деле и впрямь весьма вот безупречно уж явно так сведущие.
Ну а подлецы и лизоблюды явно постараются всякую ту крайне горькую пилюлю непременно так подсластить чисто мнимыми и зачастую никак несуществующими или совсем несущественными успехами.
И чем мельче червь, ставший главным в деле защиты отечества, тем больше червей сожрут великие массы народа, что будут при этом погибать совершенно зазря, не принеся при этом не малейшей пользы своей стране.
А все, потому что управление войсками это тоже искусство, и оно требует и мастерства, и таланта, а коли их вовсе нет, то только и остается сколь ведь усердное рвение в том самом более чем безнадежно напрасном же расточительстве людскими ресурсами.
И как раз из того еще только ведь явно уж затем оно и выходит, что вся та дорога усеянная трупами своих солдат, и отрывает с диким скрипом ворота всякому лютому неприятелю.
И вот он как раз уж и сможет тогда, только лишь слегка спотыкаясь разом и последовать вглубь лишь доселе бывшей некогда нашей, а ныне полностью вражеской территории.
И именно так оно и было в том крайне уж ныне далеком 1941, когда по причине на редкость бестолкового в военном деле «и лыка не вязавшего» высшего командования за первые дни войны немцы протопали почти то расстояние, каковое они должны были вполне преодолеть, весело вышагивая друг за другом строго в ногу.
И тот, кто, тогда рубя с плеча, отдал полностью бессмысленный приказ ни за что не отступать ни при каких тактических обстоятельствах, «стоять насмерть», фактически тем и обрек всю свою кадровую армию на плен и бесчестие.
Поскольку подобного рода чисто советское распоряжение могло только лишь разом, и поспособствовать одному тому совсем так до чего еще незамедлительному рассечению передовых частей Красной армии на некие самые так уж отдельные, достаточно мелкие фракции.
И, ясное дело, что во всем том дальнейшем их разве что только и ожидало более чем заведомо чисто ведь заранее вовсе вот недвусмысленно предрешенное – полнейшее физическое уничтожение.
215
И та самая всем небезызвестная фраза Сталина, сказанная им по поводу 6 армии вермахта, что была зимой 1943 попросту уж чисто так намертво заперта в Сталинградской мышеловке: «Если враг не сдается, его уничтожают»…
Нет, разве то и близко никак не явный ремейк в точности таких слов сколь на редкость бойкого и ретивого немецкого командования.
Причем разве не касались они как раз-таки тех, более чем многочисленных никак не наспех окруженных, а затем и полностью изничтоженных советских армий?
И ведь уничтожались они тогда по большей части разве что чисто издалека…
Поскольку бравые немецкие генералы военное дело знали никак и близко вовсе не понаслышке, а потому и до чего наспех нащупав наиболее слабые места советской обороны, попросту так уж явно так умело брали они наши войска в жесткие, добела раскаленные клещи.
А как раз при помощи подобных отчаянно жестких усилий им вполне ведь в то самое время и довелось сколь еще сходу ослабить наши части, совсем уж вконец обескровив их и раздробив.
Ну, а как раз именно по этой крайне же безысходной причине войска Красной армии в конечном своем итоге, попросту явно еще затем оставались вовсе так совсем без ничего, то есть безо всякого пропитания, боеприпасов, как и вообще какой-либо твердой цели всех их бесконечных и бессмысленных блужданий.
Ну а там и до сурового плена было считай так чисто рукой же подать.
Причем до чего уж спешно вырываться из окружений всем тем, так или иначе, охваченным с боков частям Красной армии до чего неизменно мешал именно тот параноидальный сталинский страх всякого грядущего приближения линии фронта ко всей его той еще безразмерно раздувшейся за годы культа бесподобно гордой персоне.
216
И именно как раз из-за него Сталин и не дозволял своим войскам весьма так ведь в спешке отходить, сколь старательно же выравнивая линию фронта, как то им и было от века еще положено по всей той тщательно выверенной долгими веками теории тактики и стратегии.
А между тем вовремя не отступившие части становились беспомощными, вялыми, обескураженными и разобщенными…
И вот саму глупость отстаивания подобного рода рубежей более чем откровенно и вправду возможно, до чего еще смачно так выразить одной той тягучей фразой: «Смерть за ржавый от крови погост, вся наша жизнь пошла коту под хвост».
Однако это, конечно, никакое не доказательство.
Автору вполне могут задать именно тот еще более чем остро вонзаемый в грудь указательным пальцем вопрос: а сам ты чего в этой жизни видел?
Ну что же, вот оно вам, самое доподлинное свидетельство, причем именно со стороны того, кто сам все прошел и все именно своими глазами некогда видел, фотографически запечатлев это в своем сердце буквально навеки.
Да и, в конце концов, неужели человеку родившемуся в том от нас ныне уж весьма еще пока только далеком 22 веке, вовсе ничего нельзя будет написать об этой немыслимо ужасной войне?
И потому ли ему о ней (как оказывается) никак не пристало бы даже и заикаться, раз узнать про все ее грозные события он как-никак сколь еще естественно сможет единственно лишь откуда-то чисто уж разве что только понаслышке?
Виктор Астафьев. «Прокляты и убиты». Книга первая.
«Пробовали закрепиться на слабо, наспех кем-то подготовленных оборонительных рубежах, но тут же настигало людей это проклятое слово „«окружение“ » – и они снова кучами, толпами, табунами и россыпью бежали, спешили неизвестно куда, к кому и зачем».
217
В принципе, любой вполне здравомыслящий человек, несомненно, сумеет во всех тех до чего мрачноватых красках весьма уж наглядно себе вообразить, а каково было бы ему и впрямь оказаться в той самой ситуации, когда враг, как оказывается, у него со всех же сторон, а где наши, нынче вообще вот теперь попросту и не известно.
Тут как-никак, а по любому незамедлительно подрастеряешь всякий свой былой пыл и энтузиазм…
А к тому же и полевая кухня тоже никак ведь явно не похожа на сказочную скатерть-самобранку…
Очень уж многие люди враз тогда оставались голыми, босыми и голодными, а как пару недель поблуждают они по лесам, да по болотам…
То, вот какие из них тогда еще далее будут хоть сколько-то стоящие данного определения настоящие солдаты?
И та ситуация, которая описана в песне «У деревни Крюково»: «Все патроны кончились, больше нет гранат, и в живых осталось только семеро молодых солдат»…
218
Очень уж она более чем ведь, безусловно, типична для всех тех тогдашних окружений и котлов, и откуда это было тем солдатам хоть как-то еще суметь себе раздобыть подкрепления и боеприпасы?
И вот разве что в том более чем невообразимо грустном конце куплета именно то сколь унылое советское вранье, причем вранье, яснее ясного более чем неприглядно выражающее весь тот тогдашний, пафосный большевистский настрой…
«С мертвых спроса меньше, а на нас позора несмываемого…»
Эта фраза капитана Жеглова может до чего уж отлично так смотреться в рамках всего государства в целом…
Однако выглядит она при этом полностью вовсе иначе, чем это было в том и поныне всем небезызвестном и знаменитом фильме «Место встречи изменить нельзя».
219
Неужели человеку нужно было и впрямь-таки без тени раздумий прыгать на врага с далекого расстояния с одними голыми кулаками?
Не осталось у него ни патронов, ни гранат, а значит, и врага ему достать было совершенно уж именно нечем.
После войны дезертиры, годами отсиживавшие себе зады в уютных кабинетах, до чего нарочито и более чем солидно и впрямь задавали солдатам именно подобного рода их совсем ведь бесслезными очами в чью-то геройскую грудь столь остро вонзаемый сколь беспристрастный вопрос.
«Почему ты не помер, как надо, как положено тебе по ранжиру?
Слова из песни Александра Галича «Вальс, посвященный уставу караульной службы».
220
И это разве что только, когда враг и вправду стал достаточно же близко к самой Москве более чем стремительно подбираться, все вдруг начали делать в точности, как то еще изначально и было положено по науке, а не по тому и близко себя никак не оправдавшему сколь еще верно идеологически выверенному чисто так блажному сценарию…
Совсем уж напрасно будет хоть как-либо пытаться всею силой и впрямь до чего стойко удерживать за собой каждую пядь своей территории, все более и более при этом наматывая на нацистский штык кишки нашей наиболее доблестной в мире краснознаменной армии.
А между тем вплоть до того самого злосчастного момента, когда гитлеровские части и впрямь-то попросту ведь стояли у самых стен города Москвы все также и звучали точно те визгливые окрики…
А они подчас только лишь прибавляли паники, а потому вовсе никак не из-за жесткой и крайне беспринципной дисциплины вполне еще удалось на самом вот деле отстоять Москву.
Нет уж это безупречно радостное событие произошло, в том числе и потому, что в тот самый момент всех тех, кто разве что прямо вперед солдат гнать умел несколько поурезонили, а тем и дали возможность людям теорию войны вдумчиво учившим безо всяких тяжких помех делать свое ратное дело.
Ну а до тех невообразимо тяжких дней, когда враг совсем вплотную приблизился к самой воротам столицы - главным рычагом в армии был один лишь грозный рык штабного начальства.
А между тем при той полностью нормальной системе командования старший военачальник сначала выслушивает возражения нижестоящего подчиненного, а лишь затем принимает строгое и весьма ответственное решение.
Да только у товарищей большевиков все это было вовсе не так!
А как раз потому и той чисто большевистской дисциплиной буквально все в армии тогда прямо насквозь вовсю и пропахло, словно тем еще озоном после грозы.
Смотрит комбат диким взглядом на трубку, из которой озоном на него с самой неистощимой матерной силой разом еще сходу повеяло…
И ведь до чего невесело ему затем разом и доведется, всячески еще предаться тяжким раздумьям, а именно как он теперь в глаза младших своих командиров хоть сколько-то сможет более чем пристально уж ныне так вообще еще посмотреть?..
Наступай тут смело, когда войска всего фронта прямиком бы пора — вот спешно спасать от окружения грамотным, всегда как-никак более чем строго и слаженно действующим противником…
А у нас ни порядка, ни логики в приказах сверху попросту не было и в помине, максимум кто поумнее, отрывисто, словно та еще псина до чего же отчаянно только и взлает, действуй, мол, по обстановке, как сам знаешь.
Ну а хоть какой-либо слаженности действий не было попросту вообще никакой…
А между тем как раз-таки при данном суровом раскладе безупречно грамотный всему уж своему военному ремеслу совсем не наспех обученный противник действительно сможет быстро и радостно (для своих войск) сходу так обнаружить все те чудовищно слабые места нашей обороны.
И это считай вот по ним он всем своим гранитным кулаком затем изо всех сил затем и ударит…
Ну, а в данную уж довольно так широкую брешь буквально сразу попрет неимоверная силища, остановить которую с боков или даже с ее неровных и рваных краев было тогда попросту уж никак вовсе так невозможно.
И именно те наиболее упорные командиры затем и оказывались, в конечном
