеко не до той степени, как оно было бы в случае, если бы его с некой дамой взаимоотношения, носили личный, а не ей же навязанный широкий общественный характер.
А ведь при помощи различного рода разъяснений всегда легко создать об одном и том человеке два совершенно во всем противоположных мнения путем в корне различного анализа его поступков на ярко выраженной эмоциональной основе.
Сомерсет Моэм в его книге «Луна и грош» пишет об этом так.
«То, что я написал о Стрикленде, конечно, никого удовлетворить не может, задним числом я вполне отдаю себе в этом отчет. Я пересказал кое-какие события, совершившиеся на моих глазах, но они остались темными, ибо я не знаю первопричин этих событий. Самое странное из случившегося – решение Стрикленда стать художником – в моем пересказе выглядит простой причудой; между тем он, разумеется, неспроста принял такое решение, хотя, что именно его на это толкнуло, я не знаю. Из собственных его слов мне ничего не уяснилось. Если бы я писал роман, а не просто перечислял известные мне факты из жизни незаурядного человека, я бы придумал уйму всевозможных объяснений для этого душевного переворота. Наверно, я рассказал бы о неудержимом влечении Стрикленда к живописи, в детстве подавленном волей отца или же принесенном в жертву необходимости зарабатывать свой хлеб; я бы изобразил, как гневно он относился к требованиям жизни; обрисовав борьбу между его страстью к искусству и профессией биржевого маклера, я бы мог даже привлечь на его сторону симпатии читателя. Я сделал бы из него весьма внушительную фигуру. Возможно, что кто-нибудь даже увидел бы в нем нового Прометея, и оказалось бы, что я создал современную версию о герое во имя блага человечества, обрекшего себя всем мукам прометеева проклятия. А это неизменно захватывающий сюжет».

Уж куда автору до него в умении описать подобные события и дать им твердую и исчерпывающую оценку.
Но хотелось бы все же добавить, что жизнь и ее отображение в чьих-либо устах всегда могут быть, в том числе и взаимосвязаны с тем черным дымом злобы, как и яростно алчной до Линча подлостью кровавой мести одними только теми чужими руками.
А вот когда имели место сами события, то чище не было того, кто попросту никак не захотел марать свою душу грязью чертовых выяснений каких-либо причин чьего-либо крайне нерадивого и сколь непорочного поведения.
Злобу накапливают, прежде чем ее излить очень даже многие, но не все делают - это тихо, а как-то выражая человеку свое неодобрение, делаешь его осторожнее.
Но и это еще не все! Логичность претензий является основой успеха донести их до любого пусть даже и самого сумрачного интеллекта.
И вот что также сколь уж весьма вот немаловажно!
Главное - это ведь ни кем-то о ком-то исключительно одиозно организованное мнение, а что же - это именно данный человек вообще сам делал, когда рядом с ним творилось, чего-либо неладное.
Поскольку, как-либо коснуться его пусть даже и вскользь, будет иметь, куда только более важное значение, нежели чем заявлять о себе лишь затем, дабы исправить все то донельзя нелепое прошлое…
Вот для чего и предпринимаются причем весьма срочно самые далеко идущие шаги дабы всецело осквернить чье-то и без того уже не светлое будущее.
Ужасные медвежьи услуги при этом объявляются чем-то заоблачно прекрасным, а человек, который через них чуть на тот свет не отправился злобным уродцем, изображавшим из себя некое возвышенное величие.
Действительно бывает, что человек ведет себя самым отвратительным образом и то, что его к этому побудило связанно с его внутренними качествами, а не с какими-то внешними факторами.
Но тут все еще зависит оттого, а как же он при этом объясняет свое недостойное поведение.
Вот для этого и нужны откровенные разговоры…!
Кстати, увиливание от всякого ответа тоже ведь есть более чем прямой ответ.
Вот, к примеру, слова героя романа Сомерсета Моэма «Луна и грош» в них прекрасно чувствуется все то, что отображает натуру собственника вполне способного ответить самым черным злом за, то, что его выходили, спасли от смерти…
«– Я в любви не нуждаюсь. У меня на нее нет времени. Любовь – это слабость. Но я мужчина и, случается, хочу женщину. Удовлетворив свою страсть, я уже думаю о другом. Я не могу побороть свое желание, но я его ненавижу: оно держит в оковах мой дух. Я мечтаю о времени, когда у меня не будет никаких желаний, и я смогу целиком отдаться работе. Женщины ничего не умеют, только любить, любви они придают бог знает какое значение. Им хочется уверить нас, что любовь – главное в жизни. Но любовь – это малость. Я знаю вожделение. Оно естественно и здорово, а любовь – это болезнь. Женщины существуют для моего удовольствия, но я не терплю их дурацких претензий быть помощниками, друзьями, товарищами».

Но если возможно вмешаться в чью-либо жизнь и отвести от чьей-то головы, ту, что в саване и с косой, то это надо было сделать, а не крутиться вокруг да около часто вздыхая о том чтобы еще было если бы…
Вот именно так и выглядит долг совести у настоящего здравомыслящего человека - воочию лицезреть все, что происходит вокруг и вовремя принимать надлежащие меры.
А вот без меры одарять кого-либо самыми прекрасными чертами души, дабы затем по прошествии какого-либо достаточно большого промежутка времени целенаправленно срывать с кого-то маску, обнажая под ней звериные клыки…
Это вот просто именно тот абсурд на который и вправду способны люди вовсе смотрящие на радугу на небе, а не на пожарища оставленные минувшей страшной грозой.
Их мысль вообще всегда устремлена только лишь