Про то, как враг народов войну выигрывал

совсем же несущественными успехами.
И чем мельче червь, ставший главным в деле защиты отечества, тем больше червей сожрут великие массы народа, что будут при этом погибать совершенно так зазря, не принеся при этом не малейшей пользы своей стране.
А все, потому что управление войсками это тоже искусство, и оно требует и мастерства, и таланта, а если их вовсе нет, то только и остается до чего еще усердное рвение в самом так напрасном расточительстве людскими ресурсами.
И именно таким образом затем и выходит, что дорога, усеянная трупами своих солдат, и отрывает с диким скрипом ворота лютому неприятелю, и он тогда может, только лишь совсем так слегка спотыкаясь разом и последовать вглубь лишь доселе разве что бывшей ведь нашей, а ныне так полностью вражеской территории.
И именно этак оно было в том крайне уж ныне далеком 1941, когда по причине на редкость бестолкового в военном деле «и лыка не вязавшего» высшего командования за первые дни войны немцы протопали почти то расстояние, каковое они должны были преодолеть, весело вышагивая друг за другом строго в ногу.
И тот, кто, тогда рубя с плеча, отдал полностью бессмысленный приказ ни за что не отступать ни при каких тактических обстоятельствах, «стоять насмерть», фактически так тем и обрек всю свою кадровую армию на плен и бесчестие.

Поскольку подобного рода чисто советское распоряжение могло только лишь разом, и поспособствовать одному тому вовсе так до чего незамедлительному рассечению передовых частей Красной армии на некие самые отдельные, достаточно мелкие фракции.
И, ясное дело, что во всем том дальнейшем их разве что только и ожидало заведомо как есть чисто ведь заранее этак никак до чего еще совсем недвусмысленно предрешенное – полнейшее физическое уничтожение.

215
И та самая всем небезызвестная фраза Сталина, сказанная им по поводу 6 армии вермахта, что была зимой 1943 попросту уж совсем намертво заперта в Сталинградской мышеловке: «Если враг не сдается, его уничтожают»…
Нет, разве то и близко никак не явный ремейк в точности таких слов сколь на редкость весьма бойкого и ретивого немецкого командования.
Причем касались они как раз-таки тех, до чего еще многочисленных совсем не наспех окруженных, а затем и полностью так изничтоженных советских армий?
Причем уничтожались они тогда по большей части разве что лишь только издалека…
Поскольку бравые немецкие генералы военное дело знали никак и близко вовсе не понаслышке, а потому и до чего наспех нащупав наиболее слабые места советской обороны, попросту до чего умело брали они наши войска в жесткие, добела раскаленные клещи.
А именно как раз при помощи подобных донельзя же крайне жестких усилий им вполне ведь качественно и быстро на редкость успешно в то самое время и довелось их сколь немыслимо так сходу ослабить, обескровить и раздробить.
Ну, а как раз по этой безнадежно безысходной причине наши части, в конечном своем итоге, попросту и оставались уж вовсе без ничего, то есть безо всякого пропитания, боеприпасов, как и вообще какой-либо твердой цели всех их бесконечных и бессмысленных блужданий, а там и до сурового плена было считай рукой подать.
Причем до чего спешно и стремительно разом вырываться из окружений всем тем, так или иначе, охваченным с боков частям Красной армии сколь неизменно вот на редкость зверски мешал именно тот беспринципно параноидальный сталинский страх грядущего приближения линии фронта именно к его, безразмерно раздувшейся за годы культа бесподобно гордой персоне.

216
И именно как раз из-за него Сталин и не дозволял своим войскам в спешке отходить, сколь уж старательно выравнивая линию фронта, как то им и было еще от века истинно так положено по всей той тщательно выверенной долгими веками теории тактики и стратегии.
А между тем вовремя не отступившие части становились беспомощными, вялыми, обескураженными и разобщенными…
И саму глупость отстаивания подобного рода рубежей более чем откровенно и вправду возможно, до чего еще смачно выразить одной той тягучей фразой: «Смерть за ржавый от крови погост, вся наша жизнь сходу пошла коту под хвост».
Однако это, конечно, вовсе никакое не доказательство.
Автору вполне еще могут задать именно тот сколь этак остро вонзаемый в грудь указательным пальцем вопрос: а сам ты чего в этой жизни видел?
Ну что же, вот оно вам, самое доподлинное свидетельство, причем именно со стороны того, кто сам все прошел и все именно своими глазами некогда видел, запечатлев это в своем сердце буквально навеки.
Да и, в конце концов, неужели человеку, только лишь разве что затем родившемуся в том самом от нас ныне пока еще донельзя далеком 22 веке, вовсе уж и ничего нельзя будет написать об этой сколь немыслимо ужасной войне?
И потому ли ему о ней (как оказывается) никак и не пристало бы даже и заикаться, раз вот узнать про все ее грозные события он как-никак до чего этак естественно сможет единственно лишь откуда-то разве что уж чисто понаслышке?
Виктор Астафьев. «Прокляты и убиты». Книга первая.
«Пробовали закрепиться на слабо, наспех кем-то подготовленных оборонительных рубежах, но тут же настигало людей это проклятое слово „«окружение“ » – и они снова кучами, толпами, табунами и россыпью бежали, спешили неизвестно куда, к кому и зачем».

217
В принципе, любой вполне здравомыслящий человек, несомненно, сумеет во всех тех сколь донельзя мрачноватых красках весьма наглядно себе вообразить, а каково было бы ему и впрямь оказаться в той самой  ситуации, когда враг, как оказывается, у него со всех сторон, а где наши, нынче вообще теперь попросту и не известно.
Тут как-никак, по любому до чего незамедлительно подрастеряешь всякий свой былой пыл и энтузиазм…
А к тому же и полевая кухня тоже никак и близко не похожа на сказочную скатерть-самобранку…
Очень уж многие люди враз тогда оставались голыми, босыми и голодными, а как пару недель поблуждают по лесам, да по болотам…
То, вот какие из них тогда вообще еще будут хоть сколько-то на деле стоящие данного слова и определения настоящие солдаты?
И та ситуация, которая описана в песне «У деревни Крюково»: «Все патроны кончились, больше нет гранат, и в живых осталось только семеро молодых солдат»…

218
Очень уж она, безусловно, типична для всех тех тогдашних окружений и котлов, и откуда это было вообще тогда тем солдатам и вправду хоть как-либо вполне еще суметь себе раздобыть подкрепления и боеприпасы?
И вот разве что в том самом невообразимо грустном конце куплета именно то донельзя же унылое советское вранье, причем вранье, яснее ясного более чем наглядно выражающее весь тот тогдашний, пафосный большевистский настрой…
«С мертвых спроса меньше, а на нас позора несмываемого…»

Эта фраза капитана Жеглова может до чего уж отлично смотреться в рамках всего государства в целом…
Однако выглядит она при этом полностью этак явно на редкость иначе, чем это было в том и поныне всем небезызвестном и знаменитом фильме «Место встречи изменить нельзя».

219
Неужели человеку нужно было и впрямь-таки без тени раздумий прыгать на врага с далекого расстояния с одними разве что голыми кулаками?
Не осталось у него ни патронов, ни гранат, а значит, и врага ему достать было совершенно так попросту именно нечем.
После войны дезертиры, годами отсиживавшие себе зады в уютных кабинетах, весьма нарочито сколь солидно и складно и впрямь задавали солдатам именно тот донельзя же странный, и исключительно риторический, как есть в саму грудь их бесслезными очами разом вонзаемый более чем  беспристрастный вопрос.
«Почему ты не помер, как надо, как положено тебе по ранжиру?
Слова из песни Александра Галича «Вальс, посвященный уставу караульной службы».

220
И это разве что, когда враг и вправду стал достаточно уж близко к самой Москве сколь стремительно подбираться, все вдруг вполне начали делать в точности, как то изначально и было положено по науке, а не по тому и близко себя никак не оправдавшему идеологически сколь верно выверенному чисто блажному сценарию…
Совсем уж исключительно вовсе напрасно будет хоть как-либо попытаться всею силой и впрямь стойко удерживать за собой каждую пядь своей территории, все более и более при этом наматывая на нацистский штык кишки нашей наиболее доблестной в мире краснознаменной армии.
А между тем вплоть до того самого злосчастного момента, когда гитлеровские части и впрямь-то попросту ведь  стояли у самых стен города Москвы все также и звучали точно те визгливые окрики...
А они подчас только лишь прибавляли паники, а потому никак не из-за жесткой и крайне беспринципной дисциплины вполне еще действительно так удалось на деле отстоять Москву.
А до чего безупречно на редкость радостное это событие произошло, в том числе и потому, что в тот самый момент всех тех, кто разве что прямо вперед солдат гнать умел несколько поурезонили, а тем и дали возможность людям теорию войны вдумчиво учившим безо всяких тяжких помех делать свое ратное дело.
Ну а до тех невообразимо тяжких дней, когда враг совсем вплотную приблизился к самой воротам столицы - главным рычагом в армии был один лишь и только грозный рык штабного начальства.
А между тем при той полностью уж единственно нормальной системе командования старший военачальник сначала
выслушивает возражения нижестоящего подчиненного, а лишь затем принимает строгое и весьма ответственное решение.
Да только у товарищей большевиков все это было вовсе не так!
А как раз потому и той чисто большевистской дисциплиной
буквально все в армии тогда прямо насквозь вовсю так пропахло, словно тем еще озоном после грозы.
Смотрит комбат диким взглядом на трубку, из которой озоном на него с самой неистощимой матерной силой разом так и повеяло…
И ведь до чего невесело ему при всем том тогда сходу и доведется, затем всячески уж предаться раздумьям, а как это он теперь в глаза младших командиров своих ныне вообще еще сможет хоть как-либо посмотреть?..
Наступай тут смело, когда войска всего фронта прямиком бы пора и впрямь до чего спешно спасать от окружения грамотным, всегда как-никак сколь еще неизменно более чем строго и слаженно действующим противником…
А у нас ни порядка, ни логики в приказах сверху попросту не было и в помине, максимум кто поумнее, отрывисто, словно та еще псина до чего же отчаянно взвизгнет и взлает, действуй, мол, по обстановке, как сам знаешь, ну а слаженности действий не было попросту никакой…
А между тем при подобном раскладе грамотный и действительно хорошо всему военному делу совсем так не наспех обученный противник вполне еще может быстро и радостно (для своих войск) обнаружить все те чудовищно слабые места нашей обороны, ну а затем именно по ним всем своим гранитным кулаком и ударить…
Ну, а в данную брешь буквально сразу попрет неимоверная силища, остановить которую с боков или даже с ее неровных и рваных краев было нисколько никак при таких-то делах попросту же невозможно.
И именно те самые наиболее упорные командиры затем и оказывались, в конечном итоге, в глубоком немецком тылу, а трусы оставались в строю, поскольку сразу так они умудрялись со всех ведь ног никак нехило уж драпать, как только